Александр Бушков - Анастасия (сборник)
— Боюсь, что эти лемуры целиком из плоти и крови.
— Все равно, — вяло сказал Тезей.
— Это приказ?
— На твое усмотрение. Если не боишься.
«Но что же происходит?! — вскрикнул про себя Гилл. — Я теряю нить, перестаю что–либо понимать, а меж тем мне как раз надлежит все понимать и все предусмотреть. Не говоря уже о том, чтобы все знать. Чьи руки тянутся из прошлого и что произошло двадцать лет назад у горы Эримант?»
— У тебя все?
— Меня беспокоят «гарпии», — сказал Гилл. — Они все больше наглеют. Пропадает оружие, а виновных никак не удается отыскать. Менестей собирает все больше слушателей.
— Это несерьезно. В конце концов, я сделал для Афин неизмеримо больше, чем какой–то горлопан, который вообще не сделал ничего.
— Возможно, — сказал Гилл. — Но я ловлю себя на мысли, что на приемах слежу за нашими царедворцами, пытаясь угадать, у кого из них может оказаться под одеждой кинжал.
— А это уже чуточку смешно.
— Возможно, — повторил Гилл. — Но очень уж неспокойно у нас в последнее время. Я могу идти?
— Да. И постарайся не выдумывать новых сложностей. Нам хватает забот со старыми.
Гилл шагал по коридорам размашисто и слепо, не видя и не слыша никого и ничего, и сановники торопливо отшатывались, вновь поминая злым шепотом проклятого Дорийца, а челядь рангом пониже, не имевшая права негодовать вслух, со сладкими улыбочками кланялась, прижимаясь к стенам. Он был в ярости. Холодная, мрачная, пахнущая кровью тень, словно вырвавшееся из Аида тяжелое черное облако, наползала на солнечные, безмятежные Афины. Может быть, видел и ощущал ее ядовитое дыхание только он, а Тезей… Что–то непонятное и тревожащее происходило с Тезеем.
Он спустился в маленький дворик. Выжидательно придвинулись его люди. Гилл поманил отвечавшего за тайную охрану дворца сыщика Сигму и сказал резко:
— Следить бдительно.
Из–за спины Сигмы возник Эпсилон. Слов не потребовалось — Гилл взглянул, и Эпсилон грустно кивнул в ответ. Кто–то распахнул неприметную калитку, Гилл прыгнул в колесницу, возничий дико заорал, и рыжие хеттские кони с коротко подстриженными гривами понеслись за ворота. Гремели колеса, возничий кричал «хай–хай–ю!», люди шарахались, Гилла швыряло, как попавший в бурю корабль, но он не замечал ни ударов, ни толчков. В голове бессмысленно вертелась старая сказка о дураке Коребе, который надумал как–то пересчитать морские волны, а сам не умел считать до пяти.
Он спрыгнул с еще не остановившейся колесницы и побежал в дом. Сыщик Эпсилон беззвучно несся следом.
Старик лежал на широченном ложе, хотя долгие годы спал один, его лицо было спокойным и строгим, глаза открыты, и белая рукоятка ножа из оленьего рога, торчавшая против сердца, почти сливалась с бельм хитоном и не сразу бросалась в глаза. Гилл наклонился, невольно заглянул в свиток, лежавший под откинутой правой рукой Старика:
«…таким образом, одни продолжают уверять, что Архилох вымышлен, либо в результате незнания всех подробностей жизни Геракла, либо в угоду потрафить вульгарным любителям сенсаций. Другие же, напротив, продолжают считать Архилоха существовавшим в действительности другом и бытописателем Геракла».
Прошлое продолжало убивать. Если бы Старик не признал одного из убитых, Гилл с чистой совестью отправил бы трупы к божедомам, не узнал об Архилохе, не прикоснулся к тайне. Продолжая размышлять над случившимся, Старик мог доискаться до неких истин и потому должен был замолчать. И замолчал.
Не отрывая взгляда от трупа, Гилл слушал доклад сыщика Эпсилона вернее, констатацию факта, что ровным счетом ничего не известно. Никто из многочисленных слуг, чад и домочадцев ничего не видел, ничего не слышал и ничего не знал.
— Но наш опыт показывает, что так не бывает, — сказал Эпсилон, понижая голос из–за подглядывающих в дверь слуг. — Наши сыщики не проглядели бы пытающегося проникнуть в дом постороннего. Сообщник был в доме. И он вовлечен в убийство второпях, на скорую руку — будь он более надежен, ему поручили бы подбросить яд. Но они торопились, надо полагать.
— Все правильно, — сказал Гилл. — Мы поднатужимся и разоблачим повара или привратника — последнюю спицу в колесе, но нам–то нужен тот, кто за всем этим стоит.
— А ты уверен, что тот доступен? — спросил Эпсилон.
— Но ты же не думаешь, что нам противостоят лемуры или боги?
— Конечно нет, — сказал Эпсилон. — Хотя бы потому, что бесплотная рука лемура не способна держать нож. Да и появляются лемуры только ночью. А боги не делают ошибок. Они вообще не дали бы Старику встретиться с тобой. Это люди, Гилл. И все же…
— В Аттике нет человека, который не был бы доступен закону и нам, сказал Гилл. — От меня и от вас никто еще не уходил. Охранявших дом сыщиков взысканиям не подвергать — они не виноваты, виноват один я, а я привык платить свои долги. Оставайся здесь и ищи сообщника.
Он ушел, и снова было бешеное мелькание домов, лиц, взвивающихся на дыбы лошадей, выезжавших из боковых улиц упряжек, возничий нахлестывал лошадей вожжами с медными шипами и орал не переставая, почувствовав, как нужны сейчас Гиллу этот крик и заполошная езда квадриги, не дающие возможности сосредоточиться, избавляющие от тягостной необходимости думать.
Гилл сбежал вниз по узким ступеням, караульный откинул засов, и он вошел. Маленькая полукруглая камера с окном в потолке. За столом уныло сидел Пандарей, печально глядя на девственно чистый лист бумаги, а перед ним, скрестив руки на груди, в гордой и неприступной позе возвышался Эвимант. В углу томились два стражника, у которых, сразу видно, отчаянно чесались кулаки. Эвимант увидел Гилла, и его презрительная ухмылка несколько потускнела.
Пандарей скучным голосом затянул:
— За все время допроса подозреваемый ответил на все вопросы непристойными выражениями, разнообразие которых достойно порицания.
Гилл подошел вплотную к стоящему и, не размахиваясь, ударил по презрительной, ухмыляющейся роже. Эвимант отлетел к бугристой стене, сполз на пол. В углу уважительно посапывали стражники. Оживившийся Пандарей схватил стилос и придвинул бумагу.
— Не хотел я этого делать, — сказал Гилл, — но впервые в жизни увидел среди сыщиков предателя. Зачем тебе это понадобилось?
— Потому что вы вместе с Тезеем продали Аттику! — закричал с пола Эвимант, брызгая кровью. — Вы нас продали дорийцам! Лижетесь с этими скотами кентаврами!
— Ну–ка, еще! — поощряюще сказал Гилл.
Эвимант помолчал и завопил:
— Вы нас продали хеттам!
— Это как?
Эвимант помолчал, потом стал изрыгать брань.
— Разреши, я его стукну по хребту? — спросил стражник. — Я как раз выстрогал новую дубину.
