Сергей Игнатьев - Игры на кровь
Они были близки, ближе, чем смертные.
«Ты же знаешь».
«Хочу услышать».
Они стояли друг напротив друга, глядя в глаза. За спиной Анастасии угрюмо сопел Хуан. Игорь молча курил, глядя в пол.
Тибет лежал на диване, рассматривая пыльный, покрытый растрескавшейся штукатуркой потолок ненавидящим взглядом.
Диана смотрела на Сержа. В ее глазах застыли слезы.
«Нет».
«Верю».
Она кивнула, продолжая улыбаться.
«Я не умею любить. Я – вампир».
«Верю!»
«Я – Снежный. Мое сердце замерзло. Мои пальцы – холодны как лед. Я – вампир. Я беру любовь, если хочу. Я пью ее до дна. Чужую любовь. Но сам… не умею любить».
«Верю…»
Они молчали, прекратив мысленную беседу. Просто смотрели друг на друга.
«Возьми его – если хочешь. Я не буду его убивать».
«Да, я заберу его… Тебе нужна помощь?»
«Пока – нет».
«Если будет нужна – я всегда рядом. Семья Тореадор – твоя семья… Она за тобой. И помни, епископ Анастасия… она… тоже ждет тебя… если научишься любить – просто скажи, а нет – мы поймем друг друга и без этих выдумок смертных».
Она засмеялась.
«Будет просьба…»
«Да?»
«Возьми девочку. Спрячь. Не хочу ее впутывать».
«Сделаю. Ради тебя. Когда все кончится – вернешься за ней? Будешь снова с ней, да? Жить долго-долго и счастливо-счастливо? Как в сказке?»
«Навряд ли».
Она помедлила, провела по бледной щеке узкой ладонью.
«Извини».
Серж развернулся к Диане.
– Тебе опасно здесь оставаться. Тебе помогут. Временно нужно пожить в другом месте. Возможно за городом. Когда все закончится – решим…
Диана попыталась возразить, испуганно посмотрев на хищно улыбающуюся Анастасию.
– Это не обсуждается. Ради твоей же безопасности.
Анастасия посмотрела на Хуана.
– Сейчас мы пойдем. – Обернулась к Сержу. – Если что – знаешь, где меня найти. И прошу – будь поаккуратнее.
– Да, Анастасия… Спасибо. – Серж кивнул.
Они ушли. Хуан – глядя под ноги, боясь встретиться взглядом с Сержем, стараясь не отставать от епископа, защитившей его от гнева Высшего вампира. Анастасия – с полуулыбкой на красивом бледном лице. Диана – молча, пораженная, растерянная, едва сдерживающая слезы…
Серж устало опустился в кресло. Решила, что бросил ее, что разлюбил, подумал Серж, наверняка решила так. Не поняла, что волнуюсь за нее. Не хочу втягивать…
Некоторое время сидели в тишине.
– Тибет? – Серж оторвал голову от спинки кресла.
– Да? – вампир, лежащий на диване, лениво повернулся.
– У тебя дурь есть?
Игорь, сидящий рядом с Сержем, подняв воротник куртки и мрачно изучая смятую банку из-под энергетика «Леопард», нервно хохотнул.
– Тебе зачем? – Тибет недоверчиво распахнул голубые глаза.
– Устал… – криво усмехнулся Серж.
– Не поможет… – категорично покачал головой Тибет. – Только хуже станет.
– Есть или нет? – нетерпеливо скривился Серж.
– Ну есть… Игорек, куртку мою кинь.
Мрачно поглядев на вампира, Игорь, не вставая с кресла, потянулся к столу, подхватил с заваленного книжками и бумагой стола ветровку Тибета и швырнул ей в него.
Тибет запустил руку в карман, пошарил там и извлек на свет маленький бумажный сверток.
– Это что? – хмуро спросил Игорь.
– Лепешки. Лих-корень, на Серебряном бергамоте, с чередой… убойные вообще… На, держи…
Серж недоверчиво рассмотрел крошечную, с ноготь, спрессованную пластинку какого-то бурого порошка.
– На табак похоже…
– Смотри и учись. – Тибет зашуршал свертком. – Раскусываешь, и под язык… Вот так. А теперь… – он подхватил канистру и глотнул из нее. Посидел некоторое время, надув щеки и тихонько булькая полным ртом. Медленно сглотнул. – Ну?..
Серж в точности повторил процедуру.
Игорь покачал головой и тоже потянулся к свертку.
– Ну как, Серж? – довольно оскалился Тибет. На него, похоже, «лепешки» начали действовать. – Чувствуешь на деснах такой холодок? Как от мятной жвачки?
– Нихера не чувствую… – нахмурился Серж. – Дай еще…
– Еще? Уверен? – Тибет похлопал ресницами.
– Дай. – Серж забрал сверток у Игоря, уже взявшегося за канистру с кровью.
Холодок он почувствовал после четвертой лепешки. Голова закружилась, веки налились тяжестью. Едва вампир закрыл глаза, по телу прошла волна дрожи… круговерть тени и света завораживала… Он проваливался в Паутину…
Сначала непроглядная чернота… Тьма… пристанище тех, чей символ – Черный Престол, – нечисти – Междумирье… Затем – яркий бисер, световая пыль… и Нити, протянувшиеся во все стороны, переплетающиеся, пульсирующие, захватывающие и уносящие прочь от привычного мира… открывающие путь к любому из миров Паутины… Нити Паутины, охраняемые магами Белого Престола – Орденом…
Разноцветная спираль, за которую зацепилось сознание Сержа, закрутила его, потащила вглубь…
Послушно и самозабвенно, словно мальчик, бегущий за увлекаемым ветром воздушным змеем, он скользнул за Нитью Света, скользнул в Паутину…
Тело потеряло вес… Он не летел – падал… Вокруг кружилась уже не яркая огненная пыль, нет, вокруг кружились снежные вихри, бушевала пурга и нещадно стегала по лицу метель…
Он стоял посреди этой снежной круговерти – обнаженный, но совершенно не чувствующий холода… Снег не таял на его плечах… Он сам была частью этой снежной пустыни… Ее ледяным странником… Снежным вампиром.
В бездонной черноте, где-то невыразимо высоко над его посеребренной снежной пыльцой головой, мерцала неяркая сиреневая точка… Он помнил – это его звезда – одна-единственная… От рождения и до смерти… От его смерти и до конца мира…
Он помнил, что должен найти что-то в этих снежных вихрях… Что-то очень важное, бесценное, самое главное в его жизни.
Он стоял посреди белой пустыни… Один… Здесь, в стране забвенья…
«Ты понял меня теперь?»
Ему уже доводилось прежде слышать этот голос, пришедший с воем пурги и шелестом снега…
«Не знаю».
«Ты уже близок к ответу».
«Лед?»
«Да. Всего-навсего… Вечный лед, вечный холод… вечное забвение… навсегда…»
«Навсегда… какое странное слово… Как это – навсегда?»
«Ты узнаешь… теперь».
«Я проклят… Все кончено…»
«Может да, а может и нет. Это решать тебе».
«Ты знаешь, Вампир без имени… Ты понял это раньше меня… а теперь настала моя очередь».
Он ждал, что свист вьюги даст ему ответ.
Но вьюга не давала ответа.
Он был один на один с вечным холодом… Словно мальчик из сказки, поранивший сердце осколками льда. Они застряли у него в сердце, подарили ему холод и забвение, избавив от боли. Но, быть может, он предпочел бы боль…
