Дмитрий Морозов - Гномий Клинок
— Тем более стоит поторопиться. Ты ведь давал клятву при нашей первой встрече:
«— Я, жрец народа Вар-Раконо, коготь клана бьющих прямо, Ракх-инти, клянусь помочь тебе, Та-Что-Приходит-Втроём, во всех твоих начинаниях.» Помнишь? Так вот это одно из моих начинаний. Впрочем, если для тебя это так сложно — я всегда могу применить выход дракона.
Приободрившись, старый жрец отодвинул книгу и обернулся к Грее, внимательно наблюдающей за ним сквозь длинные ресницы.
— Просто я дождусь хранителя, обрету силы, поднимусь повыше и уничтожу на вашей земле всё живое. Это и будет драконий принцип меньшего зла: чистая, мгновенная смерть в огне вместо медленного загнивания. Будем надеяться, что следующие жители змеиного материка будут лучше распоряжаться этой землёй и своими жизнями. Драконы любят использовать именно этот выход. Ты сомневаешься, жрец, что я это сделаю?
Ракх-инти торопливо развернулся к столу и схватился за книги. Грея лукаво улыбнулась, кивнула и растянулась на кушетке. Сейчас нужно было только ждать…
Мир людей, эльфов и прочих прямоходящих был не то что забыт — просто он был отложен на потом, на то время, когда его нынешние впечатления померкнут, став воспоминаниями. Новая, совершенно неожиданная вселенная развернулась перед ним — мир высоких деревьев, сумасшедшего гона и — запахов! О, эти восхитительные, ни на что не похожие ароматы леса! Каждый из них — это кусочек жизни, целая книга, рассказывающая о себе взахлёб и подробно. Вот молодая сосенка — в прошлом году буря сломала одну её ветку и смола, выступившая из-под потревоженной коры, ещё не успела окончательно окаменеть. Пышный куст до сих пор хранит запахи молодой лисицы, жившей здесь всё прошлое лето — у неё родилось трое детёнышей, но один так и не смог стать взрослым… Это дерево несёт в себе искусственные изменения — это страж леса, могучий хьёрн. Элан осклабился, пробегая мимо, и одна из веток, слегка изменив направление, легко коснулась крупа пробегающего зверя — словно приободрила.
Два дня провёл Элан в лесу. Он смог найти остальных волков, живущих в этих лесах — и после короткой, но энергичной драки они приняли его в свою стаю. Рубец на плече — память о неласковой встрече, перестал зудеть очень быстро — волки зализали его, высказывая тем самым своё уважение мощному собрату со стремительным ударом клыков. Он научился мгновенно распознавать, что несут ему запахи — хотя иногда и путался, вызывая иронический оскал седого вожака стаи, хромого, с начавшей белеть шерстью, однако уважаемого всеми за умение безошибочно находить любые, даже самые хитроумные ловушки. На второй день, проголодавшись, он поймал свою первую добычу — маленькую и жирную мышку, не вовремя подвернувшуюся под мощную волчью лапу. Он ловко перекусил ей шею и вдоволь напился тёплой крови, удивляясь про себя той лёгкости, с которой смог убить — и насладиться столь непривлекательной с человеческой точки зрения добычей. К вечеру он принял участие в общей охоте — и с удовольствием рвал парное мясо, недоверчиво косясь по сторонам лукавыми карими глазами…
Ночь застала новичка под старой елью, соорудившей под раскидистыми лапами отличное ложе для усталых путников из толстого слоя сухой хвои — и прекрасную, надёжную крышу от непогоды из раскидистых лап, нижние концы которых почти касались земли. Это было идеальное убежище, но остальные волки не хотели идти туда, предпочитая свои, уже облюбованные лёжки — так что места было вдоволь.
Сытый желудок вызывал дремоту, и волк, устроившись поудобней, прикрыл глаза, собираясь поспать — однако сон не шёл. Почему-то все события начали прокручиваться назад — вот он бегает со стаей, изучая новую жизнь, вот только заходит в незнакомый лес — смешной, коротконогий и на двух ногах. Вот он лежит на пыточном столе, и раскалённые стержни впиваются в его тело… Волк глухо заворчал, свежий шрам заныл, напоминая о себе — и зверь вновь успокоился, зализывая рану. События продолжали мелькать перед ним, заставляя сонно щуриться. Вот двор, залитый закатным солнцем — и плечистые фигуры монахов, привязывающие в странной конструкции знакомую фигурку… Эль`заг! Волк рванулся, и в глазах его появились вполне человеческие слёзы. Не все его дела закончены, а его глотка жаждет крови врагов, а не добычи. Зверь зарычал, вспугнув птиц, оседлавших ветки дерева над ним, и принялся нервно мерить пространство вокруг старой хвои.
— Нельзя наслаждаться жизнью, если есть долг — и дело!
Тело внезапно стало тесным, а привольное житьё превратилось в плен, мешающий идти к цели. Зверь обнажил клыки в невольной гримасе, но человек взял верх, уложив животное на подстилку из хвои, и принялся перебирать варианты. Сила предела? Вряд ли. Голая мощь не помогла ему в прошлый раз, не поможет и в этот. У него нет необходимого знания, и пытаясь взять нахрапом, он просто уничтожит собственное тело. Конечно, можно попробовать поступить так же, как и в прошлый раз — однако тогда, имея пусть и смертельно раненное, однако человеческое тело, он создал гнома — что же получится теперь, если он возьмётся переделывать полное животной силы тело волка? Вурдалак? Нет, наверняка есть другой путь — лёгкий и тонкий, изящный, как всё, за что берутся эльфы… В конце концов, это же их испытание… Испытание! Вот оно! Во время первого экзамена аллорны убедились, что в душе Элана живёт дух его далёкого прадеда эльфа. Сейчас наверняка они хотят понять, насколько силён этот дух — а именно, сильнее ли он животной составляющей его натуры!
Странная, совершенно несформированная не словами, и не мыслями, но тем не менее непоколебимая уверенность в своей правоте наполнила Элана. Он оглядел окружающую природу, последний раз втянул своим обострённым чутьём все лесные запахи, стараясь запомнить их навсегда — и нырнул вглубь своей души, туда, где всегда жил высокий, статный эльф, страдающий при виде несправедливости и способный часами любоваться прекрасной снежинкой; совершенно непрактичный, неспособный приспособиться, обмануть, предать, непригодный для подхалимства и лести; Элан вспоминал все те качества, от которых с радостью отказался бы на Земле. То, что сделало его парией, ненужным и бесполезным человечишкой, доверчивым простаком, созданным исключительно для обжуливания; тем, кого не понимали, кто всех раздражал именно своей непохожестью и внутренней чистотой, заставляющей ощущать грязным и нечистоплотным человека, до этого мнившего себя искренним и благородным. Он ощутил себя — эльфом!
Мир подёрнулся рябью, тело насквозь прошила судорога, кости на мгновение стали жидкими и поплыли, как кисель — и вот уже с хвои встаёт человек, с некоторым разочарованием ощупывая своё старое тело — на секунду ему показалось, что теперь у него будет гибкая фигура аллорна…
