Лякмунт - Терминатор
– Ответь мне, ты – благородной крови?
Вспомнив смутные семейные легенды, я с легким сердцем подтвердил, что да, определенно благородной, можно сказать, дворянин, и услышал знакомый каркающий смех. Пришла в голову мысль, что смех Петрова мне никогда не нравился, но так неприятно он не смеялся никогда.
– Отлично, – прокаркал Ричард, – это значит, что не придется искать, на чем тебя повесить – в округе всё равно нет деревьев. Из-за твоего высокого происхождения не будет нарушением приличий, если я отрублю тебе голову.
Я почувствовал нарастающее беспокойство. Согласно моему плану, Ричард уже должен был приступить к вопросам, уточняющим чудесные свойства Грааля. Чтобы ввести нашу беседу в правильное русло, пришлось рассказать злобному королю, что лет через восемьсот мы с ним сделаемся большими друзьями, а рубить мне голову никакого смысла нет, поскольку я – это не я, а собственная копия, которая всё равно через пару часов исчезнет.
– Ну и отлично, – покладисто согласился Ричард, – если ты говоришь правду, то через восемьсот лет я попрошу у тебя прощения, а пока можешь начинать молиться своему богу – скоро ты с ним встретишься.
Что-то не так, испугано подумал я, нужно постараться отвлечь короля от нехороших мыслей. Самое время поговорить про моральный облик участника крестового похода. Я откашлялся и убедительным тоном произнес:
– А тебе не кажется недостойным рыцаря и христианина казнить парламентария?
– Ты не парламентарий, ты – пленный, причем пленный лживый, а главное – нищий, – брезгливо заявил Ричард.
– Разве можно казнить безоружных пленных? – приводя этот довод, я сомневался, что он произведет впечатление на Ричарда и – не ошибся:
– Четыре года назад под Акрой, на виду у сарацин, я убил почти три тысячи связанных пленных, за которых не заплатили выкуп, – поделился приятными воспоминаниями Ричард и позвал стражу.
В этот момент к огромному моему облегчению треклятое эйдетическое восприятие приказало долго жить, и последующие сцены я не переживал заново, а припоминал, как нечто случившееся давно и частично забытое.
Голову мне рубили на мясницкой колоде, которую отчего-то до сих пор не сожгли, что удивительно, учитывая, что в войске были серьезные сложности, как с мясом, так и с топливом. Поглядеть на экзекуцию собралось совсем не много зрителей, с полсотни человек. Ричард Львиное Сердце, король Англии и защитник Гроба Господня, на казнь не явился – наверное, не ожидал увидеть ничего нового для себя. Предполагаю, что топор был острым, но всё равно было очень больно. Из интересного могу добавить, что, подтверждая распространенное мнение, глаза продолжают смотреть и видеть некоторое время после того, как голова казненного отделяется от туловища. Во всяком случае, именно так случилось с моей.
Я выключил диктофон, ощупал шею и, убедившись, что голова на месте, подошел к бару и налил полный фужер водки, который тут же выпил большими глотками, а затем снова потрогал шею. Наполнив фужер снова, я вернулся к компьютеру и сел на кресло – мне было о чем поразмышлять.
Глава X
– Здравствуй, Эйчжи, – голос, окликнувший старика, не принадлежал ни мужчине, ни женщине, ни ребенку и был напрочь лишен человеческих интонаций. Строго говоря он не был человеческим голосом – всего лишь набор звуков, напоминающих посвисты и чирикание разной высоты и продолжительности, но старый монах отчетливо понимал каждое слово.
– Здравствуй, Джонс, – приветливо отозвался старик, – а я всё думаю, каким голосом ты будешь говорить со мной на этот раз. Из неиспользованных вариантов у тебя оставались старуха и девочка, но ты предпочел птичий язык.
– Честно говоря, я не имел в виду язык птиц, мне хотелось намекнуть на свистящего робота из одного старого фильма.
– «Звездные войны», – вспомнил старик, – припоминаю, там была какая-то обаятельная кастрюля на колесиках. У тебя довольно похоже получается.
– Эйчжи, в Сансару вошел третий мир, мир голодных духов, как ты его назвал, – торжественно прочирикал гость.
– Я это видел, – подтвердил старик, – три мира теперь связаны бесконечными тонкими нитями. Кстати, нити и вправду напоминают грибницу. Скажи, что изменилось для жителей трех миров Сансары?
– Пока ничего. Разве что, перерождения идут уже в трех мирах, но едва ли кто-то, кроме меня, может это оценить. Я ожидаю больших изменений лишь после того, как четвертый мир сделается частью меня.
Наконец наступил день премьеры. Сегодня, в двадцать один час тридцать минут по московскому времени, первая серия российского блокбастера с непритязательным названием «Артур» должна выйти на телеэкраны страны. Одновременно с российской премьерой в этот же день состоятся показы в сопредельных странах, в которых значительная часть населения говорит на русском. Фильм не будет прерываться рекламой и даст возможность публике без помех оценить наше творение. Аналитики предсказали, что в первый вечер у нас будет около десяти миллионов зрителей, а вторая серия должна собрать у телевизоров не менее тридцати – первые десять миллионов, преисполнившись восхищением, подгонят к мерцающим экранам своих родственников, друзей и коллег.
Забавно, что наша труппа в этот день, вместо того чтобы пудрить носики и переживать, продолжала съемки – в последний момент наш гениальный режиссер, отсмотрев смонтированную последнюю серию, назвал нехорошим словом завершающий эпизод и заставил меня внести изменения в сценарий. Мне-то что – мне не жалко. За ночь я переписал всю концовку. Получилось гениально. Кто не верит – пусть сам спросит у режиссера. К слову о режиссере, обеспечив должный настрой актеров, он уехал в телестудию, оставив съемки на администратора фильма – смелое и нетрадиционное решение, еще одно проявление его неоспоримой оригинальности!
Я валялся у себя в номере и смотрел телевизор, механически переключаясь с канала на канал. Уже трижды солидные и уважаемые люди, специалисты по культуре и кинематографу, успели рассказать мне о нашем фильме. В щедрых панегириках большая часть похвал получили отчего-то не режиссура, сценарий или игра актеров, а бюджет сериала. В хорошо поставленных голосах телевизионных голов звучала обоснованная гордость за страну.
За пять минут до начала премьеры я спустился в зал. Вся честнáя компания, за исключением гениального режиссера, была уже в сборе и с интересом смотрела в телевизор, где диктор, навязчивый мужчина с лошадиной фамилией, в прямом эфире беседовал с нашим отсутствующим предводителем. Я поморщился – ведущий мне очень не нравился; наверное, в этом было что-то личное. Несколько лет назад я во всеуслышание заявил, что этот телевизионщик является образцом ведущего – дает, не перебивая, высказаться умным людям, а свое неинтересное мнение по обсуждаемому вопросу выражает лишь средствами мимики. Словно услышав меня, буквально на следующий день, работник голубого экрана просто распоясался. Он обрывал собеседника, очень достойного человека, своими неумными замечаниями, стремясь завершить за него начатую фразу. Приглашенный некоторое время пытался сопротивляться и донести до аудитории то, что он собирался сказать изначально, но вскоре оставил свои попытки. В результате оба участника беседы выглядели полными идиотами. Теперь, когда я вижу на экране человека с лошадиной фамилией, тут же переключаюсь на другой канал, не пытаясь определить, беседует ли он с кандидатом в президенты, изобретателем вечного двигателя или с Элвисом Пресли – я знаю, что мой интерес к гостю телестудии никогда не превысит неприязни к ведущему.
