Леонард Карпентер - Конан – изменник
Виллеза наклонился вперед и добавил:
– В любом случае, мы не собираемся оставаться тут долго. Либо мы скоро сумеем забить тантизиумийского зверя в его логове, либо оставим вашу землю и пойдем искать счастья где-нибудь в другом месте.
Вождь с плоским носом потянул себя за косицы, постучал по закованной в золото груди, обдумывая услышанное.
– Итак, вы уже скоро собираетесь напасть на него? И куда же мы ударим?
Поскольку остальные предводители наемников мешкали, заговорил Конан:
– Долина к востоку от Тантизиума. Богатый край. Кофиты могут позволить себе держать там, в Варете, только среднего размера гарнизон. Большая часть их отрядов отозвана для того, чтобы усилить гарнизон столицы.
В течение минуты харангийцы напряженно думали, и это было очень заметно. Затем они стали кивать друг другу.
– Да, богатый край, большая добыча, – сказал наконец сидящий посередине вождь. Он повернулся к капитанам с очень довольным видом: – Чужеземные друзья! Союз между нами может принести немало выгод и вам, и нам. Теперь касательно вашего укрепленного лагеря…
– Мы знаем, где хотели бы разбить лагерь, – прервал его Конан. – На холме Заманас.
Соратники Конана казались такими же испуганными этим неожиданным заявлением, как и вожди. С обеих сторон донесся ропот голосов. На горячий протест Виллезы Конан прошипел:
– Подумай как следует, мужик. Если они так боятся этого места, то, по крайней мере, там можно не опасаться харангийских воров или убийц, которые залезут к нам ночью в палатку и перережут нам глотки. Страх удержит их от соблазна.
Затем плосконосый повернулся к Конану:
– Вы чужие в этих горах. Вы действительно хотите разбить лагерь там… там, где издавна бродит злая сила?
Конан выпрямился и серьезно, мрачно посмотрел сквозь пламя очага на своего собеседника:
– Вожди, мы – армия, мы не так беспомощны, как банды ваших разбойников. Кроме того, мы должны быть готовы быстро наносить удары. Мы утомились от одного дневного перехода по вашим горам. Каково же это будет для кофитов? – Киммериец обхватил себя за плечи и поглядел на всех вождей по очереди. – Заманас лежит куда ближе к границе, эта местность великолепно укреплена. Сама природа позаботилась создать там хороший лагерь для нас
Главный вождь коротко посовещался со своим соседом, а затем заговорил:
– Этот выбор затрагивает интересы духов.
Только шаман может знать их волю. Идемте.
Он велел всем присутствующим встать, после чего и сам с трудом поднялся на ноги. Двое слуг поспешили помочь ему, поддерживая его с обеих сторон. Все пошли к двери и вышли из дома. Вооруженные харангийцы шли справа и слева от них.
Было еще светло, хотя нависшему небу, казалось, не терпелось смыть с себя свет зари. Харангийские женщины и дети смотрели без всякого любопытства на проходящих. Хромой старый вождь не стал садиться на коня. Он повел всю процессию по боковой улице, завернул за угол и двинулся по узенькому переулочку. Там, где заканчивалась скала, находилась одинокая деревянная хижина – единственное деревянное строение из всех, что солдаты видели здесь, в этой деревне. Это была маленькая избушка, сложенная из грубых бревен. Сквозь щели пробивался свет пылающего внутри огня. Снаружи строение было украшено черепами животных, идолищами из кости и кожи, связками корешков. Все это свисало с колышков, воткнутых в щели между бревнами. Пространство перед хижиной почернело от кострищ, которые пылали здесь когда-то, но сейчас здесь лежали только остывшие угли.
К удивлению наемников, старый вождь с седыми косицами пал на, колени перед закопченным порогом и возопил:
– Отец, о отец! О, выйди, мы умоляем тебя! Одари нас своим благословением!
При первом вопле ничто не шелохнулось внутри хижины. Но вождь продолжал взывать. При повторной просьбе в доме зашевелилась какая-то фигура, заметная на фоне пламени. Затем рваная тряпка, заменявшая дверь, отдернулась в сторону, и на пороге показался полуобнаженный человек. Нижняя часть его тела вся была закутана в темные меха. Хотя он был высохшим от старости, согнутым и морщинистым, он казался моложе того, кто именовал его «отцом». У него был только один глаз. На месте другого зияла пустая глазница. Он выступил вперед и мгновение не шевелился, внимательно разглядывая пришельцев. Воцарилось гробовое молчание. Тишину нарушали только перекаты грома над дальними холмами. Аки Вадсай прошептал Конану:
– Будь осторожен с этими харангийскими шаманами. Вот этот вынул свой правый глаз и устроил ему настоящие похороны по высшему разряду, чтобы тот мог глядеть на потусторонний мир. Он попросту отправил свой глаз жить в мире духов, вот что он сделал.
Вождь, оставаясь коленопреклоненным перед святым мужем, разразился быстрым потоком слов на местном диалекте. Вероятно, рассказывал о желании Конана. Дважды вождь поднимал руку и указывал в сторону светлого утеса, который маячил вдали над крышами деревенских домов. Конан был уверен, что он указывает в сторону того самого плато, которого здесь так боятся. Затем в середине повествования вождя шаман по-птичьи повернул голову и метнул взгляд на киммерийца. Его единственный светло-голубой глаз буквально пронзил Конана взором.
Когда вождь завершил свою речь, он с трудом поднялся на ноги и отступил назад, опустив голову, с видом величайшего почтения.
Святой человек подошел к Конану вплотную и уставился на него снизу вверх.
– Это ты тот, кто собрался приклонить ночью свою усталую голову на груди Заманаса? – Он говорил на превосходном кофийском. – Варвар с далекого севера. Неужто большие варвары боятся сверхъестественных сил меньше, чем маленькие варвары?
Конану пришлось хорошенько держать себя в руках, чтобы не шарахнуться от жутковатой близости святого человека и исходящего от него запаха.
– Я осторожно отношусь к магическим силам, старик. Не раз уже они подводили меня вплотную к смерти.
– И действительно. Твой враг, принц Тантизиума, имеет на службе могущественного волшебника, который сейчас, в это самое мгновение, подготавливает твою гибель.
Конан кивнул:
– Да, этот кхитаец Агохоф. У него власть над неживыми предметами и стихиями, из которых он лепит черт знает что. И он использует свою власть исключительно для грязных дел.
– Опасный человек. – Святой муж сощурил свой единственный голубой глаз. – Однако колдуны и раньше зачумляли Тантизиум. Отец этого принца Ивора сам был довольно способным чародеем. Должно быть, из тех, кто умел изменять форму. И гулем. До тех пор, пока его брат Страбонус не замуровал его в подземелье, ведь нужно же было как-то спасать Коф от такого позорища.
