Владимир Ленский - Проклятие сумерек
Эмери спустился к гостю в нижнюю гостиную, предложил легкий завтрак и разведенного вина.
– Когда собираешься во дворец? – осведомился он.
– Дай хоть дух перевести, – взмолился Маргофрон. – Дорога была не из легких, а тут еще такое приключение прямо у самой столицы… Еле ноги унес.
Эмери нахмурился.
– На тебя что, напали?
– Ох… – вздохнул Маргофрон.
Он уже собрался было начать повествование, как вдруг наверху послышалась шумная возня. Маргофрон побледнел. Краска отхлынула от его лица, точно океанская волна, а затем вернулась, да так мощно, что даже слезы выступили на глазах у толстяка. Эмери никогда в жизни не видел, чтобы человек так пугался простого шума.
– Что с тобой? – спросил он у гостя участливо. – Похоже, тебе и впрямь досталось. Но я просто не могу поверить, чтобы поблизости от столицы орудовали какие-то грабители…
– Если бы грабители… – вздохнул Маргофрон. – А что там у тебя наверху?
– Полагаю, мой брат свалился с кровати. Сейчас он заберется обратно в постель и проспит до обеда.
– У тебя есть брат?
– Младший, – кратко ответил Эмери. – А ты ведь не знал, что нас двое?
Маргофрон опустил глаза и бессловесно зашлепал губами. Потом пробормотал:
– «Двое»… Я вот все думаю, что это может означать?
Он погрузился в тревожное воспоминание, и глаза у него остекленели.
Эмери хотел было подать какую-нибудь отрезвляющую реплику, которая позволила бы гостю вернуть беседу в нормальное русло, как вдруг из дверей послышался голос:
– Между прочим, никто не падал с кровати. Это лампа разбилась. Скажи Фоллону, пусть приберет. Масло разлилось.
На пороге стоял Ренье, растрепанный, в белой рубахе до колен, босой.
– Что за вид! – вскинулся Эмери. – У нас гость… Маргофрон, познакомься: мой младший брат Ренье.
– Младшему, кстати, тридцать четыре года, так что не такой уж он и младший, – заметил Ренье. – А когда этому тридцатипятилетнему старцу стукнет сто один, разница в возрасте у нас вообще сотрется.
– Очень приятно, – сказал Маргофрон и вытер лицо платком.
Ренье уселся в свободное кресло, схватил кувшин и отпил сразу половину. Глаза его весело заблестели.
Толстяк моргал, переводя взгляд с одного брата на другого. Потом с облегчением рассмеялся.
– Фу ты, – выговорил он, – вы так похожи, что мне вдруг показалось, будто я учился в Академии с вами обоими…
– Ну что вы, – возразил Ренье преспокойно, – я ни в каких Академиях не обучался. Сидел себе в имении нашей бабушки и щипал крепостных девок за упругие зады. И в этом полезном занятии провел лучшие годы моей юности.
– Вам можно позавидовать, – сказал Маргофрон весьма учтиво.
Ренье весело моргнул брату и снова взялся за кувшин.
– Иди оденься, – прошипел Эмери.
– Да ладно тебе… Так что с вами случилось по дороге, уважаемый?
– Я видел привидение! – выпалил Маргофрон. И быстро добавил: – Умоляю вас, не смейтесь! Если бы вы оказались на моем месте, вам было бы не до смеха.
– И где оно подстерегло вас? – осведомился Ренье. – Расскажите нам все. Мы верим в привидения и не станем смеяться.
– В таверне «Сердце и гвоздь». Неподалеку от столицы. Хорошая таверна, превосходный хозяин…
Он говорил и говорил, подбадриваемый сочувственными взглядами слушателей. Ни старший брат, ни младший действительно даже не улыбнулись. Особенно – младший; он утратил всю свою веселость и выглядел очень серьезным.
Когда Маргофрон перешел к бессвязным речам призрака, Ренье насторожился.
– Вы не могли бы в точности вспомнить все то, что он говорил?
– Вот вспомнилось, будто он кричал – «их двое, их двое»… Кого двое? Убийц? Может быть, этого парня убили на постоялом дворе? Какие-то двое… И еще он искал письмо, – добавил Маргофрон. – Жуткая история.
– Я приготовил для тебя одну из моих гостиных, – помолчав, обратился к гостю Эмери. – Переоденься. Фоллон поможет тебе умыться. После обеда отправишься во дворец. Получить заказ у дворцовых мастериц – большая удача, Маргофрон.
– Я благодарен тебе, – пробормотал толстяк. – Проклятье, я вовсе не так желал бы тебя поблагодарить! Как-нибудь шумно, от души! А сейчас я способен лишь бубнить под нос да вздыхать.
– Ничего, мне совершенно понятна вся мощь твоей благодарности, – заверил его Эмери. – Ты отважный человек, Маргофрон. Помнишь, как ты сорвал колпак с головы экзекутора?
Среди студентов Академии Коммарши существовал дурацкий обычай: обзаводиться предметами одежды и обихода таких почтенных горожан, как экзекуторы, гробовщики или стражники. Изобретательности молодых людей из Академии не было границ, а выходка Маргофрона, который совершил настоящий бандитский налет, навек осталась в анналах.
– При том, что я всегда был жутким трусом! – захохотал Маргофрон. – До сих пор не понимаю, как это мне удалось!
– На тебя нашло, – сказал Эмери. – Вот в чем дело. Просто накатило. Вдохновение – вот как это называется. У каждого человека хотя бы раз в жизни случается острый приступ вдохновения.
– Тебе видней. – Маргофрон простодушно улыбнулся. – Ты ведь сочиняешь музыку. Небось, испытываешь вдохновение постоянно.
– Это мое естественное состояние, – сказал Эмери, морщась и почесывая кончик носа. – Поэтому я не воспринимаю его так остро. В определенном смысле я даже завидую тебе.
– Понимаю, – сказал Маргофрон и окончательно приободрился.
В приподнятом состоянии духа он отправился во дворец. Мастерицы приняли его совсем не так, как он опасался. Никакой спеси, никаких «придворных манер». Девушки держались очень просто.
Некоторое время Маргофрон и мастерицы с огромным удовольствием разбирали атласную тесьму, резные пуговицы, шитые вставки для одежды и со знанием дела обсуждали детали. А потом Маргофрон рассказал им свою историю о привидении.
И тут явилась королева. Сама королева! А он разливался, как распоследний подмастерье, желающий понравиться девчонкам, и употреблял – жутко вспомнить! – совершенно простонародные выражения, как привык изъясняться у себя в лавке.
Ее величество оказалась чрезвычайно добра. Даже протянула ему руку для поцелуя. И обещала подарить что-нибудь для дочерей Маргофрона. Есть от чего хлопнуться в обморок – второй раз за одни сутки.
* * *
За обедом Эскива как ни в чем не бывало вкушала суп с большим аппетитом. Гайфье исподтишка наблюдал за сестрой: не переменилось ли ее настроение. Эскива заметила это, отложила ложку и сказала:
– А, любезный брат, все ждешь, чтобы я поперхнулась насмерть и умерла?
От этих слов Гайфье поперхнулся сам. Эскива не без удовольствия наблюдала за тем, как брат, побагровев, кашляет в салфетку, а затем невозмутимо добавила:
