Александр Прозоров - Всадники ночи
— Как тебя одеть, не представляю. Загрузка костюмами посуточная идет.
— Я не гордый, вчерашнее возьму…
Зверев направился в душ, наскоро ополоснулся, чуть подождал, дав горячему воздуху себя подсушить, после чего привел волосы в порядок и присел к столу напротив женщины, помешал трубочкой красно-зеленое пюре:
— И что теперь будет? Уволят?
— За что?
— Ну ты сама перечисляла…
— Ерунда, на программный сбой спишут, — отмахнулась Люба. — Кто же в твое существование поверит? Значит, и все сопутствующее — сбой в системе. Опять же, панели выгорели…
— Меня ведь вся команда видела!
— А кто их спрашивать станет? Полетные журналы систематизируются автоматически, выговоры и поощрения начисляются по нормативам. Если аварии не случилось, то все, что в алгоритм не укладывается, всегда на сбои валят. Ну разве внеплановый медосмотр пройти заставят.
— Может, тогда еще по завтраку?
— Не успеем, — засмеялась женщина. — Да-а, на тебе столько мяса наросло, что полторы порции нужны. Дикарь. Пошли.
Вскоре они прибыли на центральный пост — серый и унылый, с белым овальным потолком и обычным полом.
— Привет, Рита. Как тестирование?
— Часа два назад закончилось, все в пределах допустимой погрешности… Как себя чувствуешь? Какая-то ты невыспавшаяся, Люба.
— Не завидуй, везения не будет. Пройди по служебному и модульному уровню, проверь контакт с баржами, потом доложишь.
— Только пообедаю, хорошо? — поднялась из кресла космонавтка.
— Конечно.
— Чего-то я не понял, — оглянулся на уходящую космонавтку Андрей. — Вы по какому графику работаете?
— По скользящему. Шестнадцать часов смена. Восемь часов сна, два часа на прочие нужды.
— Так в сутках же всего двадцать четыре часа!
— На космофлоте за сутки приняты двадцать шесть часов. Физиологическая норма. — Она прошлась по рубке, оперлась ладонями на пульт. — Странное ощущение. Я знаю, что встретила человека из дикого, невероятного прошлого. Наверное, нужно что-то спросить, узнать. Ведь ни у кого больше такого шанса не появится. А чего спрашивать, не знаю. Слушай, Андрей… Плохо, наверное, там было? Ну в шестнадцатом веке?
— Да уж получше, чем здесь.
— Что-о? Ты хочешь сказать, что вы там, полторы тысячи лет назад, жили лучше, чем мы сейчас?
— А ты когда-нибудь пробовала запеченного целиком, молочного поросеночка, покрытого хрустящей румяной корочкой и с большущим зеленым яблоком во рту?
— Это же ужасно!
— Ужасно жрать пластмассовые сухари, которые к тому же после жевания выплевывать нужно.
— Зато у нас у всех здоровая эмаль, здоровые зубы.
— Что-то не помню, чтобы мои холопы жаловались на кариес. А ты хоть раз в жизни спала на сеновале, а, Любовь моя? — Андрей наклонился к женщине. — Когда падаешь в это огромное хранилище, как в океан, пахнущий мятой, зверобоем, ромашками, медом, когда тонешь во всем этом податливом богатстве, зарываешься в нем с головой — и тебя уже никто не найдет, никто не разлучит с тем, кому позволено разделить с тобой это наслаждение…
— Мы не станем заниматься этим на центральном посту! — уперлась ему в грудь ладонями космонавтка.
— Да? — Князь отодвинулся, провел рукой над пультом. — Горби, загрузи энциклопедию. Возможно, принцессе захочется узнать, что такое проводы зимы, Рождество и штурм снежной крепости, что такое лапта, межа и городки, что такое праздник Ивана Купала, сотовый мед и уха из только что пойманной форели. Или, может быть, ваши прикроватные «симуляторы» способны передать, что такое настоящий вкус, настоящий запах? Настоящий страх и настоящий восторг? Что такое играть с людьми, а не с компьютером, и веселиться с друзьями, а не с системным блоком?
— Откуда ты знаешь, что такое «симулятор»?
— Несложно догадаться. Что же он так долго загружает?
— Объем большой. Зачем тебе энциклопедия? Ты вроде уже все узнал.
— Попытаюсь порыться еще. Это ведь как с прорицаниями, как с зеркалом Велеса. Заглянуть в будущее, прошлое и настоящее легко. Трудно угадать, куда именно нужно смотреть и какие вопросы задавать. Думаю, если проявить терпение и настойчивость, мне удастся выведать еще много интересного.
— Энциклопедия загружена.
— Горби, выдай мне всю информацию, которая у тебя имеется по тысяча пятьсот пятьдесят второму году.
По глазам резануло, как от яркой вспышки, в животе ощутился холодок невесомости и… И он увидел над головой огромную яркую луну, а ниже, рядом с собой, внимательный взгляд Лютобора.
— Если это шутка Горби, то он явно перестарался с подробностями, — пробормотал князь.
— Ты как, чадо? Вернулся али еще колеблешься?
— Вернулся. — Зверев сел на алтаре, крутанул головой, проверил, на месте ли сабля, поправил ее, передвинув вперед. — Спасибо, мудрый волхв. Домой ты меня, как видишь, не вернул. Но попытка оказалась интересной.
Пред Богом и людьми
Проснувшись, Андрей долго смотрел в потолок, закинув руки за голову. За распахнутым окном весело перекрикивалась дворня, ржали лошади, возмущенно визжали поросята. Пахло цивилизацией — видимо, мужики убирали из хлева навоз. Пели птицы — но как-то вяло. Наверное, были заняты поиском букашек и червяков. И только когда в светелку, перебивая натуральные запахи, просочился аромат жаркого, князь решительно откинул одеяло.
— Нет, в нашем времени все равно лучше!
Он оделся, спустился в трапезную — и обнаружил там совершенно пустую комнату. Ни столов, ни скамеек. И само собой — ни пряженцев, ни убоины, ни даже крынки с квасом.
— Ограбили… — растерянно пробормотал Зверев. — И что теперь?
Он побрел на улицу, но на крыльце его перехватила Ольга Юрьевна, прижала к себе, поцеловала.
— Заспался ныне, дитятко мое. Устал, видать, на службе государевой. Ты одевайся скорее да к столу ступай. Праздник ведь ныне. Святой Прокопий.
— Да? — удивился Зверев, мучительно вспоминая, чем знаменательна эта дата, потом махнул рукой: — Конечно, матушка. Сейчас выйду.
Он поднялся наверх, накинул поверх рубахи шитую золотом ферязь, остановился у окна. Сверху было видно, куда перекочевали столы: они вытянулись за воротами, вдоль дороги, и уже ломились от многочисленных яств. Парни и девки щеголяли в усадьбе чистыми рубахами, холопы и вовсе вырядились в атлас и шелка.
— Ждем, что ли, кого?
Князь опоясался саблей, вернулся на двор, вышел на улицу.
— Наконец-то, сын, — подозвал его боярин. — Давай усаживайся, квасу себе наливай.
Василий Ярославович сел не во главе стола, где были приготовлены кресло, золотой кубок и золотое с самоцветами блюдо, а сбоку с правой стороны. Андрею указал на место напротив себя. Зверев, заинтригованный всеми этими странностями, налил, как было велено, квас в оловянный кубок, прихлебнул, поставил перед собой.
