Ирина Астахова - Бабочки в жерновах
- Вам нравятся мои скульптуры? – спросила Матэи, заметив, что гость глаз не отводит от фигурок. – Я сама их леплю. Правда, они миленькие?
- Очень… очень милые, - хрипловато выдавил из себя Ланс.
Этой скромной похвалы хватило, чтобы добрая госпожа Матэи налила ему еще полчашечки из удивительно (в сравнении с остальными предметами интерьера) изящного чайника, расписанного ветреницами.
- Пейте, пейте, милый Ланс, на улице сегодня такая жара, - промурлыкала хозяйка и, не удержавшись, укорила эмиссаршу: - Что же вы нашего гостя так измучили, дорогая?
Лив, видимо, и сама чувствовала себя неважно, потому что одарила авторшу злодейских кошечек недоброй улыбкой.
- Пейте, пейте, Лэйгин, у вас же жажда, - проворчала она.
- А хотите, я вам подарю одну скульптурку? – не унималась Матэи. – Какая вам больше нравится? Выбирайте, какая на вас смотрит?
Лиловые кошки смотрели прямиком на Ланса, все как одна, плотоядно, словно на еще одну мышь, которой нужно кишки выпустить или, скажем, прокусить основание черепа.
- О! Я вижу! Она – ваша!
И в руках у Ланса очутилась хвостатая красотка непередаваемо сливового оттенка, с глазами оранжевыми от ненависти ко всему человечеству. Свою мышь она разорвала пополам, отчего когти у неё окрасились в алый цвет.
- С…спасибо…
Отказать добрейшей госпоже Матэи упившийся чаем мурранец не посмел. Подарок одновременно очаровывал и отталкивал своей откроенной жестокостью. Мертвая мышь натурально разинула пасть в последнем… крике? Писке? Вопле? И взгляд её тоже, между прочим, устремлен был на нового владельца. Словно предупреждал о чем-то важном…
- Идемте, Лэйгин! Нечего рассиживаться!
Резкий окрик вырвал Ланса из плена мрачных размышлений, как опытная рука огородника - из земли морковку за ботву. Или как ловкая кошачья лапа – мышь из норы. Кому что больше нравится.
- А? Что? Вы уже закончили?
- Давно! Теперь вот жду, когда вы кошечкой наиграетесь, - ехидно ответствовала Лив.
На прощание он решил помахать рукой госпоже Матэи. Обернулся и увидел, что та улыбается одними губами в точности как сливовая кошка, а в руках у неё разорванная пополам… подушка.
Но эмиссарша уже тащила незадачливого «подозреваемого» в соседний дом. Сквозь облако приторных цветочных запахов, которыми, казалось, запросто можно отравиться насмерть.
«Проклятые имперцы, - думал Ланс. – Не дотравили хлором под Сольцами, так теперь наверстывают».
О своих военных приключениях Лэйгин вспоминать не любил. И ничего тут нет удивительного. Один бой, затем дизентерийный барак, потом еще одно сражение, то самое, где вирнэйцы применили химическое оружие. Короткая у Ланса вышла Большая война, хвастать уж точно нечем.
- Что вы плететесь как сонная муха, - ворчала эмиссарша. – Мы так до самого вечера будем ходить. Пошевеливайтесь.
У соседа – почтенного почмейстера – Лэйгина ждал еще более теплый прием и огромная чашка с чаем. Господин Гаральт совершенно не зря представлял на Эспите четвертую власть, а стало быть, считал своим долгом везде сунуть свой нос. Правда, называл он свое неуемное любопытство мудрёно - «информационным обеспечением», но сути дела это не меняло: Гар Нашвит родился сплетником.
- Не желаете ли взглянуть на мои альманахи? – спросил почтальон и, не дожидаясь ответа, положил перед Лансом стопку самодельных журналов, целиком и полностью посвященных светской жизни эспитцев.
И если судить по тому, каким бешеным огнем воспылали очи дамы Тенар, стоило ей бросить взгляд на творение рук бойкого господина Нашвита, то альманахи эти представляли собой сконцентрированные на бумаге склоки, скандалы, пересуды и интрижки островитян.
- Это не интересно!
Она даже попыталась отобрать у подозреваемого в убийстве столь любопытное чтиво, но тот весьма резво для утомленного жарой человека отпрыгнул в сторону, ловко увернувшись от цепких рук Лив.
- Еще как интересно!
И действительно, сколько можно давать собой помыкать имперской эмиссарше, пусть она даже самая обаятельная дамочка на этом острове?
Ланс пробежался глазами по нескольким заметкам и понял, что эспитцам скучать не приходилось. Они судились по мельчайшему поводу, строили друг другу козни и регулярно писали жалобы лорду. А уж в вопросах семьи и брака так и вовсе оказались раскованнее и свободнее мурранцев, коим республиканское правительство даровало разводы и равноправный раздел имущества. При такой свободе нравов...
- А почему на Эспите совсем нет детей? – полюбопытствовал Ланс.
Само вырвалось, без всякой задней мысли, но Лив и Гаральт посмотрели на Лэйгина так, будто он громко испортил воздух. Только эмиссарша явно желала подозреваемому страшной смерти в муках, а почтмейстер безмолвно сожалел о несовершенстве мира в целом.
- А что я такого ужасного сказал? Вполне логичный вопрос при широте местных нравов.
- Вы наговорили на штраф в 150 эви за оскорбление общественной морали, - жестко отчеканила женщина.
- Но…
- Еще десять – за неуважение к представителю Её величества.
Кошелек Ланса худел так стремительно, что мурранец замолк и углубился в чтение альманаха. Тем более что это занятие оказалось куда интереснее нуднейших расспросов дамы Тенар. Одна статья о тяжбе за полторы курицы, которая тянулась между Мерерид Тэранс и Гайзимой Ален, чего стоила. О! История о том, как две экономные эспитские дамы решили в складчину приобрести два десятка цыплят породы рыжая ушанка, особо ценящихся за повышенную яйценоскость, заслуживала отдельного романа в трех томах, по числу лет спора. Долевое участие Мерерид Тэранс в сделке было немного меньше, чем у её компаньонки. Ровно на 37 ориков, что составило полтора цыпленка, продаваемых в ближайшем вирнэйском порту по 50 ориков за пару. Попервоначалу дамы сошлись на компенсации яйцами затрат, понесенных госпожой Ален. Но очень скоро госпожа Тэранс смекнула, что деньги ей заняли один раз, а отдавать яйцами приходится постоянно, и заартачилась. Гайзима потребовала обратно своих полтора цыпленка, уже давно ставших курами-несушками, Мерерид наотрез отказалась, и началось веселье для всего Эспита. Стенограммы эпичных по размаху страстей заседаний суда прилагались щепетильным хронистом в полном объеме. И, чем дольше вчитывался Ланс, тем сильнее хотелось ему выпить чего-то покрепче чая. Все-таки люди на Эспите жили престранные и отношения меж ними строились самым причудливым образом.
«А может быть, они просто так развлекаются? Чем тут заняться зимой, когда начинаются шторма и ветра? Сидеть по домам скучно, а тут хоть какое-то разнообразие», - решил Лэйгин.
