Иар Эльтеррус - Темный Дар
Одно только беспокоило женщину — с первого дня пути Ургук бросал на нее исподтишка быстрые взгляды. Матроха хорошо понимала, что значат такие взгляды, помнила, как девкой была. Так же на нее тогда многие парни смотрели. Неужто понравилась? Грязная, оборваная, усталая. Кому такая нужна? Да и не хотела она мужского внимания, а уж тем более — внимания орка. Боялась клыкастых. Хоть Морт и говорил, что здесь не насильничают, все равно боялась. А что, коли подойдет сейчас, да позовет вон хоть в те кусты? Чего делать? Отказываться? А коли злобу затаит? Нет, нельзя, позовет — придется пойти. Ничего, перетерпит как-нибудь, терпела же мужа, да и наемники, проходя через деревню, как-то раз поймали, не успела в лес убежать. Не померла ведь? Нет. Противно и больно, но тут уж никуда не денешься — на то бабой уродилась. Рожать больнее было.
Орк и в самом деле подошел, и Матроха испуганно уставилась на него. Но Ургук пришел вовсе не за тем, что она подумала — он принес три миски с парящей кашей. Мальчишки тут же набросились на угощение, а женщина долго растерянно смотрела на почему-то смущенного орка, но потом все же принялась за еду — живот подвело сильно. А каша-то с мясом! Это где ж такое видано? Кормили глуховцев в дороге как на убой, они и дома редко так хорошо ели. Чаще всего болтушкой из перетертого в ступке зерна обходились — мельница далеко, да и брали за помол больно дорого. Мясо вообще раз в году видели, в день Благодарения Свету.
— Возьми вот еще сала, — орк отрезал ломоть от большого куска, пахнущего так, что рот Матрохи тут же наполнился слюной.
— Благодарствую, господине… Токо… это… оно мальцам лучшее…
— Бери, — усмехнулся Ургук. — Им еще отрежу. Сам коптил!
Он отрезал еще два толстых ломтя и протянул мальчишкам, тут же вцепившимся в них зубами — они такую роскошь редко видели.
— Хорошие у тебя мальцы, — улыбнулся орк, умиленно глядя на Михла с Сорком, вовсю наворачивающих кашу, закусывая салом. — Где отец-то?
— Наемник полгода назад зарубил… — неохотно ответила Матроха, мечтая про себя, чтобы он отвязался.
— Вдова, значится?
— Ага.
— Я тож вдовец… — вздохнул орк. — Две девки у меня малые. У батяни их оставил щас, мамка моя приглядит, чтоб не баловали. А то шебутные!
— А с женой чего случилось? — сама не зная почему, спросила Матроха, глядя на него с сочувствием. Мужику-то с детьми управиться тяжко, не то что бабе.
— Скоко ей говорил: не ходи в лес босой! — помрачнел Ургук. — Будто я ей сапог не справил! Не, ни фига! Понеслась за ягодами, морса надавить припекло. На змеюку и наступила. Утром уже холодную нашли…
Он отвернулся, смахнув непрошенную слезу. Матроха смотрела на него и не верила своим глазах — зверообразный громила оказался вовсе не грубым скотом, как она думала. Любил, видать, жену. И не бил, наверное. Хотя кто его знает, как у них тут принято. Может, и бил. А уж коли этот раз приложит, так сразу помрешь — вон, кулачище с голову Михла.
— Дварфа она у меня была, неуклюжая чуток, они все такие, — продолжил орк. — Нам на свадьбу домину здоровенный отгрохали, мы с нею хотели, чтоб детей много было, а оно вон как вышло…
— Оно бывает… — поежилась Матроха. — Ничо, найдете себе еще кого.
— Да не так-то просто оно, — обреченно махнул рукой Ургук. — Нужно ж еще, чтоб она девкам моим мамкой стала… Не кажная захотит.
— Ото было б чего бояться! — изумилась женщина. — Детей малых!
— А вот ты за меня пошла бы? — хитро прищурился орк.
— Я?! — от изумления Матроха выронила миску с остатками каши. — Ну…
— По сердцу ты мне пришлась… — смущенно буркнул Ургук. — Вот как увидал, так сразу и понял — моя!
— Так у меня ж… — показала на мальчишек ошарашенная женщина.
— И чего? — добродушно оскалился орк. — Аль я им батькой не стану? Стану и всему, чего умею, выучу. У нас нерожавших девок замуж не берут. Кто их там знает, могут аль нет? Я свою с дочкой взял — ждал, терпел, пока нагуляет. От кого — и не знал, да оно мне и не надо. А у тебя уже двое, знать, еще детишек нарожаем!
Матроха отчаянно покраснела. А потом посмотрела на Ургука другими глазами — не в кусты ведь зовет, а замуж. Одной-то на новом месте — ой, как тяжко придется с двумя мальцами! Только ж не человек он… Святой отец баял, что грех это великий — с нелюдью связываться… Только и брехни он много говорил, этот святой отец, а уж пил так, что и покойнику Броху далеко. А вдруг Ургук тоже пьет? Из огня ж, да в полымя будет…
— За ворот закладываешь? — не выдержала она.
— Чего?.. — растерялся Ургук.
— Ну это, выпиваешь? — буркнула Матроха, сообразив, что орк не понял.
— Как без этого? Коли праздник, так не выпить — грех. Всем селом собираемся, стол накрываем.
— Не каждый день?
— Да чего ж я, с дуба рухнул, что ли? — обиделся Ургук. — Какая ж работа, коли кажный день глаза заливать? У нас таких и нет почти. А коли кто начнет, так к магу сведем, тот быстро от пьянки отучит.
Женщина долго недоверчиво смотрела на него, но все же почему-то поверила, а почему — не знала и сама. Опустив глаза, она едва слышно спросила:
— Бить будешь?
— Бить? — полезли на лоб глаза орка. — Ты чего?.. Это где ж видано-то — бабу свою бить?.. Рази ж это семья?
— Брох пошти кажен день лупцевал… — окончательно смутилась Матроха. — И кулаками, и ногами, и вожжами…
— Паскуда он, твой Брох!.. — прорычал Ургук, сжимая кулаки, его желтоватые глаза горели гневом. — Знашь, у нас так с малолетства учат. Не делай никому того, чего себе не хотишь… И коли кто попробует жену бить, то его всем селом поучат. Больше не захотит!
Матроха чуть не задохнулась от его слов. Да неужто так бывает? Святой отец, помнится, говорил, что жена во власти мужа, и он может делать с ней все, что захочет. Хоть насмерть забить или голодом заморить. И такое в Глуховке порой случалось. Но бывало и наоборот — хоть того же Ивона взять. Гоняет бедного мужика его Нароха, оглоблей как-то раз отходила, а уж орет так, что уши закладывает. Матроха эту скандальную толстуху на дух не переносила. Вдова потрясла головой, избавляясь от ненужных сейчас мыслей. Надо что-то отвечать Ургуку, а что? Соглашаться? Так страшно ж — орк, как-никак, не человек вовсе. Отказывать? Еще страшнее. Как жить-то самой здесь, да еще и с двумя пацанами малыми? Все ж не так, как дома было. Все иначе. А мужик явно справный, хозяйственный, домовитый. О любви Матроха не задумывалась, отлюбила свое, «любимый» потом так избивал, что едва жива осталась. А коли Ургук бить не станет, так это ж не жизнь, а малина. Уж дом-то она обиходит, дело привычное. Только вот спать с ним…
— Ты энто, подумай пока, — встал орк. — Дело ж нешутейное, на всю жизнь оно. Как чего надумаешь, скажи. Лады?
