Даниэль Зеа Рэй - Айрин (СИ)
Райвен звучно чмокнул ее с силой сжатые губы и вновь вернулся к шее. Спустя час Пенеола сидела в лохани в омовенной и думала о том, что как-то быстро она скатилась до уровня похотливого животного. Вчера. Два раза сегодня утром. Да и сейчас Райвен продолжал сверлить ее взглядом.
— Секса много не бывает! — перебил ее размышления Райвен, подливая теплой воды в ее ванную.
— Но должен же быть хоть какой-то предел?
— Пока мы голодные — предел ограничен только твоим самочувствием. Проще говоря: пока ты хочешь и можешь, я к твоим услугам.
— Самоуверенный, самовлюбленный павлин! Вот ты кто!
— А, значит, слово «ублюдок» по отношению ко мне ты уже не употребляешь? Прекрасно. Мы далеко продвинулись. Давай, спину тебе намылю.
— Себе намыль. Моя — чистая.
— Айрин… — Райвен застыл напротив нее с куском мыла в руках. — Перестань приму из себя корчить. Подставляй спину!
— Ты еще не знаешь, какой я умею быть примой! — хохотнула Пенеола и встала на ноги, поворачиваясь к нему спиной. — Райвен…
— Да, котенок…
— Извини, что исполосовала тебе спину. Я… Этого больше не повториться. Даю слово.
— Единственное, что тебе стоит сделать, так это ногти свои подстричь. Остальное я вынесу, можешь не переживать.
Пенеола взглянула на свои ноготки и хмыкнула.
— Как скажешь.
Намыленные пальцы Райвена каким-то образом опять оказались между ее ног. Пенеола отняла его руку и демонстративно села в ванную, с укором глядя на него.
— Как скажешь! — Райвен поднял обе руки в воздух и улыбнулся.
— Ну, как ребенок, честное слово!
С лица Райвена сошло все веселье. Он нахмурился и, ополоснув руки, направился к другой лохани. Зрячий молчал, пока наполнял ее, и продолжал молчать, пока мылся.
Пенеола то и дело искоса поглядывала на него. Не похоже было на наигранную обиду. Ее слова про ребенка действительно нечто затронули. Нечто, слишком личное, чтобы обсуждать это с ней. Любопытство начало снедать Пенеолу, впиваясь своими когтистыми лапами в ее голову. Она терпеть не могла, когда кто-либо пытался завести с ней задушевную беседу, вытягивая клешнями интересующую информацию. Но вот себе самой изредка позволяла использовать этот прием. Свесившись через борт деревянной ванной, она начала сверлить Райвена глазами, пытаясь прочесть его мысли.
— Зря стараешься, — устало вздохнул тот, лежа с закрытыми глазами.
— Я тренируюсь. Рано или поздно, у меня получится.
— Когда у тебя получиться прочесть меня против моей воли, я признаю, что состарился и мне пора на покой.
— Ну-да… Ты же в отцы мне годишься…
Пенеола пожалела о том, что ляпнула, сразу же после злодеяния. Райвен виду не подал, но свешенную с борта ванной ногу убрал, отворачиваясь от Пенеолы.
— Извини. Я не в том смысле, что…
— Мне — шестьдесят четыре, а тебе — двадцать шесть. Да, я вполне мог бы быть твоим отцом. Или даже дедом, при определенных обстоятельствах.
Пенеола закрыла глаза и выдохнула. Кто ее за язык тянул? Всегда так: сначала выдаст, а потом разгребает…
— Знаешь, мне кто-то говорил, что оболочка взрослеет только до возраста тридцати лет, а все остальное — лишь опыт. Тебе тридцать, Райвен. И всегда будет тридцать.
Равен повернулся и внимательно посмотрел на нее. Этот взгляд смутил Пенеолу. Слишком пристальный и серьезный. От такого его взгляда она уже стала отвыкать.
— А кто тебе это сказал? — вдруг, спросил Райвен.
— Не помню. Это важно?
— Да. Важно.
Пенеола насупилась, пытаясь вспомнить хотя бы лицо человека, который произнес эти слова, но не смогла.
— Их сказал тебе я.
Пенеола даже приподнялась в ванной, с надеждой глядя на него.
— Это ничего не значит. В твоей голове сейчас каша из реального и вымышленного.
— Скажи, а когда я вспомню, я, то есть Пенеола Кайдис, останусь?
