Дженнифер Робертсон - Разрушитель меча
— Я не могу поверить, что эти люди покинули свой дом только ради…
— А остальные? — напомнил я. — Алрик и Лена, Эламайн и Эснат, не говоря уже о десятках танзиров и племен.
Она уставилась на меня.
— Но ты же говоришь, что ТЫ джихади…
— КТО-ТО же должен им быть! — я нахмурился и перешел на Северный язык, чтобы Южане не поняли, о чем разговор. — Слушай, я сам не понимаю, что происходит и почему твой брат показал на меня…
— …если он показал не на Аджани…
— …и я не знаю, что мне теперь делать… — я злобно покосился на нее, — но одно я знаю точно: ты не должна говорить им кто я.
— Что? — переспросила Дел, прищурив голубые глаза.
— Ты не должна говорить им, что я джихади. Даже если по твоему мнению это хороший повод для веселья.
Она нахмурилась.
— А почему нет? Если они решили дойти до Искандара только ради того, чтобы увидеть джихади, почему бы не показать им его?
Я посмотрел на старого хустафу, на Мехмета, на остальных Южан, и порадовался, что выучил Северный, и разговор им непонятен.
— Потому что, — процедил я сквозь стиснутые зубы. — Если бы ты всю жизнь поклонялась лжи, приятно было бы тебе узнать об этом?
— Лжи?
— Эти люди поклоняются джихади. Джамайл объявил джихади меня. Захотела бы ты поклоняться мне? — я продолжил не дожидаясь ответа, потому что знал, что она скажет. — Они живут мечтой, что когда-то сбудется главное пророчество: песок Юга превратиться в траву, — я помрачнел, вспоминая предположение Дел об ошибке. — Не знаю в траву или в стекло, но только этим они и живут. Вот в этом смысл ритуала, — я приложил ладонь к песку и провел грязную полосу через лоб. — Это значит, что однажды песок снова станет травой, как было при Создании. Это сделает джихади.
— Создание, — пробормотала Дел. — Ты хочешь сказать… как с яватмой?
— Речь идет обо всем мире, Дел, а не о магическом мече.
— Значит, — заговорила она после короткого размышления, — они хотят добраться до Искандара, чтобы увидеть джихади, — она взглянула на старика.
— Но ты им хоть что-то расскажешь? Свою версию происходящего?
— Нет. Я тебе это уже говорил.
— Значит ты хочешь, чтобы они и дальше верили, как верили пять поколений их предков, что придет джихади и изменит их мир?
— Хуже им от этого не станет.
Дел покачала головой.
— Если бы ты сказал им правду, старику не пришлось бы мучиться всю дорогу до Искандара.
Я посмотрел на хустафу. Живые глаза были такими темными, что казались одним зрачком. Я чувствовал его силу. Мехмет мог не говорить мне, что их хустафа особенный. Я бы и сам понял это.
— Тигр?
Волосы на затылке встали дыбом, желудок болезненно сжался.
— Нет, — отрезал я, понимая, что разговор еще не окончен.
Дел плотно сжала губы.
— Тебе так хочется получить награду?
Не подумав, я по привычке рявкнул на Южном:
— Мне плевать на награду. У этих людей ничего нет.
Мехмет поднял голову.
— Есть, — заявил он, — и мы обязательно вознаградим вас.
Я устало махнул рукой.
— Нет… нам ничего не нужно…
Но Мехмет, не слушая меня, быстро заговорил со стариком. Хустафа улыбнулся, потрогал рот, сказал что-то в ответ. Мехмет повернулся к нам.
— Он согласен.
— Согласен на что? — насторожился я.
— Он бросит для тебя песок.
Что-то дернулось у меня в животе. На лбу выступили крупные капли пота. Даже в словах хустафы была скрыта сила.
— Бросит… — я не закончил, не понимая, что со мной происходит. Что-то давило на меня. Огромная сильная рука. — Ты хочешь сказать… — я вспомнил наш разговор прошлой ночью о людях, укравших у акетни воду и деньги. — Ты сказал, что они сами выбрали свою судьбу.
Мехмет кивнул.
— Конечно.
— Тогда… — я повернулся к старику. Их складок дряблых век на меня смотрели живые горящие глаза.
— В чем дело? — заинтересовалась Дел. — Что он говорит, Тигр?
Мехмет взглянул на нее.
— Он — Бросающий песок.
— Бросающий песок… — повторила Дел. Голубые глаза смотрели на меня в ожидании объяснений.
Грудь сдавило. Дышать было тяжело.
— Бросающий песок, — угрюмо сказал я, — это человек, который может предсказывать будущее.
— Но ты же не веришь в эту чушь… — удивилась Дел. — Ты всегда говорил…
Мне стало совсем плохо. Я облизнул сухие губы и посмотрел через круг на старика.
— Ты не понимаешь.
— Он предсказывает будущее, — кивнула она, пожав плечами. — Многие этим занимаются. На кимри, на базарах, даже на улицах…
— Это другое, — бросил я. Что-то шевелилось во мне. — Я не хочу ничего знать. Ни о сегодня, ни о завтра, ни о том, что будет в следующем месяце. Я просто ничего не хочу знать.
Дел рассмеялась.
— Думаешь он предскажет тебе плохую судьбу после того, что ты для них сделал?
— Он говорит только ПРАВДУ! — зашипел я. — Хорошую или плохую, не имеет значения. Он показывает то, что действительно случится, хочешь ты этого или нет.
Дел пожала плечами. Она просто не понимала.
Я вообще-то тоже.
А Чоса Деи понимал.
22
Ритуал был долгим и сложным. Определенный участок светлого песка Пенджи был окружен всеми членами акетни, за исключением старика. Он сидел на своей подушке, наблюдая за проходившей прямо перед ним подготовкой. Каждый Южанин провел по песку короткими деревянными граблями, чтобы выбрать комки и камешки. Потом песок проверили граблями потоньше, и, наконец, пригладили его лопаткой, чтобы получилась ровная площадка. И грабли, и лопатка были сделаны из сердцевины умершего от старости дерева и покрыты светло-коричневыми узорами. Узоры напомнили мне руны, но я не узнал их. Я поежился. Капли пота стекали по вискам. Я стер их безволосым шелушащимся предплечьем и тут же рука безвольно упала. Старик смотрел на меня.
Сумерки переходили в ночь. Мехмет и остальные вытащили из фургона хустафы два факела, поставили их по обе стороны от старика и подожгли пропитанные маслом тряпки. На гладком совершенстве песка заметались резкие жутковатые тени.
Мехмет принес семь небольших мешочков, поставил по три справа и слева от старика, а седьмой опустил прямо перед ним. Мешочки были сшиты из мягкой светлой кожи и перевязаны шнурками с бусинами. Мехмет осторожно открыл каждый, стараясь не коснуться священного содержимого и не просыпать его. Закончив, он присоединился к полукругу закутанных в бурнусы и вуали акетни, застывшему за спиной хустафы.
Дел сидела рядом со мной. От хустафы нас отделяли несколько футов гладкого как шелк песка и миля нежелания.
С моей стороны.
Капли пота упрямо стекали, вырисовывая похожие на руны узоры на моем правом виске, потом они добрались до углублений шрамов на щеке и потекли к подбородку.
