Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – эрцгерцог
Охрана обоза предупредительно выехала навстречу, выставив копья, но признала Адского Пса и почтительно расступилась, а нам отсалютовала поднятым оружием.
Телеги составлены плотно, да еще и скреплены цепями, настоящий гуситский лагерь, никакая конница не прорвет такую оборону. Пришлось ехать по узкому проходу, потом свернуть и долго ехать в обратном направлении.
Так повторилось несколько раз, прежде чем я увидел простую деревенскую телегу, перед нею сидит Бобик с высунутым языком, а Дреслер все в том же старом потертом халате расположился в телеге на пучке соломы и с огромным удовольствием пожирает мед в сотах, чавкает, облизывает пальцы.
На голове широкая потрепанная шляпа, защищающая от солнца, спина согнута до горбатости, даже через халат проступают острые позвонки, весь он сосредоточился на своем занятии так, что даже не заметил, как сверху упала тень.
Мои всадники смотрели на него с недоумением, а сэр Макдугал проворчал:
— Такой великий мудрец… и наслаждается весьма низменным?
Дреслер покосился в его сторону с веселым недоумением.
— Благородный лорд, — сказал он подчеркнуто смиренно, — в самом деле уверен, что пчелы строят свои соты только для дураков?
Сэр Макдугал недовольно хрюкнул, выпрямился и грозно посмотрел по сторонам, но рыцари отворачивались, пряча улыбки.
— Ладно, — проворчал он, — но чавкать зачем?
— Для усиления вкуса, — объяснил Дреслер мирно. — Вы не замечали, когда чавкаешь, еда вкуснее?
Рыцари заинтересовались, но сэр Макдугал выпрямился еще больше, в голосе его прозвучало не просто достоинство, а величие:
— Мужчина не должен наслаждаться едой! Это грех, близкий к чревоугодию.
— Я простолюдин, — ответил Дреслер кротко. — У меня почти нет других радостей. Я ж не скачу на взмыленном коне и не рублю людёв насмерть…
— Это видно, — буркнул сэр Макдугал с непередаваемым презрением. — Ваша светлость, вы хотите это существо взять с нами?
Я посмотрел весело на Дреслера, подмигнул.
— А что, Дреслер, рассказать ему, сколько сотен нежити ты истребил за одни сутки, сколько вурдалаков и оборотней превратил в пепел? Как одним движением длани рассеивал толпы загораживающих дорогу огров? А как вбивал в землю горных великанов?
Дреслер пробормотал с укором:
— Ваша светлость… как можно? У меня не так много осталось радостей. Пусть ваш благородный рыцарь покичится полным и полнейшим превосходством над стариком.
Макдугал нахмурился, но чуть подал коня назад, все-таки устыдился, а Дреслер смотрел на него и вообще на мир спокойно и с отцовской любовью.
— А может быть, — спросил я с интересом, — пожирание меда в сотах тоже магия?.. вернее, запасание магии? Хотя я думал, что для колдовства нужно что-то… помассивнее.
Он поднял голову, всмотрелся в меня затуманенными глазами. На губах проступила бледная улыбка.
— Вам виднее, молодой герой…
— Спасибо, — ответил я.
— За что? — спросил он.
— За героя, — напомнил я.
Он сказал медленно:
— Герои бывают на разных сторонах Добра и Зла. Вы на какой?
Я буркнул недовольно:
— А ты какого ответа ждал?
Он криво ухмыльнулся.
— Да вдруг кто-то честно скажет, что вот он на той стороне?
— Пора бы уже знать, — сказал я назидательно, — всякий уверен, что именно он на этой стороне, что белая или светлая, а также сторона добра, справедливости и еще чего-то, а противники — на той, где все в коричневом.
— Спасибо за пояснение, — сказал он так кротко, что я не уловил язвительности, хотя наверняка где-то кроется. — Вы прям такой мудрый, ваша светлость! Ничему не учились, а уже всех учите…
Теперь насмешка была ощутимее, я буркнул недовольно:
— Откуда ты знаешь, чему я учился, а чему нет?.. Другой сто лет учится, а дурак дураком.
Он посмотрел на меня снизу вверх с интересом.
— Мудро молвите, ваша светлость.
Я отмахнулся.
— Ладно-ладно, не язви. Как вижу, сэр Вильярд дорожит тобой и прячет в середине обоза.
Он сдвинул плечами.
— Как и принцессу Алонсию. Даже Боудеррию. Он считает себя ответственным за нас.
— Ну, Боудеррии на месте не сидится, уже ввязывается в разные приключения…
— Я не Боудеррия, — заметил он, — если вы улавливаете разницу.
— Не язви, — сказал я добродушно. — Разве ты не говорил Вильярду, что сам готовился к тому походу за Камнем Яшмовой Молнии уже давно?
Он спокойно кивнул.
— Конечно.
— А он?
— Резонно ответил, что я так мог готовиться еще тысячу лет, если бы не явился он и не вовлек в ту авантюру. А раз так, то он и отвечает за нас всех.
Я подумал, кивнул.
— Постараюсь, чтобы ваше с Алонсией неустройство закончилось как можно быстрее. Мы уже прошли земли десятков крупных племен и сотни мелких. Места прекрасные, близко от Брабанта. Я уже предлагал земли сэру Вильярду во владение. Это не подарок, он сражался очень хорошо и… заслужил. Все видели, как он прорубился в центре и захватил знамя полевого вождя варваров. Если уговорите его принять, то сможешь играться с магией в более… благоприятном месте, чем обоз.
Он усмехнулся.
— А уж как рада будет леди Алонсия… Но вы прибыли не за тем, чтобы сообщить такие приятные новости?
Я покачал головой.
— Нет, но если есть возможность сказать хорошее, надо говорить это сразу. Сперва. А так я хотел проконсультироваться с тобой. Как с боевым магом.
Он отшатнулся.
— Я? Боевой маг? Не шутите так… Я как раз самый мирный на свете исследователь старинных заклинаний.
— А кто прорубил дорогу через орды нечисти на пути к Камню Яшмовой Молнии?
Сэр Макдугал и вся команда моментально насторожились, а Дреслер пожал плечами.
— Печальная необходимость, ваша светлость. Я без необходимости и мухи не обижу. Можно было бы пройти без этого, мы бы прошли как можно тише. У вас и посильнее меня есть маги.
Я с досадой отмахнулся.
— Насчет посильнее не знаю. Но никто из них не смог бы сделать то, что проделал для Вильярда ты. Так что своей майордомьей властью велю тебе оставить пока свои медовые соты. Или возьми с собой, я не против. Поедешь со мной.
Он со вздохом отложил миску.
— И что я должен делать?
— Не знаю, — ответил я откровенно. — Думаешь, я готов? Опасность подкралась с той стороны, откуда не ожидали. Я даже не решаюсь говорить о ней военачальникам. Даже самые отважные часто отступают перед колдовством.
Он посмотрел на меня с хмурым интересом.
— А мне, значит, сказать можно? Я не запаникую?
