Андрей Басирин - Убить Ланселота
– И вам добрый, господин Глинниус. Рад познакомиться с вами.
Голем мягко опустил Истессо на землю. Завертел бесформенной головой:
– Это что такое? Узники для Базилиска?
– Так точно, сударь, – в один голос отозвались Ганхель и Пампфель. – Они, сударики.
Господин Глинниус выпрямился. Скрестил по-наполеоновски лапищи на груди:
– Так не пойдет, – растрескались в холодном воздухе слова. – Господин Базилиск, увы. Не может смотреть. На женщин – о! Исчадья ада порочны!
– Это как же? – всполошились стражники. – Почему?
– Романы тому виной. Любовной полны интриги. – Глиняный палец назидательно поднялся к потолку. – Сосуды опасной… – В голове голема заскрежетало, Глинниус искал слово. И нашел: -…скверны. Немедля ведите отсель. Кого Вседержитель Господь. Назначил вместилищем рока.
Стражники переглянулись.
– Глинниус, дружище, – медоточивым голосом начал Ганхель. – Я дам тебе два бочонка масла. Нет три. Ведь не можем мы увести узниц обратно? У нас отчетность. Герцог нас за это не похвалит.
– Прискорбный ответ даю. Бессилен, увы, бессилен!
Голем протянул Ганхелю гигантскую лапищу. В ладони лежала стопка книг. Хоакин мельком пробежал взглядом по корешкам: «Роковая страсть», «Анжелика – маркиза ангелов», «Винченцо-тюльпан».
– Профос головы нам поотрывает, – обреченно переглянулись стражники.
И Ганхель добавил:
– Но ничего. Придется дам того… обратно. Прощайтесь еще раз. И не ревите, сударыня, в мире много отличных парней. Я, например.
Второй раз Хоакину пришлось прощаться с Лизой. Затем он шепнул Маггаре несколько ободряющих слов, погладил по спинке Инцери.
– А ну без слез! – прикрикнул он. – Я же бессмертен.
– Вот только Базилиск об этом не знает, – отозвалась Инцери, насупившись.
– Ничего, это ненадолго. Ждите, к исходу дня я вас разыщу.
– Хок, ты обещаешь?
Голем притопнул нетерпеливо:
– Время уже истекло. Пора, пора, пора!
Хоакин отстранился от Лизы и отправился в темноту, вслед за големом.
«Женщина с белокурой копной волос, которая находилась в другой карете, произвела сущий фурор. Она только что приехала с мужем в розовом платье, отделанном белыми лилиями.
Они даже не успели открыть дверцу, как граф Эдуард обошел карету и поцеловал ее в открытое окно. Нисколько не стесняясь краски смущения, вспыхнувшей на скуластых женских щечках»
Голос, доносившийся из полумрака пещеры, мог принадлежать равно мужчине и женщине, ребенку и Старику. Привычки, приобретенные в детстве, сильны. Василиск читал вслух, старательно проговаривая фразы.
«Белокурая дама обольстительно улыбнулась. О, у нее есть поклонники! Дверца распахнулась; граф Эдуард встал на одно колено и подхватил ее – воздушную невесомую, парящую в своей грациозности».
Голем посторонился, пропуская Хоакина вперед.
– Подойди ближе, узник, – скрежетнул он. – Базилиск плохо видит.
Хоакин решительно шагнул вперед. Как и логово Бахамота, Камению наполнял пульсирующий багровый свет. На каменных плитах, словно на диване, разлегся зверь великий. Гигантская узорчатая ящерица о шести лапах – с цыплячьей головой, с кровавыми шпорами на лапах.
За толстыми линзами очков прятались вполне человеческие глаза.
– Подойдите поближе, друг мой, – ласково попросил Базилиск. – Любили ли вы когда-нибудь? Я обожаю все, что связано с этой человеческой эмоцией. Быть может, расскажете о своих переживаниях? Были в вашей жизни белокурые женщины с мужьями в розовых платьях?
Чудище помахало толстой книжкой и продолжило:
– Вы благородных кровей? Быть может, вы бастард? О, как я хочу встретить родственную душу! Бастарда. Сам я не уверен, но думаю, что происхождение мое способно вызывать зависть. Оно под покровом тайны… быть может, в роду моем были боги? Или титаны.
Хоакин с интересом рассматривал чудище. Бедняга Бахамот проигрывал Базилиску по всем статьям. Судя по размерам, доннельфамский зверь питался быками.
– Господин Базилиск, – сказал Истессо. – Совершенно случайно я знаю тайну вашего рождения. Хотите, я вам расскажу?
Такого поворота событий зверь не ожидал.
– Разве? – заерзал он. – Подумайте хорошенько. Быть может, вы стали жертвой низкого обмана? Вы доверяете источникам, из которых почерпнули эту тайну?
– Безоговорочно. Я узнал вашу историю на лекции в университете Града Града. Наши профессора рассказывали…
Хищная морда подалась вперед:
– Это все ложь! Ложь! Молчите, сударь!
– Но почему? Петух и жаба, совокупившись…
Очки полетели в сторону. Брызнуло стекло.
– Ложжжшшшшь!
От капель слюны задымился камень. Близорукие лизки зверя великого уставились на стрелка почти в упор. Беспомощные, слезящиеся, в алых прожилках.
Хоакин почувствовал, как невыносимо запершило в горле. Страшно захотелось чихнуть. Он попытался двинуться – и не смог. Ноги застыли, окаменение поднималось все выше и выше, захватило грудь, горло.
– Мерзский лжец! Лжеэ-э-эц!
Стрелок дернулся, раз, другой. Желанного чиха так и не получилось.
Глава 9
ВЕЗДЕ ДОМА
Страница зашелестела и перевернулась. Белые поля.
Совершенно белые. На этом записи в книге обрывались.
Хоакин удивленно посмотрел на Маггару.
– Я здесь ни при чем, – покачала головой фея. – Так оно и было.
– Но ведь я-то жив?
– Как видишь.
Хоакин поднялся на ноги. Вокруг бушевало летнее лесное разноцветье: кружились бабочки, трещали кузнечики, ветер доносил запахи цветущего иван-чая. Совершенно не верилось, что он мог погибнуть в логовище Базилиска. В Камении, окруженной садом застывших фигур.
– Кто же оставил эти записи?
– Думаю, господин Глинниус. На бумаге он выражает свои мысли куда лучше, чем вслух. Да и к канцелярской работе привычен. Если хочешь, мы у него спросим.
– Он здесь? В лесу?
– Ты удивишься, Хоакин. Кого здесь только нет!
Фея вспорхнула и умчалась в сторону леса. Хоакин отправился следом за ней.
Едва заметная тропка вилась средь травы. Стрелок брел бездумно, наслаждаясь солнцем и свободой. Последний раз он чихнул не так давно. Экзамен в Граде Града был еще свеж в его памяти. Лица старых маразматиков-профессоров, двойной зрачок в глазу Бизоатона. И несвобода.
– Жил зверь великий под горой, —
донес ветер до Хоакина обрывки мелодии.
Девиц по деревням пугал.
И сам король ему порой
Слал дань. Как пленник, как слуга.
Куда идти? – скажи, мой друг.
И где придусь я ко двору?
Голос этот стрелок узнал. Узнал, хоть и не слышал до того ни разу. Пела Лиза, кашеварничая у лесного очага:
