Цена вздоха (СИ) - Саяпин Владимир
Заметив, что несколько женщин развешивают белье, колдунья сразу присматривается. Три соседки болтают и смеются, доставая из плетеных корзин тряпки, и Айва угадывает, что непременно получит возможность что-нибудь стащить.
Первыми для сушки отправляются разные портки, детское белье, простыни, не интересные Айве, так что ей приходится терпеливо дожидаться, когда женщины, наговорившись, закончат развешивать прямо на заборах стиранную одежду.
— А ты чего делаешь?
— Да тихо ты! — Тут же рявкает на мальчика Айва, но оборачивается, взглядывает на него и смягчается. — Тряпки какие-нибудь хочу стащить.
Алеша молчит какое-то время, но снова не сдерживается.
— А зачем тебе? — Шепчет он.
Колдунья поворачивается и глядит недовольно, потом отворачивается и вздыхает.
— Тихо не можешь посидеть? — Шепчет Айва в ответ. — Мне что, ветром звук твоей болтовни разгонять? Одеть мне нужно что-то, чтобы днем на улицу выйти, сам не видишь, как я выгляжу?
Алеша выслушивает, но вместо того, чтобы потерять интерес, наоборот, отыскивает для него уже новый повод.
— Ветром? Звук? — Поднимается он с соломы. — А ты и такое можешь.
Айва вздыхает, но и ее сердитого вздоха достаточно, чтобы мальчик, наконец, прекратил разговаривать. Усевшись на стоге, он оглядывается, не находит себе занятия, падает обратно на простыни и дожидается, когда Айва сама захочет проявить к нему интерес.
Ждать приходится долго. Айва и сама устает прятаться в сарае, выжидая удобный момент, но приходится слушать болтовню женщин, развешивающих белье.
— Ха-ха! — Смеется одна из них. — У меня аж в груди кололо, когда бедная его по улице гнала!
— Эт кого ж? Ваську что ли?
— Ну а кого ж еще-то? Всего в грязи вымазала!
Нетерпеливый ветер вдруг срывает с забора большую тряпку, но не успевает ее унести, и одна из женщин хватает и вешает ее обратно.
— Ах! — Вздыхает одна из них, заметив, как серая накидка слетает с забора. — Ох! Ты ж погляди, что делается-то! Чуть грязью вся не обляпалась!
Соседки переглядываются, улыбаясь.
— Да и бросила бы уж эту тряпку! — Говорит одна из них. — Ты глянь, дырявая ж вся!
— Ишь, умная. — Отмахивается женщина. — Чего я, зря ее что ль выстирывала, а? Руки морозила себе!
— Ой, да ну тебя. — С улыбкой отмахивается соседка, естественно и непринужденно уводя разговор в сторону. — Да и чего там эти тряпки! Слыхали? Баба Марфа давеча, говорят, нечистую видела.
— Ой, врешь! — Тут же хватается одна из соседок за грудь.
А вторая, повесив тряпку обратно на забор, подходит ближе, тоже обретая удивленное выражение.
— Чего воду баламутишь-то? — Ругается она тихо. — Придумала она, небось.
— Да придумаешь такое! — Возражает женщина. — Говорит, вышла на крыльцо, нечистую почуяла, а токмо за порог ступить решила, так свеча погасла. Она только зажжет, а свечка тухнет тут же!
— Ох, да ветер же!
— Да погоди ты! Она, говорит, в третий раз свечу зажгла, шагнуть не успела, а та как выскочит! Да как начнет по порогу, как мышь, шнырять! И туды, и сюды! И так и бросалась сама собой по сторонам, как ужаленная!
— Кто?! — Удивляется одна из женщин. — Баб Марфа?!
— Тьфу на тебя, ухо ты дырявое! Какая баба Марфа?! Говорю же, свеча! Как выскочит, да как начнет….
— А ты и поверила! — Упирает другая руки в бока. — Старая уж баба Марфа! Ежели и не выдумала, так привиделось ей!
— И ничего она не выдумала!
— Да откуда ж тебе знать-то?!
— А оттуда! Она ж утром-то вещи стирать не пошла, ну так я зашла к ней. А вдруг случилось чего? А она дома заперлась, не открою, говорит! Ну да, как меня узнала, открыла, но пускать не стала. А я все равно все увидела! Что она, что сын ее, сидят оба дома, белые, как мертвецы! Вот ты сходи, погляди на них сама, а там и говори потом, что выдумывает!
— Хех! Кто? Васька-то?! Дома сидит? Ну, удивила! Небось, ленится, как всегда. Вымахал, лоб, а ума так и не набрался!
— Да ну тебя! — Взмахивает женщина ладонью, не сдерживая улыбку.
На миг беседа заканчивается, и у женщин появляется время оглядеться.
