Дем Михайлов - Ледяное проклятье
— Фуф… — устало выдохнул я и начал объяснять то, что мне самому казалось прописной истиной. — Лени, ты же помнишь, как меня корежило в судорогах у церкви? А если ты прав? Может, я и в самом деле перевертыш — хотя слышу это слово второй раз в жизни. Первый раз от Рикара, теперь — от тебя.
— Бабки ими пугают. Тварь, мол, есть такая подлая. Убьет путника одинокого, сожрет до последней косточки и его облик примет. Да не только с виду человеком казаться будет, но и память его к нему перейдет и, что убиенный помнил, то и тварь узнает, — тихо произнес Лени. — Потому старухи и наказывают: если, мол, человек в лесу пропадет, а потом дней через десять объявится, то его в дом допускать нельзя. Сначала в церковь отвести надо, пусть помолится, дым Раймены вдохнет, со священником побеседует. Ежели ничего не случится, потом уж и до дому пускать можно, чист он. А ежели перевертышем окажется, то на святое место ступить ему Создатель не дозволит, вмиг его погань на свет явит и нам укажет.
— Вот оно как, — удивленно качнул я головой и продолжил его мысль: — Сам видишь, все сходится. Церковь меня не приняла, едва жив остался. Так, может, я и есть перевертыш. Потому и прошу меня ударить мечом. Если я настоящий, то и вреда ты мне не причинишь — клятва крови остановит. А если удар пройдет, то уж бей дальше, не останавливайся. Значит, перевертыш перед тобой, в поселение пробраться да зло там учинить только и мечтающий.
Крайне неохотно вытащив из поясной петли топор, Лени пробормотал:
— Господин, но если сами велите себя бить — значит, вы и есть настоящий. Не перевертыш.
— А если я сам об этом не знаю? — сузил я глаза. — Что я перевертыш? Бей!
— Да, господин, — уныло кивнул рыжий и, подняв топор для удара, шагнул ко мне.
Не успел он сделать второго шага, как я вспомнил об упущенных деталях своего плана, и, зло чертыхнувшись, завопил:
— Стой, Лени, не подходи!
В глазу рыжего плеснулась тревога, но он покорно остановился.
— Из лука стреляй, — облегченно выдохнув, велел я и кивнул на щупальца. — А то ты меня ударишь, а щупальца обидятся. И еще кое о чем забыли: ниргалы, Лени не трогать! Приказ!
Покосившись на хаотичное сплетение щупалец над моей головой и на мрачные фигуры стоящих позади меня ниргалов, Лени сразу повеселел. Понял, что остановил я его не из страха разоблачения, а из заботы за его жизнь. Впрочем, снять со спины лук и наложить на тетиву стрелу ему это знание не помешало.
Взглянув на смотрящий мне в лицо наконечник стрелы, я невольно сглотнул, а затем все же пересилил себя и разрешающе кивнул. Я боялся. Боялся не смерти от стрелы друга, а самого того факта, что клятва крови может не сработать. Тогда останется только довести спутников до поселения, а самому уйти, чтобы больше никогда не вернуться.
Развить свои мрачные мысли дальше я не успел — звонко загудела спущенная тетива, и я инстинктивно зажмурился в ожидании удара в лицо. В трех шагах от меня что-то с шумом грохнулось в снег, и тут же раздался сдавленный хрип:
— Гос-сподин, прос-стите м-меня…
Поспешно открыв глаза, я узрел дергающегося в судорогах Лени с непонятно почему расплывающейся улыбкой на лице. Улыбкой сквозь слезы боли и хрипы.
— Лени, я прощаю тебя! — заторопившись, крикнул я, и рыжий облегченно расслабился, бездумно смотря вверх, на виднеющееся между скалистых отрогов Подковы солнце.
Клятва действует! Во всяком случае я — это я и никто иной! Чувствуя, как дрожат колени, я постарался скрыть рвущееся наружу веселье и буркнул:
— Вставай давай, чего разлегся на снегу?
— Сейчас встану, господин, — все еще хриплым, но уже куда более веселым голосом отозвался Лени. — Я же говорил! Я верил!
— Вот и ладно, — отозвался я, вертясь на месте. — А где Тикса?!
Гном исчез бесследно. То-то я думал, как же это он сумел удержаться и не влезть в наш разговор. Ему это несвойственно.
— Там. — Рыжий с натугой сел и, поправляя одной рукой повязку, другой ткнул в сторону. — Со скалой целуется. Как мы со сгархов слезли, так он сумки с камнями своими на землю стащил, да сразу к стене ущелья и кинулся со всех ног. Ровно ошпаренный мчался.
Бросив взгляд в указанном направлении, я с трудом различил маленькую фигурку гнома — настолько он прижался, приник к холодному камню. Еще и руки раскинул в стороны, словно пытался обнять всю Подкову. Потому сразу и не заметил его — серая меховая одежда была почти незаметна на темной фоне гранита. Слишком занятый своим непонятным делом, гном благополучно пропустил все произошедшие события мимо своего внимания.
— Тикса! — зло рявкнул я. — Чего ты к стене прилип? Примерз, что ли? А ну живо иди сюда!
Вздрогнув от моего голоса, гном отлип наконец от стены и поспешил к нам со смущенной улыбкой на бородатой физиономии.
Дождавшись, пока он подойдет поближе, я сурово поинтересовался:
— И что ты там делал?
— Как что? — вроде как даже поразился Тикса моему глупому вопросу. — С наш камень, с наш дом здороваться! Он соскучиться, я соскучиться!
— А-а-а, — протянул я. — Понимаю. Так бы сразу и сказал: отойду, с домом, мол, поздороваться надо. Ладно, давайте двигаться. Нам и правда пора домой.
Подхватив одну из двух сумок с камнями, я закинул ее на плечо и решительно зашагал в глубину ущелья. Остальные потянулись за мной.
— С камнем здоровался? — не выдержал шагающий за мной рыжий и, простуженно шмыгнув, язвительно спросил: — И что он тебе сказал?
— Здравствуй сказать! — не остался в долгу Тикса. — Еще сказать: ты, рижий, глупый и дурной! Вот! Так и сказать!
— Я, рыжий, глупый и дурной? — завопил Лени, и от его крика по нависшему над нами ущелью пошло эхо. — Ах ты хмырь коротконогий! Я тебе покажу «камень сказать»!
Прислушиваясь к вспыхнувшей перепалке, я лишь усмехнулся и покачал головой. Оба устали до изнеможения, едва переставляют ноги, но все одно продолжают свой вечный спор. Вмешиваться я не собирался.
Да и мысли мои были заняты совсем другим: я думал о том, как встретят меня дома в новом обличье…
* * *Стена. Мой дом.
Я стоял в двух шагах от защитной стены поселения. Задрав голову, я шарил глазами по кромке стены, и мною овладевала глухая тоска: я не видел стражников, ни одного.
Когда мы открыто подходили к поселению, я видел человеческие следы, снег был утоптан, покрыт сухими ветками, травинками, замерзшими каплями крови и клочками шерсти. И это наполнило меня надеждой. Люди ходили за дровами, охотились и носили в поселение охапки травы для лошадей. Все говорило о том, что поселение выжило за время моего отсутствия и продолжает бороться. Стена оставалась на месте — неповрежденная, все такая мрачная и неприступная на вид. В небо поднимался дымок от кухонной печи — знать, Нилиена с кухарками готовят ужин.
