Александра Лисина - Танцы во льдах
Я только кивнула, все еще не отойдя от мимолетного шока.
- Но это все равно я, - тихо добавил призрак. - Всегда только я. Такой же, как сейчас. Один и тот же, Трис. Помни об этом, хорошо?
- Буду. Только не превращайся больше в этого... в это... чудовище. Мне после дворца до сих пор кошмары снятся.
Он покорно вздохнул.
- Хорошо, как скажешь. Может, пойдем уже? Вдруг ушастые заметили, что ты ушла? Всполошатся, завопят, переполох опять поднимется...
- С каких это пор тебя стали волновать чужие тревоги? - с подозрением спросила я.
- С тех пор, как рядом начал крутиться этот Шиир.
- Ширра не станет поднимать панику, - негромко фыркнула я, поднимаясь. - И потом, чего переживать? Он уже давно обошел все окрестности, все обнюхал, облазил и разогнал всевозможных упырей. Мне ничего не грозит, разве нет? Да и следы на земле хорошо видны - я не пряталась, когда уходила. И весточку там оставила, что скоро вернусь. Могут же быть у меня интимные дела, в которых не нужны посторонние? Ширра поймет, не бойся. К тому же он и так всегда знает, где я и с кем.
Рум тяжело вздохнул, проследил за мной долгим взглядом и печально закончил:
- Это-то меня и пугает.
11.
Приближение болота я ощутила задолго до того, как между чахлыми деревцами появился первый заметный просвет. Сперва - по излишне влажному воздуху, от одного прикосновения которого хотелось тщательно вытереться насухо и торопливо сменить рубаху. По рваным клочьям утреннего тумана, неохотно уползающего со звериных троп, когда по ним решительно проходились наши ноги. Затем - по обилию мха, упруго пружинящего при ходьбе, по стремительно растущему числу лужиц и мелких ручейков. Исчезновению лесных великанов, полностью уступивших место куцым зарослям здешних кустарников. А вскоре - еще и по отвратительно знакомому запаху, в котором, кажется, смешались все мыслимые и немыслимые миазмы, что только существуют в этом мире.
Двуединый... никогда не знала, что на свете существует такое многообразие оттенков умопомрачительной по силе вони! Даже протухшие помойки загаженных до нельзя припортовых трущоб, где улицы мылись исключительно водой из-под разложившихся овощей, соленым морским прибоем и прогоркшим содержимым ночным горшков, пахли много лучше, чем застоявшаяся вода в крохотных, поросших тиной озерцах, которые нам приходилось миновать с завидной регулярностью. Тут даже комары дохли на лету, не справляясь с несусветной вонью, птицы отказывались селиться поблизости, ни одной лягушки не было и в помине, водяные червяки не смели пробовать эту воду на вкус, а дикие звери за много верст огибали здешние "водопои", боясь подцепить какую-нибудь заразу. Все живое благоразумно избегало этой огромной клоаки. А мы, наоборот, шли прямиком к ней. Шли, как заведенные, бросая мрачные взгляды по сторонам, настороженно косились, задерживали дыхание, морщились, но не останавливались. И упорно приближались к источнику этого мерзкого запаха, каждую секунду остро сожалея, что природе не было угодно даровать нам хоть какие-нибудь крылья, раз уж не хватало сил похоронить эту многовековую язву под хорошим слоем камней, дерна и тяжелой земли. А природных водоемов здесь было столько, что давно им потеряли счет. Сотни, тысячи, миллионы... и с каждым шагом они становились все больше, глубже, мутнее.
Меня в который раз передернуло.
Привкус разложения чувствуется буквально во всем, заставляет морщиться, дышать ртом и старательно отворачиваться, потому что, кажется, этот гадкий запах всего за несколько часов пропитал все насквозь - одежду, обувь, продукты в заплечных мешках, траву, листья на деревьях и даже нас самих. От него просто некуда деться, от него не сбежать и не спрятаться. Его не забьешь никакими притираниями и эльфийскими благовониями. А если и есть какое-то спасение, кроме способности по многу часов не делать ни единого вдоха, то мне оно, увы, неведомо. Даже подумать страшно, что будет дальше. А еще страшнее - предположить, как сейчас приходится щепетильным и утонченным эльфам, не привыкшим терзать свои благородные носы столь сильными впечатлениями.
Я осторожно покосилась за спину, отыскивая взглядом Беллри и Шиалла, и тут же сочувственно вздохнула. Бедолаги. Уж если меня тошнота мучает с самого утра, то им наверняка приходится еще хуже. Вон, лица бледные с зеленью, глаза влажные, страдальческие, уши обвисли, мышца напряжены до предела. Дышат исключительно ртом, обмотав подбородки чистыми тряпицами, но даже это не спасает - хорошо, если до ночи продержатся. А там все. Натура у них чувствительная, нежная, нюх почти так же остер, как зрение или слух. И, судя по всему, если они не найдут какой-нибудь способ приглушить свои природные способности, завтра в дорогу двинутся не эльфы, а самые настоящие зомби.
Остальные выглядели получше. То ли запахи не так терзали смертные носы, то ли подопечные Леха давно привыкли к здешним ароматам, но Рес с Кротом топали довольно бодро и даже оглядываться не забывали каждые десять минут, потому что, хоть и светло еще, но упырям ни в чем веры нет. Лучше перебдить, как говорится, чем случайно и, так сказать, посмертно, открыть новый вид нежити, не боящийся солнца. Лица Леха мне разглядеть не удалось, потому как он шел впереди, но по напряженным плечам и настороженно подрагивающим кончикам ушей было легко догадаться, насколько ему неспокойно.
Один Ширра не подавал признаков паники - бежал себе и бежал, безошибочно чуя твердую почву под ногами и уверенно ведя весь отряд за собой. Не обращая внимания на грязные брызги из-под лап, невкусные запахи, странные звуки, издаваемые близким болотом. Бежал той ровной неутомимой рысцой, которой, мне кажется, мог преодолевать гигантские расстояния, не чувствуя ни голода, ни усталости, ни боли. И лишь иногда, когда следующие за мной по пятам эльфы начинали дышать с заметными перерывами, а их побратимы устало смахивали пот со лбов, оборачивался и внимательно смотрел, будто желал убедиться, что попутчики дотянут до привала.
Вот и сейчас: плавно повернул голову, быстро обежал нас сузившимися глазами, на мгновение задержал взгляд на мне и успокоено отвернулся - пока все справлялись. Даже страдающие от невыносимой мигрени эльфы, у которых на лицах все явственнее проступала нездоровая зелень, а вокруг глаз уже появились нехорошие темные круги.
Следом за тигром покосившись на Беллри и убедившись, что остроухий совсем плох, я до боли прикусила губу. Иирово племя! Говорила же: зря они напросились! Как чуяла прямо, что с ними возникнет проблема! Мне, конечно, тоже нелегко, но им, похоже, скоро понадобится настоящая помощь. И ведь наверняка знали, что так будет! Голову даю на отсечение, что знали! Так нет же, эти упрямцы и не собирались просить пощады! Бегут, кривятся, задыхаясь от вони, старательно борются с рвотными позывами, но все равно молчат, как убитые! Гордецы несносные! И это тогда, когда вокруг витают почти ощутимые эманации смерти, а впереди уже чувствуется приближение настоящего болота.
