Ганс Бандильерос - Заурядный человек
Вместе мы отправились домой – уже стемнело, по дороге я захватил продукты в магазине – два увесистых пакета полетели в багажник таксо.
* Следующий день *
Директор оказался достаточно вменяемым человеком. Достаточно – я ему рассказал все подробности моего положения, он попытался в него войти и даже поспособствовать решению вопроса. Добровольная взятка в виде пожертвования школе способствовала разговорчивости – сорок тысяч марок я уплатил на счёт школы, в сугубо гуманитарных целях. Однако на сговорчивости директора это сказалось мало – он промурыжил меня несколько часов, после чего отпустил. Насколько я понял, закончить школу реально, если переведусь в выпускной класс и сдам экзамены вместе с остальными учениками. Проблем это не составило, и в этот же день меня записали в итоговый девятый класс. Директор опасался, что из-за проблем с языками я не смогу сдать экзамен, но я его разубедил – Немецким и Французским я владел свободно.
После первого учебного дня я с нескрываемым удовольствием завалился обратно, домой. От особняка до школы путь был не близкий, примерно девять километров, так как особняк стоял на отшибе городка, поближе к природе. Любуясь видами, я пробежался до дома, где уже радостно провозгласил:
– Акисаме-сан, Сигуре, у меня хорошие новости!
Ответили мне не сразу – я успел пройти в дом, и только сейчас почувствовал запах гари. Рванув в в грязной обуви на кухню, я выключил сковородку, на которой, судя по всему, кремировали останки поросёнка, то бишь свиные отбивные подгорели. Как ни странно, на кухне сидел Акисаме-сан и что-то увлечённо читал.
– Акисаме-сан, – тоном, которым милиционер говорил «Семён-Семёныч…», обратил я его внимание на себя.
– А, ты уже вернулся?
– Акисаме-сан, что ж вы за едой то не следите! Тут же дым коромыслом…
– Ох, – он подскочил, но было уже поздно. Я свалил в ведро фунт отборной свинины, доведённой до угольного состояния, – вижу, вы к готовке не привычные…
– Есть такое дело, – повесил голову мастер джиу-джитсу, – в додзё обычно готовит Миу, поэтому…
– Понятно, – помрачнел я, – я только хотел сказать, что меня зачислили в девятый класс школы Гисвиля и директор разрешил сдать экзамены этой весной…
– Что? – удивился Акисаме, – до экзаменов же всего месяц.
– Успею, – пожал я плечами, – готов хоть сейчас их сдать. На крайний случай, у меня есть медитация тройного цветения, тоже тот ещё чит… – я вздохнул.
– Это обязательно надо отметить, – обрадовался Акисаме. Сигуре пришла через минуту, почувствовав запах горелого.
– У меня хорошая новость, Сигуре, если всё пройдёт хорошо, то очень скоро я разделаюсь со школой.
Сигуре молча коротко кивнула, после чего посмотрела голодным взглядом на сгоревшие куски мяса.
– Поэтому, закажем что-нибудь вкусненькое на дом, – улыбнулся я. Немного ненатурально – хотел сказать, что в целях безопасности им лучше вообще всегда заказывать еду в ближайшем кафетерии, но нет, лучше так. Восприняли идею хорошо, и через пол часа, с швейцарской точностью, курьер привёз еду. Долгожданные отбивные, салаты, пиццу и три бутылочки первоклассного пива. Ужинали мы на кухне, сразу после того, как проветрили её от дыма. К счастью, Сигуре не убежала есть в одиночестве, как это обычно бывало, а с удовольствием слопала всё за общим столом. Акисаме, когда я разлил пиво и поставил закуски, взял свой бокал и пригубив пенного, сообщил мне:
– Значит, мы сможем приступить к тренировкам совсем скоро. Это радует. Да и горы здесь восхитительны, никогда не был в Альпах…
– Это да. Вид из окна вообще сказочный, поэтому я и взял этот дом. Самое тихое, уютное и приятное место для жизни на всей земле… Кстати, раз уж об этом зашла речь, чем вы будете заниматься, пока я учусь?
– О, конечно найдём себе занятие, – ответил Акисаме, сыто развалившись на кресле, – я давно хотел сходить в поход в Альпы, не видел столь прекрасного края давно… мне уже хочется взять в руки мольберт.
– Сигуре? – обратился я к девушке.
– Буду… ждать… – ответила она, скрыв взгляд. Понятно.
Вместе со своими учителями я и продолжил ужин и распитие спиртного. Будь здесь Миу, давно бы подняла вой, но её, к счастью, здесь не было. Хотя правда всё равно за правилами – на японский организм бутылка тёмного действует как пол бутылки водки, то есть если не убойно, то опьянеть можно только так. Акисаме выпил и хоть бы хны – я прибрался, чуть не разбив тарелку, после чего мы перебрались в гостиную, где был натуральный камин. В кладовке был уголь и поленья, которые за несколько лет успели сильно высохнуть, поэтому камин вспыхнул быстро. Я развалился на диване, Сигуре села рядом, а Акисаме-сан сбежал куда-то… Так, сидя у камина, я и заснул…
Утро встретило меня щебетом птиц, кои во множестве водились в предгорьях. Какие именно – я не знал, точно не воробьи или синицы. Потянувшись – заснул я прямо в одежде, сидя на диване, я с удовольствием размялся, по методу Сакаки-сана, после чего побежал готовиться к учёбе…
* Два месяца спустя *
Последний школьный экзамен был в мае, пятого числа. В отличии от других школ, экзамены тут проходили раньше, чем заканчивался учебный год – считалось, что выпускникам понадобится время, что бы найти себе место для дальнейшего обучения и поэтому после экзаменов классы помладше продолжали обучение до первых чисел июня. Входить в коллектив, «притираться» я и не собирался, – мне тут недолго быть. Посидел на уроках – всё-таки разница между Европой и Азией заметна. Нет какого-то лишнего церемониала. В Японии перевёлся – напиши имя на доске, поклонись, расскажи что-то о себе, и так далее и тому подобное – тут же просто пришёл, сказал привет всем, ребята меня так же поприветствовали. Школьницы оценили достаточно атлетичную фигуру, шушукались в уголке… Собственно, как и в любой школе мира.
Слава богу, тут не было японской письменности. Культура и все дела, это конечно хорошо, но такую письменность как кандзи в Японии уже пора убирать из обучения совсем. Лишний вынос мозга для студентов, а мне с неё – ни жарко, ни холодно. Вот немецкий язык я любил намного больше – простой и точный, без десяти толкований одного слова в зависимости от интонации, как и Русский. Хотя с литературной точки зрения русский был сложнее японского на порядок.
Последний экзамен – как раз по иностранному языку. В Гисвиле, маленькой коммуне, по российским стандартам – посёлок городского типа, было не так много народу, не больше четырёх тысяч человек, и говорили они на немецком, который и был основным. Записался я на экзамен по французскому. Собственно, «француженка», как обычно называли учителей иностранных языков, была довольно лояльной к ученикам – я же видел, что даже откровенно косноязычных пропускала с четвёрками. На мой безукоризненный ответ она обратила внимание, после чего поставив высший балл, отпустила. На этом мои злоключения были почти закончены. Я радостно покинул стены школы – подходить за дипломом нужно было завтра, после полудня, как сообщил нам классрук, который и курировал экзамены у своего класса. Поблагодарив его, я убежал домой, радостный настолько, насколько это возможно. Школа – прекрасная пора, но увы, для меня она осталась давно позади, в советском союзе, а эта… это лишь временное неудобство – так я его воспринимал.
