Александр Прозоров - Заговорщик
Получалось, покорив Казань и Астрахань, правитель всея Руси не просто одолел извечных татарских разбойников. Он взял под контроль устье Волги, выход в море, тем самым включив в единое целое всю пойму этой великой реки. Многократно увеличившаяся в размерах страна была надежно связана от края и до края водными путями. Ни добавить, ни отнять — общий организм. А вот Ливония… Реки в нее не текут, попасть можно только посуху. На дорогах же в России, как известно, распутица по полгода. Осенью — дожди, весной половодье и снеготаянье. Да и какой дурак товары в телегах возить станет?
Груз одной ладьи — это триста подвод как минимум. На одних лошадях и возничих разоришься. Мелкую копеечную торговлю, когда сам и купец, и хозяин, и извозчик, с колес вести еще можно. Но крупную, с иными странами — не получится.
Нет, торный путь в ливонские порты, конечно, имелся. Из Новгорода — морем. Но с точки зрения торгового маршрута — пользы от них для России было не больше, нежели от причалов на Марианских островах. Для торговли, как понял теперь Зверев, просматривая карту и русла нанесенных на нее рек, — для торговли России остро требовался выход к устью Дона. Дон — это Черное и Средиземное моря. Дон — это возможность сдвинуть границы к югу. После того, как он станет одной из дорог — на его берегах, на его притоках, по всей пойме начнут селиться люди и строиться города. И уже ни одна сила не сможет превратить эту южную Русь обратно в Дикое иоле.
— Ливонский орден не способен на сопротивление, государь, — промямлил посрамленный Зверев. — Зачем тебе отказываться от земель, кои могут приносить доход, платить подати, которые станут буфером меж ляхами и русским порубежьем?
— И которые придется от Польши защищать, — закончил за него царь. — Ладно рати, они все верховые, они и посуху пройдут. А припасы крепостям, оружие гарнизонам, прочие грузы для воинов как доставлять? Морем? Так сие в мирные годы возможно. Коли война случится, воды морские опасными для судов станут. Это не реки, их за своей спиной от чужака не защитишь.
— Уж лучше защищать чужие земли, нежели сражаться на своей, — угрюмо парировал Зверев.
— Это верно, — неожиданно согласился Иоанн, свернул карту и спрятал обратно в шкаф.
— Просьба у меня, государь, — перешагнув через гордость, произнес Андрей. — Дай мне служилых людей хоть малую толику. Хочу я ныне на Крым с войной пойти. Пора уничтожать эту заразу. Выкорчевывать татарское гнездо с корнем.
— В уме ли ты, Андрей Васильевич?! — даже отступил Иоанн. — Нечто неведомо тебе, что крымский хан не сам по себе в степях южных обитает, Дикое поле разоряет, нам пакости творит? Девлет-Гирей крымский суть вассал Османской империи, раб султана. С ним сражаться — это с империей войну начинать. Османы же силой всех превосходят, мир в страхе держат, границы свои во все стороны раздвигают. И конца этой силище не видно.
— Тем более, государь. Кто-то должен положить конец этому наступлению!
— Уж не ты ли это в одиночку сделаешь? — усмехнулся Иоанн.
— Придется мне, государь, коли больше некому! — без тени усмешки ответил князь Сакульский.
— Прости, Иоанн Васильевич, — пояснил из угла светелки боярин Адашев. — Ныне весть пришла. Татары крымские отца Андрея Васильевича убили. Посему он крымцам и всем прочим османам отомстить поклялся.
— Вот оно что… — понизил тон правитель. — Прости, княже, о том не ведал.
— Ты дашь мне служилых людей, государь? — повторил вопрос Зверев.
— Империя Османская велика, и сила у нее немерена, — покачал головой Иоанн.
— Я знаю, государь. Ты дашь мне ратников?
— Погибнешь без пользы!
— Коли хоть сколько истреблю, и то в радость.
— Ох, княже… — покачал головой Иоанн. — Ладно, позволю себе вольность одну, открою тебе тайну, что лишь самым доверенным слугам моим известна. Ты думаешь, отчего я при себе князя Старицкого и присных его близко к сердцу держу, дарами балую? Нечто не они свергнуть меня уж пытались и смуту затевали. Есть за ними одно доброе качество. С королем польским и литовским Сигизмундом они дружбу водят, со знатью тамошней донельзя близки. Верят им за рубежами нашими западными, верят полностью. И ныне план хитрый меж нашими царствами возник, план опасный, но исполнимый. Мы, страны христианские, Русь, королевства Польское и Литовское, и властитель Священной Римской империи король Фердинанд решили супротив богомерзкой магометанской Османской империи заключить общий договор. Мыслю, года два или три понадобится, дабы каждый хлопоты свои разрешил и рати для общего дела освободил.
После чего мы, княже, общими силами атакуем османов разом со всех сторон и сражаться станем, пока полностью ее не одолеем. После чего земли балканские вернутся под руку императора, а Крым войдет во владения польской короны.
— Почему это польской? — не понял Андрей. — Почему не русской?
— Потому, Андрей Васильевич, что Польша числом жителей своих мое царство чуть не втрое превышает и армию выставляет тоже втрое большую, — терпеливо объяснил Иоанн. — По делам и награда. Им больше, нам менее. Нам земли вдоль моря Азовского отойдут, а от Изюмского шляха рубежи установятся по Северному Донцу.
«Весь Дон достанется России, — тут же щелкнуло в голове Андрея. — Есть ради чего поторговаться и войну начинать. Однако Иоанн-то не токмо внешне возмужал. Он ныне в делах последователен и целеустремлен».
Но вслух Зверев сказал совсем другое:
— Ты зря пытаешься опереться на изменников и лжецов, государь. Натура уродов таковых неистребима. Они умеют только изменять. Их пособничеством тебе никогда не удастся заключить добрых союзов и победить врагов. Они способны только разорять, но никак не строить.
— Это ты словами добрыми вред изрядный причиняешь, князь! — У государя на щеках заиграли желваки. — Мне для союза с королями христианскими отношения добрые необходимы! Ты же Русь в войну с орденом христианским втравить пытаешься и меня с оными рассорить!
От земель сих жалких прибытка мне никакого, но вот союз противоосманский из-за них рухнуть может! А ты, Даниил Федорович? Хоть теперь ты постиг, как добрые слова, от смутителей души происходящие, вред приносят? Сказывал же я: не воевать! Бунтарей успокоить посылаю!
— Боярин Адашев хоть какую-то победу принес, государь, — защитил друга Зверев. — От князя Старицкого тебе подобного никогда не дождаться! Ты дашь мне людей, государь? Я стану драться по-настоящему и клянусь: принесу тебе на блюде голову османского султана!
— Нечто ты не слышал, меня, Андрей Васильевич? — удивился Иоанн. — Будет война с османами, будет! Но не сейчас. Потерпи, придет час мести.
