Роб Макгрегор - Индиана Джонс и Заклятие единорога
– Садись же, Мейра, – окликнул ее мужской голос изнутри.
Наклонившись, она скользнула в машину, навстречу сиянию черных глаз Диего.
– Я не знала, что это ты, уже тревожиться начала.
Мейра испытала облегчение, но бдительности не утратила. Подавшись вперед, Диего обнял ее и чмокнул в щеку. Мейра на приветствие ответила, но млеть в объятьях не стала. Теперь она больше не любовница, а деловой партнер Диего. И не следует об этом забывать.
Одет он как всегда безупречно и распространяет вокруг себя аромат дорогого одеколона.
– Все будет прекрасно, просто прекрасно, – он улыбнулся, и родинка на щеке чуть сморщилась. – Забудь о тревогах и расскажи мне о своих приключениях. Я хочу услышать все, от начала и до конца.
Но забыть о своих тревогах Мейра не могла – во всяком случае, пока не могла.
– Тебе известен человек по имени Роланд Уолкотт?
– Кто-кто?
– Отвечай! Вы знакомы?
– Даже не слыхал о таком. Будь добра, расскажи мне о нем.
Встретившись с ним глазами, Мейра попыталась отыскать во взгляде Диего намек на коварство.
– Надеюсь, ты говоришь мне правду. Потому что если нет…
– Мейра, чем ты так огорчена? Что он тебе сделал?
Она откинулась на спинку сиденья. С Уолкоттом покончено. Все это не играет больше никакой роли.
– Ничего. Абсолютно ничего. – Погладив ладонями полированную поверхность лежащего на коленях футляра из тикового дерева, Мейра бросила взгляд на блестящую черную тросточку Кальдероне, прислоненную к дверце. – Диего, я привезла нечто такое, что тебе захочется отшвырнуть свою тросточку прочь. Погоди, сам увидишь.
* * *
Самолет уже кружил над Римом, и Маркус Броуди не отрывался от окна.
– Славно, что ты все-таки улучил возможность присоединиться ко мне. Это будет весьма интересный симпозиум, Инди.
– Я ничуть в этом не сомневался, – безучастно откликнулся Инди, блуждавший мыслями где-то далеко.
Прошла лишь половина лета, и притом препаршивого. Впрочем, надо благодарить судьбу, что удалось остаться в живых. Агуила в тот же день отыскал Инди и Шеннона, лежавших без чувств под скалой, и выходил их. Оставив флягу с горьким чаем, он велел им оставаться на месте, а часов через пять прибыли блюстители порядка и вывезли обоих из каньона. Их положили в больницу в Блендинге, но выписали на следующий же день. Доктор, осматривавший их, заявил, что Инди и Шеннон пребывают в прекрасном здравии, если учесть полученные ими травмы. Но услышав о чае Агуилы, врач лишь расхохотался и сказал, что тоже не прочь лечить своих пациентов чаем, будь такое возможно. После выписки из больницы Шеннон объявил об окончании так называемого «отпуска» и вернулся в Лос-Анджелес, а Инди направился на Восточное побережье.
Приехав в Нью-Йорк, Инди не был настроен даже в общих чертах рассказывать Маркусу о своих приключениях, но тот подступал с расспросами, и тогда Инди вместо ответа дал ему дневник Мейры. После этого вся история мало-помалу выплыла на свет – жестокая правда о том, что его любовь с Мейрой оказалась фикцией; эта девушка воспользовалась им в своих целях и бросила, посчитав мертвым.
Ощутив, в каком подавленном состоянии духа прибыл Инди, Броуди убедил своего юного друга составить ему компанию в поездке на симпозиум, чтобы выбросить из головы бедственные события на Юго-западе. Инди неохотно согласился. Быть может, Маркус прав, и путешествие пойдет на пользу. Но подсознательно Инди ни на секунду не забывал, что Мейра тоже может оказаться в Риме. Впрочем, он вовсе не собирался ничего предпринимать по этому поводу. Вероятность встречи настолько мала, что Инди даже не дал себе труда задуматься, как надо реагировать.
Трехмоторный самолет коснулся беговой дорожки, и Броуди расслабился впервые с тех пор, как самолет взлетел в Лондоне, где начинался второй этап их путешествия до Италии.
– Инди, я тут хотел тебе кое в чем признаться, только ждал, когда мы прибудем на место.
– И в чем же? – насторожился Инди.
– Ну, по-моему, тебе следует знать, что в списке приглашенных на завтрашний прием значится и Диего Кальдероне.
– Что?! Вы же сказали, что там не будет никаких политиков! Ни фашистов, ни коммунистов, ни…
– Тс-с-с, не так громко, – озираясь по сторонам, пробормотал Броуди. – Следует тебе знать, что род Кальдероне пользуется славой щедрых меценатов. Его просто не могли упустить из виду, как, скажем, заместителя премьер-министра по вопросам культуры. Вечером будут представлены и тот, и другой.
– Ах, Маркус! Почему же вы не сказали об этом раньше?
– Не хотел, чтобы ты кипятился из-за этого всю дорогу, ломая голову, что делать, если там покажется Мейра.
– Мейра?! А по-вашему, такое возможно?
– Не знаю, но, право же, было бы занятно, если бы Кальдероне прибыл и с ней, и с жезлом.
Ответ Маркуса пробудил в душе Инди наихудшие опасения.
– Маркус, а вы не имеете никакого отношения к приглашению Кальдероне?
– Я-то? Ну, это еще не все. Мне просто невыносимо было видеть, как ты неприкаянно слоняешься из угла в угол, пытаясь выбросить из головы жезл и Мейру.
– Ладно, слушаю. И что же вы сделали?
– Не только я сделал, но и ты сделаешь.
Тут дверь самолета распахнули, и пассажиры приготовились выходить. А минуты через три, ступая вместе с Маркусом на взлетную дорожку, Инди увидел предстоящий визит в Рим совершенно в новом свете.
* * *
На улице еще не стемнело, когда Инди пересек пьяцца делла Република, направляясь на вечерний прием по поводу открытия Симпозиума о будущем Древнего Рима, немного постояв у фонтана в центре площади, украшенного скульптурной группой: пышная бронзовая дама борется с морскими чудищами среди переливов и журчания водяных струй. При этом сражающиеся ничуть не встревожены и беззаботно улыбаются. «Достойный пример для подражания», – подумал Инди и легкой походкой зашагал прочь.
Путь его лежал вдоль античного фасада церкви Санта Мария делья Анжели, примыкавшей к площади. Оправляться на прием пока рановато, поэтому Инди решил зайти в церковь, заранее зная, что увидит – он бывал здесь несколько раз во время предыдущих визитов в Рим. Но эта церковь до сих пор казалась ему архитектурным курьезом, поскольку была выстроена на месте древних публичных бань.
Войдя внутрь, он оглядел ряд исполинских колонн из красного гранита, каждая более пяти футов в диаметре и почти пятидесяти футов в высоту. Колонны сохранились в неизменном виде от здания Диоклетиановых бань – колоссальной постройки, возведенной около трехсотого года нашей эры, крупнейшей из древних бань. В средине шестнадцатого столетия Микеланджело преобразовал центральный зал в базилику храма. Для Инди больше ни одно здание в городе настолько ярко не воплощало в себе величия античного Рима.
