Андрей Мартьянов - След Фафнира
– Переодеваться! – распорядился Тимоти, когда клад Зигфрида, под натужные охи-вздохи едва не надорвавшихся концессионеров, перекочевал в повозку. Две меланхоличные сельские лошадки, стоявшие в упряжи, разом начали беспокойно прядать ушами и оглядываться. – Начинаем маскарад, господа… Джералд, ты самый умный – придумывай для нас убедительную историю, документов-то никаких.
– Историю? – удивился милорд. – Все зависит от того, как мы будем выглядеть.
– Как бродячий балаган!
* * *
На спокойной малолюдной улице, неподалеку от знаменитейшего Страсбургского кафедрального собора, рядом со скромной гостиничкой, носившей знаменательное название «Бальмунг»[14] стоял высокий, крытый грубой темно-серой парусиной, фургон, возле которого суетились хозяева. Возглавляли неприметную компанию двое – высокий католический священник в черной, с иголочки, сутане при белоснежном стоячем воротничке и широкополой круглой шляпе, а также молодой человек, внешностью напоминавший сельского доктора с небогатой практикой. В лацкане несколько истертого сюртука последнего, светился золотом и эмалью памятный знак Гейдельбергского университета, 1910 год выпуска.
Преподобного отца и доктора сопровождала троица парней самого что ни на есть деревенского вида. Одежда небогатая, но чистая, принятые в сельской местности расшитые по вороту рубахи, темные брюки, заправленные в сапоги, поношенные тирольские шапочки, небритые продувные рожи… Двое – пронзительно-рыжий и беловолосый – держатся уверенно, со значительностью знающих себе цену сыновей крепко стоящих на ногах арендаторов или мелких землевладельцев. Третий, темноволосый и кареглазый, если присмотреться, имеет очень огорченный и расстроенный вид, хотя нам ли спрашивать, что за горести у человека? Наша задача – обслужить гостей и получить за услуги положенную оплату.
– Мы с визитом к его преосвященству епископу, – втолковывал хозяину гостиницы доктор, неосторожно (по мнению Тимоти) назвавшийся Карлом Шпилером. – Из Бюлерталя, слышали?
Что-то такое хозяин слышал. Дыра дырой, на востоке, за Рейном. И что угодно господам?
– Комнату для меня и преподобного отца, – доктор кивнул на упорно молчащего патера. Шпилер, как и было условлено, говорил за всех, чтобы не выдавать выраженного акцента милорда и остальных. – Заодно разместить наших сопровождающих и багаж. Там большой ящик, с собранными к пасхальным торжествам подарками его преосвященству и святой нашей матери-Церкви… Лошади и фургон…
– Раненько же вы к Пасхе готовитесь, – безразлично проворчал восседавший за пыльной стойкой владелец «Бальмунга». – Хорошо. Комнаты найдутся. За все – пять человек, место в конюшне и сено, фургон, багаж – четыре марки пятьдесят пфеннигов в день. За еду плата отдельная. Собираетесь жить до празднества Воскрешения Христова – расчет немедленный, вперед.
Пасхальные праздники в 1912 году приходились на 17 апреля. Святой отец, немедля подошедший к стойке, в точности отсчитал семьдесят семь марок, причем треть золотом, остальное сине-серыми «бисмарковскими» ассигнациями. Видать, богатый приход у святого отца.
Все остались довольны. Хозяин тем, что получил такую значительную сумму без возражений, гости – устройством на постой и отсутствием любых подозрений со стороны окружающих. Гостиница, конечно, не для миллионеров, но сейчас, главное, не удобства, а, пользуясь лексиконом приснопамятных вормсских социалистов, конспирация. Ради таковой конспирации Тимоти подписался под записью в журнале гостей крестиком – неграмотный.
Драгоценный багаж был оставлен в фургоне, занявшем место на заднем дворе, лошадок препроводили на конюшню, а концессия в полном составе засела в комнате второго этажа гостиницы. Ойгена сгоняли в ближайшую лавку за вином, колбасой и хлебом.
Промежуточная цель – Страсбург – была достигнута без особых приключений. На въезде в город дорожная полиция на фургон и не посмотрела, городские шуцманы более озабочивались соблюдением уличного благочиния, чем бдительным надзором за неизвестными путниками, а среди разъезжающих по городу десятков экипажей, колясок и таких же фургонов маленький обоз концессии выделялся не более, чем воробей среди стаи. Пока дело шло удивительно гладко, давая повод надеяться, что крупные неприятности на время остались позади.
– Отсыпаемся, отъедаемся, решаем трудности с документами – в Страсбурге наверняка можно купить фальшивые! – и едем домой! – провозгласил неугомонный Тимоти. – Возражения?
– Сначала попробуем придать нашему… Да, нашему отъезду на запад видимость законности, – буркнул усталый Джералд. – Завтра утром… Нет, лучше прямо сегодня, я наведаюсь в консульство Британии.
– Почему именно сегодня? – переспросил доктор Шпилер. – Вы засыпаете на ходу! Следует непременно отдохнуть.
– Потому, что впереди ночь. И вокруг много людей. Не удивлюсь, если к рассвету гостиница превратится в замок графа Влада Цепеша – Дракулы, и на каждом углу будут валяться трупы… Не мне вам объяснять, что именно мы привезли в город. Пожалуй, часика полтора я посплю, а затем все же пойду телеграфировать в Форейн-офис.
– Тогда я сижу и сторожу, – заявил Тимоти. – Мало ли… Ойген с Робером пускай отлеживаются. Другие приказы, милорд?
– Никаких, – зевнул Джералд, деликатно прикрыв рот кулаком. – Честное слово, я за последние дни совершенно одичал.
– Как и все мы, – печально улыбнулся доктор Шпилер, с лица которого не сходила болезненная чахоточная бледность. – Как и все мы… Итак, отдыхаем. Тим, иногда заглядывай во двор – могут появиться чересчур любопытные господа, намеренные узнать, что именно привезли в подарок господину епископу. Сокровища остались без охраны, и меня это беспокоит.
– Можно мне пойти вместе с господином Тимом? – попросил Ойген. – Я-то уж присмотрю…
– Не «можно». Нужно.
Глава седьмая
AUF WIEDERSEHEN, DEUTSCHLAND?
– Милорд, вы очень богатый человек! Ваше состояние оценивается не менее чем в тринадцать миллионов фунтов, сиречь – без малого семьдесят миллионов североамериканских долларов, о франках я даже упоминать не стану… Вам не хватает? Вы голодаете? Вам негде жить?
– Сударь, дело не в деньгах! Если бы это касалось только денег и ничего другого, я бы с радостью уступил. Однако…
– Если вы продолжите пичкать меня глупейшими байками о «проклятии», «чудовище» и прочих мистических фантазиях, я рассержусь.
