Лев Жаков - Бешенство небес
Он начал колотить кулаком по затылку метиса, вгоняя голову в пузырящуюся массу, будто деревянный шар в гору навоза. Лен Алоа изогнулся, кашляя и хрипя: наркотик забил рот и ноздри, проник в уши, облепил лицо сплошной черно-коричневой маской, будто густой жидкой грязью.
– Теперь видишь ее?! – орал Уги-Уги. – Видишь место, куда меня хотел отправить? Ты уже там!
И тогда Лен Алоа закричал. Он рванулся с неожиданной силой, опрокинул ларец на пол, рассыпав по ковру остатки гношиля. Монарх крепче ухватил свою жертву, повернул лицом к себе... и не увидел лица. Оно превратилось в маску демона Дорга, который посылал людям ночные кошмары, младшего из всех сынов Марлоки и самого ужасного среди ее отпрысков, – в маску того, кто повелевал всеми людскими страхами. Комки гношиля прилипли к искаженной ужасом нечеловеческой роже, представшей взгляду Уги-Уги. Глаза, готовые вот-вот вывалиться из черепа, беспрерывно вращались. Темно-синий, почти черный язык метался, дергался, будто распухший могильный червь, вылезший из земли между двумя рядами выкрашенных белой краской надгробий, – рот Лен Алоа стали кладбищем, от которого зев горла тянулся в глубины преисподней, полной разложения и смерти.
Уги-Уги направился к окну, но по дороге остановился, увидев большое медное зеркало на стене. Несколько мгновений монарх висел неподвижно, крепко сжимая глухо мычащего врага, рассматривал себя, а после воскликнул с исступленной радостью:
– Как много нас теперь! Каким ужасно красивым мы стали!
Растянув губы в ухмылке, он покинул спальню и полетел вверх.
И когда уже вознесся над крышей дворца, Лен Алоа закричал во второй раз.
Казалось, все демоны мира разрывают на части его душу и внутренности, и сама великая Марлока поднялась из глубин подмирья, приникла слюнявой пастью к наполненным темнотой глазам метиса и сосет его мозг. Лен Алоа мычал и выл, хлопал звериной пастью, пуская густую, коричневую от гношиля слюну, перемешанную с кровью: он откусил себе язык. Не обращая внимания на судороги жертвы, Уги-Уги поднимался все выше, и вокруг открывался яркий, пестрый пейзаж: засеянные поля, с которых теперь некому было собирать урожай, цепь мелких эфирных озер, рощи и облакопад, лохматой белой веревочкой вьющийся вдоль стены провала. Глаза Лен Алоа не видели всего этого: они смотрели внутрь иного пространства, того, куда наркотик отправил его рассудок.
Чем выше взлетал монарх, тем тяжелее становился полет. Во время охоты за людьми ядро чужого рассудка рассосалось, будто ядовитые миазмы сознания Уги-Уги сожгли его, растворили паунога в себе. И все же это тело пока не стало целиком его.
Воздух превратился в плотную среду, густую прозрачную субстанцию, сопротивляющуюся движению; в конце концов Уги-Уги остановился. Беспрерывно кричащий от ужаса Лен Алоа дернулся – и тогда монарх разжал щупальца.
Он висел чуть выше горных вершин, отсюда открывался вид на джунгли Проклятого острова. Извиваясь, будто рыбешка, которую выпустила чайка, метис полетел вниз. Уги-Уги накренился, провожая его взглядом: тело ударилось о конек дворцовой крыши, подскочило, сломавшись в пояснице, упало вновь, сползло по скату, оставляя широкий темный потек, на мгновение задержалось у края и рухнуло дальше, пропав из виду.
Море теплого воздуха, пронизанного лучами светила, окружало монарха. На высоте дул легкий ветер, едва слышный гул доносился со стороны облакопада. Сознание разгладилось, расплылось по всем пауногам Аквалона. Оно постепенно обучалось само собой проникать в ту реальность, куда раньше могло попасть лишь благодаря гношилю: Уги-Уги ощущал движение призрачных тел, какие-то фантастические ландшафты, фигуры людей и других существ, парящие вокруг предметы, а еще он видел идеи и образы. Это был... Канон? Он не знал точно, хотя уже понял, что пауноги использовали эту среду для связи, посылали через нее сигналы.
Монарх находился слишком высоко – его тянуло вниз, свет и воздух давили на плечи, принуждая опуститься. Преодолевая напор, он полетел к склону. Все дело в том, что он еще не умеет управляться с новым телом так, как со старым. Нужна тренировка. Джунгли вокруг... весь остров зарос ими. Там живут звери. И серапцы. Всех их можно убить. Всех, кого он сумеет найти. Охота в джунглях – хорошая тренировка.
А потом надо слетать на Атуй.
* * *...Но больше всего ее пугал высокий главарь эрзов, ходивший всегда в одной и той же одежде: серые домотканые штаны и грязная рубаха навыпуск с закатанными до самых предплечий рукавами. Ухмыляясь, он нависал над съежившейся Гельтой всем своим тощим длинным телом и показывал шрамы, тонкие белые кольца от запястий до локтей, словно надетые на его худые, как палки, лишенные волос руки.
Его звали Оли Вырежглаз.
– Шмотри, – говорил он, сильно шепелявя и пришепетывая, отчего голос звучал забавно и зловеще одновременно. – Шмотри, девщонка, видишь? Кашдое беленькое колещко – это один щеловещек, которого я зарежал или заколол. Двадшать три, двадшать три! Понимаешь, девощка, девщеночка, двадщать трех убил Оли, понимаешь?
Эрзы и крелинг – то есть боевая звезда тхайцев – захватили Гельту, выдав себя за артистов парового цирка. Вырежглаза она впервые увидела в роли акробата, облаченного в обтягивающее трико цвета крови – он жонглировал, стоя на горизонтальной трубе, из которой бил поток пара, и образ этот врезался в память. С тех пор принцесса так и воспринимала его: кровавый акробат-убийца. Он часто снился ей в кошмарах.
Эфироплан, в каюте которого заперли Гельту, плыл на северо-запад. Он был необычен: узкая, очень длинная палуба, три мачты с парусами в форме широких серпов. Скорее всего, какой-то восточный корабль, решила принцесса. И угадала: айклит был построен в доках Имаджины.
Дважды в день, утром и после того как спадала дневная жара, ее выводили на палубу, и всегда вокруг были только облака, нигде на горизонте не виднелась суша. Гельта слышала, что бывалые моряки могут по оттенку эфира и особенностям пуховых перекатов определить, в какой части Аквалона находится корабль, но сама она в этом, конечно, не разбиралась. Она вообще мало в чем разбиралась... зато хорошо понимала мужчин.
Впрочем, сейчас это не слишком ей помогало. Во дворец проникло семеро тхайцев и пятеро эрзов, еще двое поджидали их на берегу. Все желтолицые выжили во время похищения, хотя двоих дворцовые стражники ранили. Один из эрзов был убит, так что их осталось шестеро. Матросы на айклите отсутствовали, преступники сами управлялись с парусами.
Соотечественники Гельты имели бледную кожу и старались не оставаться подолгу под прямыми лучами светила, иначе быстро сгорали. Гельта заключила, что они – обитатели Мусорных Садов, то есть глубинных этажей Большого Эрзаца, никогда не знавших дневного света. Там жили самые отъявленные головорезы плавучего города.
