Софья Ролдугина - Белая тетрадь
Но откуда тогда кровь везде?
Пребывая в состоянии глубокого шока, я машинально поглаживала спутанные пряди. Через несколько долгих — минут? часов? — всхлипы перешли в бессвязное жалобное бормотание.
— … следил, охранял… всегда, каждый день… а стоило отвернуться — и сбежала. Думала о глупостях, а я пустил на самотек, и… Никого нет, совсем никого, только дождь один… пытался услышать, найти, и не мог. Тишина… потерялась опять, как тогда, не усмотрел, идиот … и дождь кругом… вещи тоже пропали, и понял — сбежала… дура, поверила в какую-то чушь про жертвы… Найду — дурь выбью… а потом уже и найти не надеялся… — голос сел, отказываясь повиноваться хозяину. — И вдруг… почуял. Страх, и отчаяние, и обреченность… Летел, как безумный, боялся, что не успею… А потом заглянул в глаза… а там ни одной мысли, страх только… И проучил… сорвался… Голод, приступ… нет, я виноват. Сам.
Он замолчал на минуту, а когда продолжил, то голос уже не срывался, а слова легко слетали одно за другим, как бусины на нитке.
— Я не сразу понял, что натворил. А когда понял… Обращать тебя я не имел права, да и не приходилось мне прежде этого делать, — князь виновато улыбнулся. Сейчас он лежал на спине, затылком у меня на коленях. Ни в голосе, ни на лице не осталось ни следа отчаянной истерики. Только эта дрожь мокрых, слипшихся ресниц… — Осталось только одно — «одолжить» тебе свои регены… свою кровь, если проще. И надеяться, что этого будет достаточно, чтобы вылечить травмы.
Воцарилась неловкая тишина. Максимилиан разглядывал меня сквозь опущенные ресницы, я механически водила пальцами по гладкой мерцающей коже. Которая начинала теплеть.
Бездна. Немного не вовремя.
— Прости, Ксиль. Я тоже хороша… Глупостей натворила много, — когда мне становилось неловко, я всегда начинала просить прощения, даже если вины не чувствовала. А сейчас Ксилю было настолько плохо, что извинения шли из самого сердца. — Я уже не раз пожалела, что сбежала. Ну, отдал бы ты меня стражу за возможность пройти, какая разница, все равно я там же очутилась…
— Стоп, стоп, стоп! — князь резко сел, заглядывая мне в глаза. Я попыталась отвернуться, но Максимилиан обхватил ладонями лицо и четко, почти по слогам произнес: — Я не собирался отдавать тебя стражу, и четко объяснил. Или недостаточно четко, — добавил он с сомнением и капельку сконфуженно.
О… Ну и поворот…
— Но я заглянула в память матерей… — растерянно пробормотала я.
— И что тебе поведали уважаемые предки? — голос князя был обманчиво мягким. Я окончательно смутилась.
— Э-э… За проход чужак заплатит кровью. Будет выбор между путем и спутником… А что-то не так?
— Не так, — вздохнул Максимилиан, отпуская наконец мое лицо. Не то чтобы я возражала против его ладоней… Опять я не о том думаю… — Не так абсолютно все. Во-первых, я никогда не слышал о выборе между путем и спутником. Во-вторых, ты не чужак, и жизни твоей ничего не угрожало. И в-третьих… Неужели ты думаешь, что я бы пожертвовал тобой? Ты — мой входной билет в Замок-на-Холмах, Найта.
Я не знала, что сказать на это. Слова были простыми и немного обидными — «билет», как же… Но вот интонации… Так не говорят о чем-то безразличном или просто полезном. А вот о дорогом, о важном…
Или я опять занимаюсь самообманом? Где он, князь — и где я?
— Мне повезло, что ты меня нашел. Спасибо, — выдавила я из себя и отвернулась, ощущая себя крайне неловко.
Максимилиан дернулся, как от пощечины.
— «Повезло»? «Спасибо»? — губы у него дрожали. — Это за что? За то, что я едва тебя убил?
— Убил? Громкое слово, — я не могла отвести от него взгляда, будто зачарованная. Наверное, если бы у меня что-нибудь болело, и воспоминания не походили на удивительно четкий сон, я бы разозлилась. Но трудно, невозможно винить того, кому плохо, если тебе — хорошо. — Все в порядке. Голод, адреналин после сражения… Я понимаю. И все ведь обошлось?
— Обошлось… чудом, — от хриплого, сбивчивого шепота по спине пробежали мурашки. — Я до сих пор не могу поверить, что ты жива. Ты простишь меня? Я должен тебе так много…
Я зажмурилась, крепко-крепко, до боли, изгоняя из головы посторонние мысли. Глубоко вдохнула, пытаясь отстраниться от пряного запаха, от жара, исходящего от пылающей кожи… Ну, кто додумался назвать тебя «ледышкой», Ксиль… У тебя же угли внутри…
Чуткие пальцы запрокинули лицо, заставляя вглядываться в бездонную тьму его глаз. Шепот, такой тихий, что сначала мне кажется, что я ослышалась:
— Я должен тебе так много… Как мне выплатить этот долг?
С этим головокружением определенно надо что-то делать…
— Я не понимаю тебя. О чем ты говоришь, Ксиль?
Пронзительный синий взгляд предельно серьезен.
— Ты вправе просить все, что пожелаешь. Я исполню все… Чего ты хочешь?
В горле мгновенно пересохло.
— Всё? — глупо переспросила я, пытаясь справиться с разбегающимися мыслями. Какие же горячие у него руки… Не о том думаю, не о том…
Князь мягко улыбнулся. В темно-синей глубине вспыхнули озорные серебряные искры.
— Ну почему же не о том… Желание ничем не хуже других…
Как ни странно, последняя фраза подействовала отрезвляюще. Что еще за желание? Я же ничего не говорила…
Дура я дура! Он же эмпат! Мне вовсе не обязательно говорить что-то, чтобы он услышал. А если учесть, о чем я думала в последние несколько минут… Я отпрянула в сторону, стремительно краснея. Князь снисходительно наблюдал за моими попытками побороть смущение, не торопясь размыкать объятия.
— Ксиль… — наконец выдавила я. — Что бы ты не прочитал в моей бедной контуженной голове… В общем, забудь, ладно? Это все… подсознательное.
Он вздохнул и отстранился.
— Начнем с того, что я «читал» не в голове, а в сердце. Впрочем, неважно, — Ксиль рассеянно взлохматил себе волосы и улыбнулся… как-то потерянно, что ли? — Я спросил тебя о желаниях, не потому, что хотел вогнать в краску. Просто я действительно чувствую себя виноватым, понимаешь? — я кивнула. — Я хочу искупить… бездна, слова какие-то дурацкие… То есть… просто скажи мне, чего ты хочешь, — он усмехнулся. — Сознательно.
— Я хочу домой, — вырвалось у меня против воли. — Знаю, что это невозможно… Забудь.
— А серьезно?
В сердце мелькнула идиотская надежда.
— Я хочу засыпать в твои сны. Можно? — робко поинтересовалась я.
Он улыбнулся.
— Как пожелаешь… Хоть каждую ночь.
Максимилиан поднялся на ноги и протянул мне руку.
— Пойдем, ребенок. Вот уж точно, неиспорченное существо…