— Ах! Ой! — Вздыхает одна из них, оглянувшись, но не сумев отыскать старую, дырявую накидку, которую только что повесила сушиться на заборе. — Ох, чур меня! Накидки-то и нет! Да вы гляньте! Отвернулась, а и нет ее уж нигде! Вот же чертовщина творится! Видать, правду баб Марфа сказала! Теперь и до нас добралось! Ой, что ж делать-то теперь!
Другие две переглядываются, замирают и вдруг звонко рассмеиваются.
— Ахаха! — Смеется одна из них. — Видать, из самой тьмы нечистая пришла! Ахаха! За тряпками-то твоими! Ахаха!
Вторая сгибается пополам, держась одновременно за живот, разболевшийся от смеха, и за спину, ноющую от усталости, и все равно не удерживаясь от шутки.
— Ой! Ха-ха! Портки… портки держи! Ха-ха! А то… ха-ха… нечистая растащит!
И соседки еще сильнее заливаются смехом, чуть ни падая на землю. А женщина, поглядев на них с сердитой обидой, возвращается к делам.
— Тьфу! — Бросает она голову вниз, после чего достает из корзины белье и молча продолжает развешивать.
И еще долго продолжает кругом разливаться звонкий смех, но уже скоро Айва с мальчиком перестают его слышать. Колдунья, укутавшись в серую тряпку, сильно горбясь и притворяясь старухой, быстро уводит мальчика подальше в город.
— Ну вот. — Говорит колдунья по пути, стараясь шептать мальчику на ухо, чтобы прохожие не услышали. — Найдем постоялый двор, возьмем там комнату, и…. Кстати, а деньги-то у тебя есть?
Айва останавливается и поворачивает мальчика лицом к себе, но даже отвечать Алеше не приходится.
— Да откуда у тебя деньги? — Тут же отпускает его Айва и продолжает рассуждать вслух.
Мальчик замедляет шаг.
— А…, то, что женщины там говорили….
— О чем?
— Ну, что свеча прыгала… это ты была, да?
— И когда бы я успела? — Отвечает Айва с недовольством в голосе. — Нет. Это была другая колдунья. Глупостью зовется.
Алеша не сводит с Айвы глаз.
— Ну чего еще? — Замечает она его взгляд.
— Колдунья? — Удивляется мальчик. — А ты, разве, не волшебница?
Айва улыбается по-доброму, ласково, но эту редкую улыбку все равно не видно за серой тканью.
— Запомни, мальчишка, — шепчет она на ухо, приблизившись, — каждая женщина волшебница, если только захочет. А теперь идем.
Держа мальчика за плечо, Айва так и уводит его вглубь города, к торговой улице, где уже вовсю шумят торговцы, рабочие, купцы и слуги. Притворяясь старухой, она подталкивает Алешу вперед, а сама идет следом, держа мальчика за плечо, и внимательно осматривается, ища глазами постоялый двор, среди домов.
Трактиры, лавки и другие городские постройки почти все расположились дальше, за торговой улицей, заставленной палатками. Не доходя до палаток и торговцев, где уже толпится люд, Айве удается заметить только захудалую конюшню и полуразваленный двор, огражденный небольшим деревянным забором из массивных палок. Зато, сразу удается понять, что именно здесь и принимают гостей, предлагая ночлег и дешевые харчи всем, кто способен за них заплатить.
«Еда и ночлег» — гласит непритязательная, деревянная табличка, согнутая дождями и временем, и Айва сразу подталкивает Алешу в сторону постоялого двора.
— Иди, найди внутри хозяина и узнай, сколько он берет за ночлег. — Велит она мальчику.
Алеша не спорит, кивает, оборачивается назад к постоялому двору и идет вперед уверенно, без волнения и страха, которые должен бы испытывать четырнадцатилетний мальчишка, готовясь впервые самостоятельно заговорить с посторонними людьми.
Айва только наблюдает. Она хмурится, глядит на то, как вдруг начинают дрожать черные отростки на спине мальчика, но не сдвигается с места. Колдунья легким взмахом руки отправляет ветер подслушивать, а сама остается ждать, предоставляя Алеше возможность самому разобраться с нетрудной задачей.
Внутри мальчика встречают голые, деревянные полы и стены, широкая деревянная полка, за которой стоит мужчина в жирном фартуке, четыре стола и десяток стульев. От одного взгляда на постоялый двор изнутри уже достаточно, чтобы понять, что дела у хозяина идут плохо, и только Алеша из всех, кто бы мог сюда забрести, осматривается так, будто попал в княжеские хоромы. Хотя, его удивление и интерес не по-детски быстро исчезают, а хозяин, оглядев бедно одетого мальчика, сердито хмурит брови, поднимаясь с деревянного стула.
