Александр Зорич - Сборник "Круг Земель"
Волосы на голове Элиена зашевелились. Он впервые в жизни понял, что это не поэтическая метафора. Полчища кутах по сравнению с этим порождением недр были ничем. “Ложись и войди”, – по-прежнему приглашала надпись. Даже если загадочная дверь, которой он не видит, ведет в самое сердце черной страны Октанга Урайна, Элиен был уверен, что Варнаг покажется ему Святой Землей Грем по сравнению с Хеофором.
Сын Тремгора на всякий случай обнажил меч, положил щит себе на грудь – мелькнула мысль, что именно так когда-то было принято хоронить воинов у него на родине, – и все члены его тела свободно вошли в ладные ложбины камня.
* * *Тело Элиена менялось, и рассудок не поспевал за этими изменениями, отказываясь понимать их, ибо никто из живущих не ведал подобного. Элиен весь обратился в жаркий поток расплавленного металла и устремился куда-то в гулкую пустоту по нескольким желобам перетекали на другие горы и устремлялись дальше. Остатки мертвого леса охотно запылали. Деревья занимались вмиг, от корней до голой верхушки, огонь перебрасывался с дерева на дерево, и вскоре вся котловина была полна огнем, дымом и резким запахом серы.
Твердо решив встретить смерть рядом с харренским медным воином, которого невесть какие силы забросили сюда, на проклятый Хеофор, Элиен вновь выбрался на дамбу. На четвереньках – не очень зрелищно, зато не так рискованно, как в полный рост, – он все же добрался до подножия статуи. Вода кругом бурлила от града раскаленных камней, статуя отвечала на удары обломков надсадным гулом, но все-таки стояла.
Подавленный буйством безликой стихии, которая в тысячу раз страшнее любого воплощенного врага, Элиен не сразу заметил, что сидит в небольшом углублении. Он отполз в сторону и обнаружил, что в постаменте отпечатано человеческое тело. Своеобразный барельеф наоборот.
Над головой у этого “обратного” барельефа – удивление было столь велико, что Элиен на некоторое время забыл о происходящем извержении – имелась надпись на его родном, харренском, языке. Здесь, на другом краю мира, в южном узле Знака Разрушения, он увидел и прочел три слова. Два коротких, а третье совсем коротенькое. “Ложись и войди”.
Куда лечь – было в общем-то понятно: в углубление по форме человеческого тела. А куда войти – совсем непонятно, потому что входить было некуда. Никакой двери или намека на дверь. На каменной поверхности не было ни единой трещинки.
Элиен собрался посоветоваться с раковиной, хотя услышать от нее что-либо внятное на этот раз было, наверное, невозможно, ведь, по ее мнению, Хеофора не существовало и„ значит, любые надписи, встреченные здесь, с ее точки зрения, были полнейшим абсурдом.
Но узнать мнение своей верной наушницы Элиену не довелось.
Над черной горой взбухал огненный шар. Вскоре стало ясно, что это уже не игра стихий, а нечто куда более непостижимое и ужасное. Огненный шар на вершине горы приобрел формы уродливой грушеобразной головы, сужающейся книзу. Голова была опоясана по кругу непроницаемо черными выпуклостями, в которых перепуганный Элиен вполне справедливо заподозрил глаза.
Огненные реки лавы, и прежде струившиеся то вверх, то вниз как им вздумается, повели себя совсем дико. Они вспучились, оторвались от скал и превратились в огненные щупальца, стягивающиеся к вершине черной горы, к многоокой голове.
Волосы на голове Элиена зашевелились. Он впервые в жизни понял, что это не поэтическая метафора. Полчища кутах по сравнению с этим порождением недр были ничем. “Ложись и войди”, – по-прежнему приглашала надпись. Даже если загадочная дверь, которой он не видит, ведет в самое сердце черной страны Октанга Урайна, Элиен был уверен, что Варнаг покажется ему Святой Землей Трем по сравнению с Хеофором.
Сын Тремгора на всякий случай обнажил меч, положил щит себе на грудь – мелькнула мысль, что именно так когда-то было принято хоронить воинов у него на родине, – и все члены его тела свободно вошли в ладные ложбины камня.
* * *Тело Элиена менялось, и рассудок не поспевал за этими изменениями, отказываясь понимать их, ибо никто из живущих не ведал подобного. Элиен весь обратился в жаркий поток расплавленного металла и устремился куда-то в гулкую пустоту по нескольким желобам.
Из чувств ему осталось только осязание; скольжение по этим гладким, совершенным желобам приносило ему несказанное наслаждение. Он становился текучим огнем, в его новое огромное тело входила священная сила царственной стихии, вводящей все первоэлементы в гармонию, и гармония эта пела свое торжество песней без слов.
Затем то, чем стал Элиен, разошлось по более мелким желобкам, заполнило каждый свободный наперсток нового пространства и остановилось. Он чувствовал, как уходит жар, но ему не было холодно, прохлада освежала и бодрила, и эти новые ощущения были еще прекрасней, чем ощущение огня, ибо гармония входила в свою высшую степень. А потом гладкие поверхности, с которыми он соприкасался всем своим новым телом, пошли мириадами трещин, исчезли, и Элиен вновь обрел зрение, слух, обоняние.
* * *В его руках была бронзовая секира. Он возвышался над кипящим у его ног озером; о его тело со звоном бились громадные камни; по-прежнему высоко, но уже существенно ниже, чем раньше, он увидел уродливую голову кошмарного чудовища, более всего похожего на головоногую каракатицу, каких изредка привозят из своих южных путешествий варанские вольные торговцы.
Радуясь встрече со своим грандиозным собратом, головоног-страх, обитатель потусторонней запредельности Элиенова сердца, подступился к его душе с ледяными лезвиями– ужаса.
Элиен не понял, куда он вошел, но было ясно, где он вышел. Он стал бронзовым воином, и у него не было другого выхода, кроме как уничтожить огненного спрута, чьи щупальца уже потянулись к нему. Сын Тремгора осторожно шевельнул пальцами на руках и своими новыми рубиновыми глазами узрел, как здоровенные бронзовые бревна, покоившиеся доселе на рукояти топора, пришли в движение.
Осмелев, он сделал шаг в сторону, ступив на дамбу, заваленную обломками скал. Под его ногой, как сухие хлебные крошки, хрустнули валуны размером с теленка. “Такой башней можно передавить всех герверитов, как тараканов”, – с удовольствием подумал Элиен, свыкаясь с ролью великана.
Оставаться в центре озера ему больше не хотелось. Он опасался, что у того действительно может не оказаться дна. Обидно утонуть такому большому. Надо было идти к берегу – благо теперь это были каких-то пять-шесть шагов.
