Анна Мистунина - Искупление
Сегодня — никакая. Сильная Кати скривила губы в тонкой, почти змеиной улыбке. Еще не сейчас. Может быть, завтра.
Огромную кровать — вздумай Кати взять пару любовников-дикарей, осталось бы место еще и третьему — отделял занавес с вышитыми алым кленовыми листьями. Кати отдернула тяжелую ткань, и дверь сразу приоткрылась. Светловолосая голова заглянула в спальню, исчезла, потом двери открылись полностью, пропуская двух молоденьких девушек и Тагрию.
— Карий сказал, тебе понадобится помощь, чтобы понять, что здесь и как, — сообщила она вместо приветствия. — Я тебе помогу.
Странная заботливость для мужчины, восемь лет последовательно истреблявшего магов, среди которых была и Кати. Впрочем, подумала она через мгновение, — Тагрия нужна хотя бы затем, чтобы юные прислужницы не умерли от страха перед колдуньей.
— Мне казалось, ты тоже здесь впервые.
Тагрия фыркнула:
— Здесь все то же самое, только больше. В замке же я привыкла.
— Разумно. Что я должна делать сейчас?
— Встать, конечно. Тебе подадут умыться, потом оденут и уложат волосы… ой.
— Верно, — улыбнулась Кати. — Уверяю тебя, я отлично справлюсь сама.
Тагрия моргнула и, подумав немного, отправила девушек за дверь. Те послушались, обдав Кати на прощание путанной смесью страха, любопытства и сожаления. Неловко умываясь над тазом, она сказала:
— Вчера ты показалась мне напуганной.
— Ох, это из-за императора, — Тагрия подала ей полотенце, — он…
— Он? — подбодрила Кати.
— Ну, он император!
Великолепно. Другого ответа она, вероятно, не получит.
— Да, это, конечно же, все объясняет.
Тагрия виновато улыбнулась, но возражать не стала.
Кати испытала облегчение, узнав, что императора во дворце нет. Переданные им извинения звучали изящно и в меру дружелюбно: из них следовало, что император отсутствует по делам армии, кои задержат его до вечера, и выражает надежду, что Сильная Кати ни в чем не испытает неудобств. Верховный жрец тоже не показывался, чему Кати нисколько не огорчалась. Весь день она провела в обществе Тагрии, окруженная неослабным интересом обитателей дворца. Истинная роль большинства из них оставалось загадкой. Тагрия отозвалась о них так:
— Болтуны, — и презрительно сморщила нос. — Не все, конечно. Те, у кого лица поважней. Проку от них никакого, а без них никак. У магов таких разве нет?
Ее собственное треугольное личико оставалось спокойным под напором чужого любопытства и надменности и хмурилось, когда речь заходила о принце. Кати ответила:
— Нет. У нас каждый приносит пользу, насколько он способен, если не как маг, то как работник. Чем выше положение, тем выше и ответственность. Безделье не просто недопустимо — невозможно, в особенности для наделенных властью. Эти люди — чему они обязаны своим положением?
— Чему… — Тагрия пожала плечами. — Они такими родились. Знатными. Их никто не спрашивал.
— И безразлично, если они окажутся круглыми дураками, а девочка из низов вашего общества — умницей и прирожденным магом?
Тагрия покраснела:
— Ну… да.
— Дикари, — подытожила Кати с печалью. — Вы так примитивны, что кажетесь нежизнеспособными, и вы заполняете землю, а мы исчезаем. Хотела бы я знать, почему.
Они сидели вдвоем на изящной кованой скамье под сенью цветущих кустов в дворцовом саду, и громоздкая тень башни медленно наползала, отмечая движение солнца. Впереди, у каменной чаши фонтана, чьи струи взлетали и рассыпались серебристым дождем, прохаживались сизые с зеленым отливом голуби. Кроме нет-нет да поднимавшейся над головами птичьей ругани, ничто не тревожило тишины, ничто не указывало на присутствие молчаливых теней-жрецов за деревьями по другую сторону от фонтана, ни на трех затаившихся в кустах азартных молодцев из дворцовой братии. Кати делала вид, что не замечает ни тех, ни других. Молодцы и вправду считали себя незамеченными, жрецы, разумеется — нет.
— Я не хочу, чтобы вы исчезали, — жалобно призналась Тагрия. — И чтобы нас убивали, тоже не хочу. Разве нельзя так сделать, чтобы все просто жили?
«Мы хотим просто жить», — сказала однажды Зита. И поплатилась — слишком жестоко.
— Не знаю, девочка моя. Иногда мне кажется, что можно. Чаще — что нет.
И если нет, если у двух народов нет будущего, тогда месть останется единственным утешением Сильной Кати. Этого у нее уже не отнять.
Амон с каждым часом удалялся к востоку, и в том же направлении спешил его сын. Кати не следила за ними магией, чтобы не тратить без необходимости Силу, но чувствовала, как увеличивается расстояние и как вместе с ним приближается развязка. Тонкие линии возможностей сошлись в одной, дрожащей, подобно жилке на горле и ждущей своего часа. Страх и беспокойство покинули Кати, осталось лишь чуть окрашенное печалью ожидание. Еще оставалось время свернуть, изменить судьбу, но Кати больше не хотела ничего менять.
Ожидание стало теперь основным занятием не только для нее. Встречая императора и его неизменных советников-жрецов — в просторных помещениях дворца, в обеденной зале, на советах, куда ее приглашали не то из вежливости, не то в надежде на какое-нибудь полезное проявление Силы, — Кати видела в них то же скомканное терпение, с каким, бывает, замирает лес перед неминуемой уже грозой. Дворцовая жизнь текла своим чередом: шли приемы и советы, приходили и уходили лощено-изящные сановники и невозмутимые, загрубевшие в боях войсковые командиры. Предстоящий поход был главным источником тревог и разговоров, и колдунья, вдруг сменившая лагерь, постепенно отошла на второй план. В конце концов, у них уже был брат-принц; одним больше, одним меньше, лишь бы не путалась под ногами, когда люди заняты настоящим делом. Кати такое отношение вполне устраивало.
По просьбе Верховного жреца она провела несколько занятий со старшими из его подчиненных, разъясняя, как действуют некоторые заклятия и как удобнее им противостоять. Эти люди удивляли ее снова и снова. Твердо верящие в недопустимость колдовства, они с готовностью впитывали знания, чтобы затем передать, в обработанном, правда, виде, вниз по цепочке иерархии, где их запомнят и пустят в ход, при этом ни на шаг не отступив от положений дикарской веры. Их неприязнь, спокойная и осознанная, ничуть не мешала ни Кати, чье каждое слово жадно ловилось и записывалось, ни им самим. На фоне общей беспорядочности дикарской жизни их целостность была подобна глотку свежего воздуха.
В день, когда маги начали выпускать существ, Кати несколько часов просидела, закрывшись в отведенных ей комнатах и стараясь разглядеть хоть что-то сквозь плотную магическую завесу. Структура этой завесы была слишком сложной для одного; в переплетении заклятий читались почерки Норна и Лэйна так же, как и Амона. Совет Сильных объединил усилия против одного из своих членов — грустное признание, без которого Кати предпочла бы обойтись.
