Ольга Николаева - Я иду искать
— Сергей?
— С добрым утром, Макс. — Сергей, улыбаясь, стоял на пороге кухни.
— Скажи пожалуйста, мне приснилось, как хлопнула дверь, или на этот раз ты действительно вошёл через неё, а не просто материализовался из воздуха?
— Я действительно вошёл через неё. Тем более, что из воздуха я материализовываться не умею, вот это могло тебе только приснится.
— Но то, что через дверь ты не выходил, мне не приснилось.
— А, вот ты о чём… — Сергей рассмеялся. — Я же предупредил, что оставляю тебя одного. Ты что, искал меня?
— Ага, сделал такую глупость. В комнате тебя не было.
— Тебя это напугало?
— Меня это удивило. Ты что, сквозь стены проходишь?
— Фу, Макс, ты же реалист! Через стены нельзя ходить, на то они и стены.
— Сергей, прекрати издеваться. Ты что, пользуешься окном вместо двери?
— А что в этом такого?
— Ну, не знаю… Подожди, правда, что ли?
— Да.
— Зачем?
— Если честно, сам не знаю. — Сергей сел на только что покинутый Максимом стул и прикрыл глаза. — Когда человеку снится, будто за ним кто-то наблюдает, когда проснувшись среди ночи он ощущает след чьего-то присутствия, это не всегда сон.
— Ты хочешь сказать, что гуляешь ночами по чужим балконам?
— Иногда я даже сижу на внешних подоконниках.
— Ты не вуайерист?
— Кто?
— Извини. Я не выспался и говорю глупости.
— Кофе сделать?
Максим кивнул, мысленно вздохнув с облегчением. Ещё не хватало объяснять ему, кто такие вуайеристы. Он посмотрел, как Сергей достаёт банку с кофе, ставит на плиту турку, и невольно покачал головой. Вампир… смесь равнодушного, какого-то животного цинизма и наивности человека, далёкого от всего, чем забиты головы каждых девяноста девяти человек из ста. Причём и то, и другое, одинаково способно вызвать неловкость.
Сергей вдруг рассмеялся.
— Макс, я понял… Нет, я наблюдаю только за спящими.
Максим снова покачал головой и усмехнулся.
— Ну и зачем?
— Что зачем?
— Зачем ты наблюдаешь за спящими?
— Правда, сам не знаю. Может, из зависти. Я почти забыл, что такое человеческий сон.
— А… если окно открыто?
— Зачем ты спрашиваешь это? Ты же знаешь, что я не могу войти внутрь. Если бы мог, то этот дом за одну ночь превратился бы в склеп. И не только этот. Создавая таких, как я, природа создаёт и ограничения для них. Многие… Не смотри так, Макс, тебе лучше никогда не узнать подробности. — Сергей поставил на стол две дымящиеся чашки.
Максим поймал себя на мысли, что впервые видит его так близко при дневном свете. В груди едва шевельнулся привычный холодок — нет, не страх даже, какой уж тут страх, когда ночь напролёт пили вместе. Скорее, это было ощущение того, насколько близка и реальна изнанка привычного мира. Ведь знание о том, что эта изнанка существует, и сознание того, насколько размыта отделяющая её грань, совсем не одно и то же. И сейчас, глядя на Сергея, Максим чувствовал, что для него эта грань истончилась донельзя.
— Сергей… Ты дейстивтельно не можешь войти даже в открытую дверь, пока тебя не позвали?
Тот отрицательно помотал головой.
— А если позвали?
— Тогда войду в любую. Макс, что ты так на меня смотришь?
— Но свою-то ты открывал ключом.
— А… Ну да. Могу открыть ногой, плевком, дуновением. Фомкой, отмычкой, дамской шпилькой. А могу и ключом. — И без того негромкий голос Сергея стал ещё тише, а черты его лица словно окаменели.
Он сделал несколько шагов и остановился перед Максимом на расстоянии вытянутой руки… или, даже, ближе. Максим почувствовал, как по спине побежала холодная струйка пота, он проклинал себя за то, что дал волю дурацкому любопытству, пробудившему то, чего он, похоже, и ждал и, одновременно, не ожидал. Лицо Сергея было мёртвым, на серой коже в некоторых местах странно выделялись, словно просвечивали сквозь неё, кровеносные сосуды. Остекленевшие глаза без всякого выражения смотрели сквозь Максима, и он вжался в косяк двери, заметив между приоткрытыми, застывшими губами острые кончики клыков.
— Господи… отойди! — Максим невольно выставил вперёд руки, словно желая отодвинуть от себя то, во что превратился Сергей, и почувствовал, что они упёрлись в камень… в мёртвое, окоченевшее тело. Остановившиеся глаза внезапно сфокусировались на его лице, но в них не было жизни.
— Сергей, пожалуйста… — Максиму казалось, что он сейчас задохнётся, но не от страха, а от дикой безысходности. — Сергей, ты слышишь меня? Ты был готов помочь мне…
Посеревшие губы с трудом шевельнулись.
— Ты поверил…
— Поверил. Глупо, да? Зря? — Максим опустил руки, больше не пытаясь отстранить от себя мёртвое тело, и закрыл глаза. Он сам удивлялся отсутствию страха. Только тоска, усталость, безнадёжность. Слишком много всего произошло, слишком большой груз тянулся за ним целых десять лет, и теперь Максиму даже хотелось, чтобы всё закончилось. — Я же твой противник, как я мог забыть! Твой несостоявшийся убийца. Всё нормально… это просто справедливо.
Он замолчал. Все чувства схлынули, он просто стоял, прислонившись к двери и закрыв глаза. Ничего не происходило, и это почти разочаровывало. Время казалось резиновым. Одна, пять, десять минут? Максим открыл глаза. Он был на кухне один. На столе всё так же стояла чашка с кофе, правда, теперь она была одна.
Максим тяжело опустился на стул и уронил голову на руки. Надо бы уйти отсюда. Наверное, надо. Но не было ни сил, ни желания. Вообще ничего. Хотя, сквозь опустошённость настойчиво пробивалось чувство, поначалу смутное, но постепенно переходящее в уверенность — ему ничего не грозило. Действительно ничего не грозило. Буквально двадцать минут назад Сергей заикнулся о том, что блуждает ночами по балконам, заглядывая в окна, и просто наблюдает, повинуясь какому-то из своих инстинктов. У Максима возникло ощущение, что и сейчас произошло нечто подобное, что Сергеем владели не жажда, не голод, а какая-то тоска… тоска по жизни.
Едва слышный шорох заставил Максима вскинуть голову. Сергей стоял в дверях кухни. Его лицо больше не казалось мёртвым, в глазах было что-то, похожее на сожаление.
— Макс, чего ты мне наговорил? Я не собирался убивать тебя, если ты это имел в виду.
— Но ведь хотел.
Сергей отрицательно покачал головой.
— Почему ты не понимаешь, что некоторые вопросы не нужно задавать? Попытки ответить… вынуждают к некоторым действиям. Меня притягивает живая кровь, ты же знаешь это. Но я не собирался лишать тебя её. Только не тебя!
— Тогда почему ты удивился тому, что я тебе поверил?
— А разве я удивился?