— Конечно. Даже больше, ты будешь помнить обе свои жизни: вымышленную и реальную.
— Значит, я никуда не денусь?
— Нет, ты никуда не денешься.
Райвен наконец-то улыбнулся, и Пенеоле, вдруг, тоже стало легче.
— Не называй меня больше «ребенком», пожалуйста, — вдруг, произнес он. — Никогда.
— Хорошо. Больше не буду.
Он вновь замолчал. Пенеола была уже готова вылезать из ванной, но тут Райвен подал голос и начал говорить.
— Ты уже поняла, что я и моя сестра погибли во время взрыва на Сатрионе.
— Да, — тихо ответила Пенеола.
— За помощь беглой матриати, меня, мою сестру и ее любовницу Совет Зрячих приговорил к десятилетней ссылке на этот спутник Деревы. Беглую матриати, которой мы пытались помочь, звали Анейти, и она была моей связанной.
— Ее казнили?
— Да. Всех нас предала моя жена. Ей приказали. Точнее, ей объяснили, что если она этого не сделает, меня казнят.
— Гвен объяснил?
— Нет. Пире Савис.
— А причем здесь Пире Савис?
— Ты знаешь, что у нас с ней был роман, и что именно она помогла мне пробиться в Совет Зрячих.
— Ты не говорил, что входил в Совет Зрячих.
— Теперь говорю. Когда я и Паола стали парламентерами, необходимость в услугах Пире отпала. Мы с сестрой вступили в коалицию и собирались продвинуть на пост Главы Совета Ри Сиа — отца Кимао и Орайи. Я знал очень много секретов Гвена, и без труда мог использовать эту информацию во время предвыборной кампании. В итоге, именно Пире Савис помогла Гвену меня устранить.
— Униженная женщина, наделенная властью, — опасный враг.
— Тогда мне было наплевать на ее чувства. Назвать любовью те отношения, которые нас с ней связывали, язык не повернется. Ее извращенные пристрастия в постели зачастую шокировали меня. Но мне было весело, до поры до времени. Потом она поспособствовала тому, чтобы я привязал к себе одну из ее учениц, Анейти. Когда постоянные отчеты моей матриати перед Пире Савис меня достали, я запретил Анейти общаться с ней и порвал с Пире.
— Почему твоя матриати бежала? — спросила Пенеола, не ожидая, на самом деле, услышать ответ.
— Ты знаешь, что на беременность матриати от зрячего во Внешнем Мире требуется особое разрешение Совета?
— Впервые слышу.
— Потому что, когда матриати рожает ребенка от своего зрячего, связь между парой прерывается. Отта ведь не рассказала тебе об этом, — хмыкнул Райвен. — Совет тоже не распространяется на этот счет. Проще, когда рабы не знают о том, что у них есть путь к свободе. Вот, Анейти и нашла этот путь. Я был не против, но против была моя жена — Изаэль. Отношения у нас с ней были больше деловые, и менять что-либо в нашей жизни она не собиралась. Когда Изаэль проболталась, и вопрос о беременности Анейти всплыл, Совет ответил отказом. Я и Паола пытались убедить Анейти, что оставлять ребенка нельзя, но она не послушалась. И я ей помог. Как ни посмотри, а МВС всегда стоял особняком от Ассоциации Зрячих. Армейские связи не подвели, и мне удалось сделать так, чтобы Анейти исчезла. Через семь месяцев Гвен все-таки вызвал к себе мою жену Изаэль и объяснил ей, что если она не поможет найти мою матриати и притащить ее к нему, он даст делу о моем предательстве ход, и тогда казнят уже меня. Изаэль знала, где искать мои секреты, и нашла. Мы с Анейти общались через любовницу моей сестры Паолы. Изаэль, по собственной дурости, пошла с этой информацией к Гвену. Меня, Паолу и ее любовницу арестовали в тот же день. Обвинение: измена и укрывательство преступницы. Основной свидетель — моя жена. Приговор Совета Зрячих: ссылка на Сатрион на десять лет. За день до нашей отправки, меня доставили на один из объектов Ассоциации. Там, в зале для пыток были я, моя беременная матриати Анейти, моя жена Изаэль, Пире Савис и Роэли Гвен. Сначала убили Изаэль. Потом Анейти и ребенка. И я ничего не смог сделать. Ничего.
