Леонард Карпентер - В стране Черного Лотоса
Но пока что путешественники еще не пересекли границы Вендии. Дорога извивалась среди рисовых полей, залитых водой. Бесчисленные дамбы и запруды заставляли каждую каплю воды в дельте тысячи раз отработать на полях по пути к заливу. На каждом участке были видны несколько человеческих фигурок — селяне с женами и детьми обрабатывали посевы, стоя по колено в воде и согнувшись чуть не вдвое. Единственным прикрытием от солнца служили им широченные соломенные шляпы. Провожая взглядами скрипящий и дребезжащий армейский фургон, ни один селянин не поприветствовал путников, не выразил своего почтения поклоном… Они просто смотрели вслед фургону с немым неприятием чужаков в глазах.
— Хорошо, что скоро все это окажется позади. — Конан выглянул из-за плеча кучера-вендийца и наткнулся взглядом на сопровождавший фургон эскорт — пять всадников с самим тарифом Джафаром на белом скакуне во главе.
— Далеко не каждый так называемый боевой офицер оказывается действительно готовым к настоящему бою с серьезным противником, будь то в строю или один на один, — издалека начал киммериец. — Ничего, скоро мы выедем из этой страны, где за каждым кустом сидит чей-нибудь шпион или просто добровольный доносчик, а там начнется пустынная глухая местность.
— Ты хочешь вызвать его… — начал Юма, но Конан оборвал его жестом, выразительно поглядев на кучера.
И хотя в начале поездки тот всячески извинялся, что, кроме родного, вендийского, он понимает только несколько слов на ломаном, корявом наречии, используемом во всех туранских колониях, Конан не решался в его присутствии обсуждать с Юмой свои секреты на туранском, единственном общем для обоих приятелей языке. На всякий случай киммериец решил подстраховаться.
— Наш возница, — громко и четко продекламировал он, — не человек, а кусок слоновьего дерьма, впрочем, изрядно подросший. Слон опорожнил желудок прямо в колыбельку. И мамаша, безусловно слабоумная, вырастила это дерьмо, нянча его, как ребенка.
Кучер даже не обернулся, не пошевелил плечами. Ни один мускул его не дрогнул. Стало ясно, что по-турански он и вправду ни в зуб ногой.
— Значит, ты хочешь драться с тарифом? — Юма внимательно посмотрел на кавалерийский эскорт. — А как же его охрана?
— Да, я вызову его, как только мы скроемся из глаз непрошеных свидетелей. Когда он откажется, а ты сам понимаешь, что так и будет, я сообщу ему все свои обвинения и все равно убью его. Охранники — старые волки. Они понимают, что такое честная дуэль, и не станут вмешиваться. А если что, я оставлю их тебе.
— Премного благодарен за оказанное доверие. — Юма окинул взглядом пейзаж, становящийся все более диким, лишенным признаков человеческой деятельности. — А ты уверен, что именно Джафар отдал тот убийственный приказ?
— Да. Он состряпал липовые донесения, действуя по наводке какого-то высшего чина — генерала Аболхассана. Капитан Мурад, конечно, поступил как продажный пес, но раньше он всегда был честным боевым офицером. И он ни за что не стал бы разбрасываться жизнями туранских солдат, выполняя чью-то прихоть. — Конан покачал головой. — Невероятно, но вся эта бойня была, оказывается, затеяна только для того, чтобы уничтожить меня, причем более-менее правдоподобно!
Юма кивнул, не выразив удивления:
— Помнишь, как я предупреждал тебя о том, насколько опасное дело — быть героем? Теперь сам видишь. Да, кстати, меня ведь отпустили с тобой совершенно неожиданно. Похоже, что и моя смерть кому-то понадобилась. Наверняка по дороге на нас готовят покушение.
— Да, и причем на обоих. Кто знает, может быть, Сария оказалась права, оставшись дома. Да, как не хватает Бабрака — или рядом, или там, в форте, защищающего твою спину или твоих близких.
Немного помолчав, отдавая дань уважения мертвым, Юма вернулся к разговору:
— Знаешь, что еще меня волнует в связи с этим подстроенным побоищем? Как ты думаешь, что делал этот проклятый Моджурна так близко к контролируемой нами территории? — Юма нахмурился. — Когда мы нашли его в тот раз, он спустился в далекий, заброшенный храм из еще более дальнего убежища в горах. И сделал он это ради какого-то ритуала, включавшего в себя, помимо прочих прелестей, еще и человеческие жертвоприношения. Так, спрашивается, чего ради он приперся почти под самые стены форта Шинандар? Что он на этот раз затеял?
Конан задумчиво произнес:
— Юма. Я должен тебе сказать… Я кое-что узнал о Моджурне… понимаешь, я не уверен, но… тогда я именно так подумал… В общем, я ведь не мог убить его, рука не поднялась… а сколько ребят из-за этого полегло…
— Да будет тебе, киммериец, — решительно успокоил его Юма. — Знаешь, скольких заколдованных волшебниками людей я видел в своей жизни. Иногда даже ничтожное заклятие не проходит месяцами. Так что ничего стыдного в этом нет… Подожди-ка, а это еще что за птицы?
С этими словами Юма ткнул пальцем в цепочку всадников, пробиравшихся, блестя доспехами, по заболоченному полю к дороге. Их было семеро. Их доспехи были старыми железками местного производства, редко встречавшимися в стране, наводненной новейшим туранским оружием и снаряжением. Над передним всадником развивалось черно-желтое, под цвет тигриной шкуры, полосатое знамя вендийских мятежников. Лошади с трудом пробирались по болотистой почве.
Вскоре группа разделилась. Три всадника остались стоять поперек дороги, а четверо веером направились к фургону.
— Пусть Тарим сделает меня евнухом, если это мятежники, — сказал Конан, вынимая ятаган из ножен. — Я еще не видел ни одного из них, кто мог бы себе позволить роскошь носить доспехи. А уж о том, чтобы сесть верхом на лошадь, и речи быть не может. Ты только посмотри, как грамотно они организовали нападение. Неужели из-за этого деревца в горшке? Ну-ка, приятель, — перейдя на колониальное наречие, обратился Конан к вознице, — не гони своих кляч. Разверни фургон поперек дороги, чтобы преградить им путь. Отлично. А теперь береги свою башку!
Кучер не заставил себя долго упрашивать и, юркнув в фургон, забился под одну из лавок.
Нападающие через несколько мгновений доскакали до фургона, где Конан и Юма встретили их — один с ятаганом, а другой — с большим топором на длинной ручке. Послышались столь привычные друзьям звуки боя: цокот копыт, воинственные крики, звон оружия, лошадиный храп…
Всадники, широко рассыпавшись по дороге, вступили в бой и тотчас же поняли, что высота и твердость крыши фургона дает защищающимся большое преимущество. Первый всадник был выбит из седла смертельным ударом топора Юмы, второго обработал ятаганом киммериец. Один из нападавших попытался перескочить на крышу фургона, но был сброшен на землю двумя одновременными и одинаково сильными пинками. Тем временем командир нападавших, сначала остававшийся в стороне от боя, перегруппировал своих людей для нового нападения.
