Мария Гинзбург - Черный ангел
Брюн приподняла пару бутылок, передвинула другие, и положила книгу в бар. Затем она закрыла дверцу повторным нажатием на картинку и исчезла.
Мгновенно, словно была голограммой, и кто-то выключил подсветку.
Лот выбрался в коридор. Он тяжело припадал на разодранную кинжалом ногу. Эту рану Брюн не потрудилась перехватить повязкой. Теперь при каждом шаге из ранок выплескивалась кровь. Опираясь на стену, Лот добрался до гостиной. Он увидел Карла. Шмеллинг лежал на полу в луже собственной крови. Лот улыбнулся. Зрелище вдохновило Тачстоуна настолько, что он отделился от стены и смог самостоятельно сделать два шага, отделявшие его от трупа. Но тут силы оставили Лота. Он оперся на стол. Лот стоял, смотрел на черный от крови ковер и мертвого Карла. Глаза мертвеца были закрыты. Видимо, услышав выстрел, Шмеллинг инстинктивно зажмурился. Лот улыбнулся и поставил ногу на труп.
— Прощай, — сказал Тачстоун. — Если бы ты знал, как ты мне надоел! Тебя было не выколупать из твоего замка. Там тебе и надо было там сидеть, носа не высовывать…
Безвольно отброшенная в сторону, белая рука Карла приподнялась. Пальцы Шмеллинга сомкнулись на лодыжке Лота. Тачстоун вскрикнул от неожиданности.
Глаза Карла открылись. Они были абсолютно алые.
Лот закричал еще раз.
И это был последний его крик.
Кладбищенские березки перешептывались на ветру, словно сочувствуя Даше. Небо уже начинало сереть. Скоро должно было взойти солнце.
— Дядя Ирвинг, ну куда ты меня тащишь, — чуть не плача, сказала Даша.
Путь в монастырь лежал мимо кладбища. Но Ирвинг, крепко сжимая руку племянницы, зачем-то свернул с дороги. Они плутали между оградок. Проходы здесь были узенькими и бессистемными. Свитер Даши цеплялся за острые прутья.
Ирвинг же словно ничего не замечал. Он шел вперед, как лунатик. Ирвинг оглядывался по сторонам, но глаза его оставались пустыми. Если он что-то и видел, то совсем не деревенское кладбище с березками и пластмассовыми венками на простеньких крестах. Ирвинг бормотал что-то себе под нос по-английски. Кажется, это были какие-то команды. Свитер Даши намертво зацепился за очередную оградку. Девочка не могла идти дальше. Потная ладошка Даши выскользнула из руки Ирвинга. Девочка сжалась в ожидании окрика. Но Ирвинг пошел дальше. Он даже не понял, что продолжает путь в одиночестве.
Даша решила освободиться и аккуратно взялась за край свитера. В этот момент быстрое движение в ветвях над головой привлекло ее внимание. Даша подумала, что это белочка. Она очень любила этих зверьков. Она подняла голову, присматриваясь.
Но это была не белочка.
По ветвям берез медленно катился большой сгусток. Его можно было бы принять за туман, если бы он не двигался так целенаправленно и быстро. Он напоминал собой огромную каплю расплавленного стекла. Даша видела такую на заводе, куда они как-то ходили с папой. Хозяин завода подарил девочке на память изящную разноцветную танцовщицу. Фигурка, слишком хрупкая для того, чтобы стать игрушкой, до сих пор стояла на столе в комнате Даши.
Но эта капля была бесцветной. Даша заметила ее только потому, что лучи восходящего солнца на миг засияли в ней — и тут же погасли. Капля сменила форму и перестала отражать свет. Словно понимала, знала, что это ее выдает.
Даша оцепенела от ужаса.
Капля тем временем перекатилась дальше по ветвям. Даша проводила ее взглядом. Стало совершенно очевидно, что капля преследует Ирвинга. Тот как раз остановился у одной из семейных могил. Здесь лежали люди, имевшие при жизни достаток выше среднего. Черные прутья оградки сплетались в прихотливые завитушки. Они поднимались выше человеческого роста и заканчивались плоской крышей из жести. В центре крыши помещался черный крест. Он тоже был заключен в витиеватую рамочку из тонких прутьев. По сути, это была беседка или веранда. Даша подумала, что ее следует называть склепом, несмотря на очевидное изящество и воздушность сооружения. Помимо гладких каменных плит с высеченными на них датами, в склепе находилась бронзовая фигурка мальчика в шапочке. Он был ростом с Дашу. На руке у него сидела какая-то птичка, тоже бронзовая. Девочка решила, что это голубь.
Капля бесшумно спрыгнула на крест и стекла по нему на крышу склепа.
Даша хотела крикнуть, предупредить дядю Ирвинга. Но из ее груди вырвался лишь невнятный клекот. Ирвинг, однако, услышал ее. И вдруг понял, что племянницы с ним рядом нет. Он обернулся.
— Даша! — воскликнул он. — Где ты?
Капля ощетинилась миллионом мутно-белых сосулек, словно ледяной еж. Она бросилась на Ирвинга. Прозрачный еж вошел ему в спину чуть пониже лопаток и пробил тело насквозь. Раздалось громкое хлюпанье. Ошметки мяса и сломанных ребер вылетели кровоточащим комом, словно чудовищный мяч. Алый колючий язык выскочил из груди Ирвинга следом за выбитыми внутренностями. Ирвинг покачнулся. Даша увидела сквозь дыру в дяде голову бронзового мальчика, который стоял в беседке у него за спиной. Алая капля проглотила кровавый мяч. Она просвистела над ближайшей оградкой. Ударилась о скромный крест, на котором висела пара попорченных дождями мягких детских игрушек — петушок и слоник — и стекла на землю.
Ирвинг не издал больше ни звука. Он стал рушиться лицом вниз. Его ударило о соседнюю плиту из черного камня. На ней была изображена благообразная старушка с пронзительным взглядом. Голова Ирвинга мотнулась, как на веревочке. Он как-то мягко, как мешок повалился в проход между могилами.
Даша перевела взгляд на могилу, куда упала алая капля. И увидела маму, сидящую на скамеечке рядом с могилой. Брюн как раз запахивала испачканный красным халат с драконами. Вид у нее был измученный.
— Мама! — закричала Даша.
Брюн устало улыбнулась дочери. Даша рванулась вперед, вырвав кусок свитера с мясом. Девочка перепрыгнула пару оградок пониже и оказалась рядом с мамой. Она обхватила Брюн руками, прижалась к теплому боку. И почувствовала, как дышит мама — часто-часто, мелкими, судорожными движениями. Даше стало страшно. Брюн обняла дочь.
— Сейчас, доченька… я отдохну и пойдем… — сказала она, делая большие паузы между словами.
Лицо было белым, как сметана, а глаза — мутными.
— Сейчас… пойдем… — повторила Брюн.
Даша заплакала.
— Мама, мамочка! Только не умирай!
Брюн попыталась улыбнуться.
— Все будет хорошо, — пробормотала она. — Хорошо…
На Дашу вдруг навалилась усталость. Да и бок матери был таким теплым, уютным. Девочка еще крепче прижалась к матери и замолчала. Глаза Даши слипались. Она видела, как Брюн исчезает под лучами набирающего силу солнца. Но она уже не могла не пошевелиться, ни заплакать. Да и девочка по-прежнему ощущала тепло матери.
