Марина Дяченко - Пещера
– Вы знаете, – испуганный женский голос, на ум приходит слово «курица». – Вы знаете, тут такое дело… ее нет.
– Когда она будет?
Снова пауза.
– Вы знаете… неизвестно.
Новые новости.
– Она что, уволилась? – спросил он насмешливо, ему даже показалось, что это удачная шутка.
Пауза… Ну удивительно заторможенная дамочка сидит сегодня на телефоне господина Раздолбежа.
– Вы знаете…
– Не знаю! Когда можно перезвонить?..
Пауза.
– Вы знаете… Она заболела.
Ну почему бы сразу об этом не сказать?!
Не прощаясь, он повесил трубку. По памяти набрал домашний номер Нимробец; «алло», сказала женщина с похожим на Павлин, но куда более властным голосом. Сестра.
– Будьте любезны, позовите Павлу.
Пауза.
Они что, сговорились?!
– А кто ее спрашивает?
У Павлиной сестры было обыкновение задавать ненужные вопросы.
– Это Раман Кович, – сказал он устало.
– К сожалению, Павла больна, – сказала эта женщина сухим и одновременно траурным голосом.
– Она что, не может взять трубку?
– Она в больнице, – на этот раз в голосе собеседницы скользнула укоризна.
Теперь осекся Раман. И ему почему-то сразу померещился призрак серой машины, вылетающей из-за угла. Ее сбили?!
– Что с ней случилось?
– Она больна, – повторила женщина строго.
– Да что у нее, елки-палки, за болезнь?!
Пауза. Женщина о чем-то раздумывает. Долго, надо сказать.
– Вы – господин режиссер Кович?
– Да, – заверил он так кротко, как мог.
– У Павлы острое расстройство психики. Доктор говорит, что в последнее время среди молодежи… к сожалению, достаточно часто.
– У Павлы острое расстройство психики?!
– К сожалению, – Раману показалось, что он видит, как женщина на том конце провода поджимает губы. Ей самой тягостно и грустно – а тут еще лезут с расспросами бестактные режиссеры…
– В КАКОЙ она больнице?
Пауза.
– В клинике… при центре психологической реабилитации.
Так.
– Спасибо… У вас есть телефон ее врача?
Собеседница снова поджала губы. Наверняка.
– К сожалению… Видите ли, это достаточно интимный вопрос. Перезвоните через несколько дней – возможно, я смогу сказать вам что-нибудь новое…
– Телефон врача у вас есть или нет?!
– Есть, – отозвалась дама с достоинством. – Но я, простите, ближайшая родственница Павлы… А вы, к сожалению…
Раман хотел бросить трубку – но удержался. Возможно, добрые отношения с этой женщиной ему еще пригодятся.
Следующие пять минут ушли у него на тупое разглядывание столешницы; мысль о том, что Павла заболела, почему-то не желала укладываться в рамки здравого смысла. То есть никаких рациональных объяснений своим сомнениям Раман не находил, но интуиция – а он привык доверять интуиции – желчно смеялась в ответ на заявление о Павлиной болезни.
Или?..
Серая машина – вот что вертится на краю сознания и не дает покоя. Серая машина, кинувшаяся на Павлу из-за угла… Все ее страхи, какие-то повешенные на фонарных столбах, вся эта чертовщина…
Заглянула с какой-то просьбой секретарша – он строгим голосом велел ей обратиться позже. Позвонили из Отдела искусств при Совете, пригласили на совещание – Раман пообещал явиться, заранее зная, что никуда не пойдет. Тем более, что в Отделе искусств он не сыщет ни одного нужного в такой ситуации человека…
Хорошо, что связи его не ограничиваются Отделом искусств.
Выудив из ящика стола потрепанную записную книжку, он некоторое время раздумывал, сортируя имена и прилагающиеся к ним телефоны; потом набрал один, не самый короткий, но и не особенно длинный.
– А-а-а, Раман? Как дела, нужна помощь?
Обладатель этого жизнерадостного голоса облачен был достаточной властью, чтобы позволить себе полное пренебрежение нормами этикета.
– Мне хотелось бы узнать номер телефона, – сказал Раман без предисловий. – Одного человека из центра психологической реабилитации. Такого парня по имени Тритан Тодин.
– Хм, – удивленно сказала трубка. – Этот парень, между прочим, сокоординатор Познающей Главы.
Кович присвистнул:
– Лет сорока, чернявый, с таким голосом, как бас-труба?
– Он самый.
– Я очень хочу ему позвонить. Пригласить, так сказать, на премьеру.
– Хм, – раздумчиво сказала трубка. – Тогда и меня, что ли, пригласи… Что ж. Записывай…
Телефонных номеров было штук десять. Половина из них не отвечала, половина пятью разными голосами сообщила Раману, что с господином Тодином сейчас связаться невозможно.
– Это Раман Кович, – повторил он пять раз с упорством, достойным лучшего применения. – Будьте любезны передать господину Тодину, что с ним хотел говорить режиссер Раман Кович…
Все пять милых голосов прекрасно знали, кто такой Раман, и горячо пообещали сделать все возможное, чтобы и господин Тодин узнал о его звонке.
Собственно, это все, что Раман может сейчас предпринять.
За вечно распахнутыми окнами кабинета весна сменялась летом; томик пьес Вечного Драматурга Скроя, удобно устроившийся во внутреннем кармане пиджака, прожигал Раману бок. Надо ехать домой, надо взять чистую бумагу и карандаш, надо сосредоточиться, прикинуть, расписать…
На лестничной площадке курила девочка из массовки. Увидела Рамана, улыбнулась дважды – первый раз скромно, второй раз кокетливо. Милое, чистое лицо, тонкие длинные ножки, рассыпчатые кудри, полнейшая радость жизни – глупенькая, зато какая заразительная…
– Вы неплохо работали сегодня утром, – сказал он, задержав шаг.
Девочка покраснела и хлопнула ресницами:
– Я старалась…
– Старайтесь и дальше, – он поднял палец, как иллюстрация из нравоучительной детской книжки. – Возможно, скоро у вас появится роль побольше, только придется очень много работать… Таков наш тяжкий хлеб – работа, работа, еще раз работа!..
Девочка сияла. Назидательный палец Рамана затек; он опустил руку, кивнул облагодетельствованной им лапушке и двинулся по лестнице вниз.
Как мало надо человеку… как мало надо для полного счастья юной девочке из массовки. И какой он, Раман Кович, угрюмый, озабоченный и старый.
* * *Представление о времени она потеряла сразу же.
Лечащий врач, доктор Барис, оказался высоким сутулым человеком с профессионально доброжелательной усмешкой. Процедуры, призванные вернуть Павле ее пострадавший рассудок, не требовали, оказывается, Павлиного соучастия, и потому ее на второй же минуте погрузили в полусон. Ощущение было гадкое – Павла будто плавала в жгучей жидкости, пыталась и не могла открыть глаза, ей казалось, что доктора хотят отрезать ей ногу. Обязательно отрезать ногу, а она беспомощна и не может остановить их…
