Александр Бруссуев - Охвен. Аунуксиста
Схватка была ожесточенной, но недолгой. Никто не молил о пощаде, да в плен брать никого и не собирались. Несколько человек бросились за борт. Черные выли, как нелюди. Они вообще, видя тщетность своего положения, закрывали глаза и бестолково махали оружием, зачастую поражая своих товарищей. Самый последний, оставшийся на ногах из них, коротко разбежавшись, прыгнул на лодку, что была прицеплена на канат сзади. Уже в воздухе он понял, что не долетит, растопырил в разные стороны руки и ноги и ухнул в воду. Все это время он пронзительно и неприятно кричал. Охвену он напоминал черного паука, такой же мерзкий и вызывающий брезгливое чувство.
— Тьфу, — сплюнул черному вслед Густав. — Срамота!
Когда сопротивление было сломлено, мертвых и раненных повыбрасывали за борт и принялись искать добычу. Она оказалась невелика: узелок с драгоценными побрякушками. Больше делать на этой захваченной посудине было нечего, тем более что в любой момент по наитию могли появиться какие-нибудь грозные римские галеры.
Великан-молотобоец воткнул в палубу железный костыль и размашистым ударом по нему боевым молотом пробил днище обреченного судна. Взметнулся веселый фонтан морской воды. Когда перерубили канат, связывающий две ладьи, то одна из них сразу же затонула, словно только того и дожидалась. Хорошо, что не та, куда еще не ступали викинги.
— Ну вот, давайте посмотрим теперь, ради чего у нас завязался весь этот сыр-бор, — бросил Торн и первым прыгнул на трофейную посудину.
На дне лежали связанные люди. Во ртах у них торчали кляпы, они беспокойно шевелились, изгибаясь телами, и мычали. Три человека даже в таком непристойном состоянии производили впечатление уважающих себя людей. Только уважали себя они по-разному: один все пытался отползти подальше от других, а оставшиеся двое одновременно выгибались, и даже мычание у них было одинаковым.
— Пощады и помощи просят, не иначе, — кивнул на них Рогатый.
— Ты понимаешь в мычании? — удивился Торн.
— Нет. Но что они еще могут говорить, — пожал плечами викинг. — Не угрозы же нам!
— Лучший способ проверить, — сказал Густав и, подойдя к одному, наиболее достойному на его взгляд, обрезал кинжалом путы.
Тот резво вскочил на ноги, вытащил кляп и замолчал. Пока он растирал себе руки-ноги, викинги внимательно следили за ним.
— Ну? — с угрозой выдавил Густав.
Пленник, словно очнувшись, благодарно кивнул всем сразу, и жестом попросил нож у стоявшего рядом кормщика. Тот, мгновение помедлив, протянул ему оружие.
К удивлению воинов, освобожденный пленник не стал избавлять другого связанного человека от уз и даже не кинулся с кинжалом на готового к отпору Густава, а, опустившись на корточки перед пытавшимся отползти мужчиной, молниеносным движением перерезал тому горло.
Вздох изумления вылетел у викингов. Они схватились за мечи, но освобожденный пленник быстро поднял руки, всем своим видом говоря, что он больше не будет и ножик вернет. Все это время никто не проронил ни слова.
К нему подошел вождь, но тот, приложив руку к груди, испросил разрешения разрезать ремни на товарище. Торн символичным жестом поинтересовался, не горло резать? Нет — нет, замотал головой человек, освободил своего коллегу, торжественно вернул кинжал поджидающему Густаву и смиренно склонил голову.
— На каком языке с тобой можно говорить? — спросил Торн.
Пленник ответил, но для многих, в том числе и Охвена, не нашлось ни одного знакомого слова: что-то, звучащее, как фибуля, мондибуля, краниум, церебрум.
К вождю протиснулся Петья:
— Я знаком с латынью.
Викинги расселись по бортам, пока происходили оживленные переговоры. К удивлению Охвена, Торн время от времени вставлял свои фразы, словно этот язык для него был тоже немного знаком: «Когито эрго сум», или вообще «Дум спира сперо». «Ин винас веритас» — вызвала усмешку даже у Густава. Закончил он, гордо подбоченясь: «Сэ нон э верро э бэн тровато».
Пленник после этого выволок откуда-то из-под скамьи небольшой сундучок, и жестом предложил вождю посмотреть. Посмотрели, конечно, все.
Вот это уже было успехом! Деревянный ящик оказался наполнен золотыми монетами. Викинги оживились, пихая друг друга локтями. Но ни Петья, ни сам вождь, казалось, не обращали внимание на всеобщее радостное возбуждение. Торн — потому что замыслил что-то, викинг — потому что знал что-то.
Былые пленники перебрались на дракар, ладью опять же затопили. Время двигаться дальше. Но тут вождь поднялся с места, поднял руку, требуя внимания:
— Девочки! Наши планы чудесным образом изменились! То, что мы добыли сегодня тяжким трудом — лишь треть, если не четверть того, что нас ожидает в скором будущем. К Карфагену мы не пойдем! На этот раз.
Никто не сказал ни слова. Торн оглядел всех, но не заметил на лицах ни тени сомнения, только интерес.
— Вот это мне нравится! — сказал он. — Мы вместе сможем свернуть горы! Ха-ха!
— Ха-ха, — откликнулись викинги.
— У нас нашлось дело. Очень прибыльное дело! Нас хочет нанять этот человек! — продолжал вождь и указал рукой в сторону пленника, освобожденного первым.
— Кто он? — спросил Ивальд.
— Ни много, ни мало, правитель одной маленькой страны, осколка великого Карфагена. Сегодня мы были для него самой судьбой, освободив от неминуемого рабства.
— И что нужно сделать? — воскликнул кто-то.
— Ничего особенного: вернуть ему престол.
5
Когда дракар свернул к берегу, то казалось, что он держит курс прямо на острые скалы. Неприятный их вид вызывал в памяти зубы волков. Не те, что некоторые несознательные личности использовали в виде украшений на бусах, а те, что прилагались к живым и свирепым серым хищникам. Однако, подойдя совсем близко к разлетающимся под ветром брызгам и пене, вдруг обнаружился вполне симпатичный проход.
— Это задний проход, — перевел Петья слова гордого местного владыки, который был теперь за проводника.
— А что, есть еще и передний? — фыркнул кормщик.
— Да, там, со стороны долины, — невозмутимо донес ответ Петья.
— Ну, вот, Охвен, и оказались мы в …, — проговорил Густав. — В заднем проходе.
Дракар вошел в целую бухту ровной, как поверхность зеркала, воде. Здесь, по уверению проводника, можно было спокойно подходить к берегу и разбивать лагерь — никто не увидит.
Низложенный правитель был жертвой почти бескровного заговора. Во время своего выхода в море, маршрут которого держался в тайне, он был атакован разбойниками. Один из его свиты, верный друг семьи властителя, внезапно проявил себя в новом качестве: он стал предателем. По его указанию бандиты перехватили корабль с «прынцем и драгоценностями». Владыка ехал в очередной раз жениться, да вот, не сложилось. Однако, перебив свиту, мятежники скрутили и предателя.
