Дэвид Кек - Пора предательства
Дьюранду мучительно хотелось врезать Бейдену еще разок.
Голос Дорвен звучал очень нежно.
— Все хорошо, Альмора. Все хорошо.
Черноволосая крошка смотрела за нее, вдаль, пытаясь разглядеть сумбур лазарета или столб дыма, тянущегося от пожара на Фалерском мосту. На улицах все так же бил набат.
— А теперь, — предложила Дорвен, — поторопи дворецкого, пусть скорее вынесет одеяла для раненых.
Альмора резко вскинула голову.
— Пусть скорее вынесет одеяла!
Пони так рванул, что чуть не размазал Дьюранда по стенке.
— И осторожнее!.. — крикнула вслед Дорвен. — Бедняжка никак не заснет. Я уж устала изобретать ей всякие поручения. Причем она предпочитает, чтобы их можно было выполнять верхом.
Дьюранд рассмеялся — хотя вышел скорее кашель. На молодого рыцаря с новой силой навалился груз минувших суток.
— Как его зовут, этого пони?
— Звездочка, Альмора сама придумала. — Нечего сказать, подходящее имя для совершенно черной лошадки. Дорвен коснулась пальцами головы. — Это потому, что на лбу у нее белое пятнышко, — пояснила она. — Совсем, как с геридоновским Бледным.
Дьюранд почти беззвучно рассмеялся.
— Как бы мне хотелось держать ее подальше от всех этих ужасов, — проговорила Дорвен. Дьюранд кивнул. Дорвен стояла так близко к нему, и — на миг — они остались в арке одни.
— Хотелось бы мне, чтобы мы все оказались подальше отсюда. Далеко-далеко. Даже думать не могу…
Она поцеловала его. Дрожащие руки оплелись под плащом вокруг талии Дьюранда. Юноша судорожно обнял возлюбленную. Почувствовал губами вкус слез на ее щеках.
— Что между нами происходит? — кое-как выговорил он.
— Не знаю. — Она размазала слезы по глазам. — Мы просто нелепы.
Совсем близко раздались голоса. Дьюранд вспомнил предупреждение Бейдена и нервно сглотнул.
— Я так хочу увезти тебя, хочу…
— Это невозможно. — Дорвен оглянулась на наскоро устроенный лазарет. — Нельзя терять голову. Что хорошего выйдет из предательства?
Они застыли на островке затишья среди битвы.
— Береги себя, — попросил Дьюранд. Думать сейчас он не мог.
* * *Рассвет призвал слуг замка к действию, заставил их оторвать головы от соломы в стылых коридорах и кладовых башни Гандерика. Небесное Око сбрасывало полотнища света, пытаясь растормошить Расписной Чертог, в котором распластались, как мертвые, спящие рыцари.
На кухне вовсю нарезали хлеб и холодное мясо. Дьюранд видел, как Дорвен идет по залу с куском хлеба в руках, но выскользнул прежде, чем она дошла до него, и отправился искать место, откуда можно было бы взглянуть, что творится на западе, за городскими стенами.
Он прошел через цитадель, притихшую и странную в утреннем холодке. Приветственно кивнул стражам на стене и поднялся к яркому рассвету на укреплениях — подальше от Расписного Чертога. Тень его растянулась на сотню шагов над острыми крышами нижнего города, жители которого тащили из домов сундуки и остовы кроватей. Повсюду стояли телеги с грудами вещей. По улицам бегали свиньи. Слышались крики и гусиное гоготание.
Да, в городе забот хватает. Уже есть первые жертвы. Друзья, близкие. А Ламорик взвалил на себя ношу брата и теперь пытается сплотить горожан. Дьюранд не доверял своему сердцу, когда Дорвен была близко, но и не мог покинуть город и друзей — во всяком случае, сейчас. Надо просто держаться от нее подальше. Все семейство будет заперто в башне Гандерика — и им крупно повезет, если они сумеют когда-либо оттуда выйти. Дьюранд решил, что сам он туда — ни ногой.
По черепичным крышам к нему подобралась еще одна тень, маленькая и сгорбленная. Скальд Гермунд ухмыльнулся, выдул из губ облачко пара.
— Ты бродишь еще и по стенам, о рыцарь горного замка?
— Вражеское войско на пороге, дружище скальд.
— Только погляди вниз! — Корявая рука на миг показалась из-под плаща, обвела укрепления. — Они полагаются на старые стены… Не безопаснее ли укрыться в холмах?
— Никогда не видел осажденного города, — только и ответил Дьюранд. Древние опоясали Акконель высокими стенами и крепкими башнями — но сейчас в гарнизоне было слишком мало солдат, чтобы толком его защищать.
Гермунд поплотнее закутался в плащ, надул щеки.
— Помнишь, как мы с тобой скакали вдвоем на твоем горемычном чалом? Помнишь женщину, что преградила нам дорогу? А крестьян, что швыряли в нас камни? Вот что они встретят, если решат бежать. Крестьяне попытаются заставить их повернуть обратно, стычек не избежать.
— Везде будет жутко, и внутри, и снаружи.
Город на мосту вдалеке казался грязным пятном дыма и обгорелого дерева. Люди Радомора возводили вокруг места вторжения земляные укрепления. Любой, кто надеялся, что ночная атака — обычный набег, теперь уже понял, как глубоко ошибался.
Скальд поскреб шею.
— Я давно в этом деле. В странствиях. Почитай чуть не сорок лет сплю у чужого огня. — Высунув из-под плаща палец, он постучал себя по сломанному носу. — Вечно любопытствую.
Дьюранд поглядел на щуплого человечка.
— Сдается мне, сорок лет — срок немалый.
— Верно тебе сдается.
На Ферангорском тракте вился туман и обрывки дыма — должно быть, они служили завесой для двигающейся к Акконелю армии.
— Можно подумать, уж я-то умею о себе позаботиться, — продолжал скальд. — Оставаться в замке, когда на носу осада!.. В жизни любого человека хватает своих скорбей. Маэльгрин-скальд написал о падении Перантара: «Говорят, голод подобен огню. Мы, горожане Перантара, сами узрели это. Его тусклое, высокое пламя пожирает все — любовь, верность, надежду. Пред голодом само мироздание — шелуха и сухая трава». Не слишком-то мудро оставаться в обреченном на осаду городе, когда можно уйти.
Скальд был обычным странником, его не связывали обеты и прочий рыцарский вздор.
— Ты уходишь? — спросил Дьюранд. Не поэтому ли Гермунд нервничает?
Тот криво улыбнулся.
— Как выяснилось, не могу.
— Ах вот оно что. — Дьюранд повторил недавний жест скальда — похлопал себя по носу.
— Именно. Проклятущий Радомор, герцог Ирлакский — если это он убил своего отца — не выходит у меня из головы с тех самых пор, как я впервые увидел его: голенького заморыша в колыбели после смерти матери. Неужели это я наставил его на эту тропу столько лет назад? «Все, что ни затеет он, обратится в ничто». Ума не приложу, что за бес надоумил меня произнести эти слова.
Он снова улыбнулся быстрой кривой улыбкой.
— Я многих знавал в Ирлаке. Хотя ведь не станешь просить ночлега у человека после того, как сказал, что все, что ни затеет его сын, обратится в ничто. — Гермунд потер перебитый нос. — Несчастная Альвен, такая прелестная девочка. Альдуан Варрендель… Помню, как старый скальд кудахтал насчет дома, что купил Альдуан в цитадели. По сторонам от двери — Дева и Мать, все из себя такие горделивые — очень удобный дом для барона, которому по вечерам становится невтерпеж.
