Олег Авраменко - Наследник Громовержца
Но насладиться покоем и тишиной мне было не дано. Вдруг позади меня раздался густой, чем-то похожий на отдалённые громовые раскаты, голос:
— Хороши тучки, да?
Я развернулся и увидел перед собой широкоплечего мужчину с курчавой бородой, одетого в белый с золотой окантовкой хитон древнего фасона. Я сразу узнал его по многочисленным портретам и скульптурам в Сумерках.
— Ты призрак? Или плод моего воображения?
— И то и другое, — ответил он. — Отчасти я порождён твоим подсознанием, отчасти — коллективным разумом Источника.
— Разве ты был его адептом?
— Нет. Но Источник много знает обо мне. В основном эти сведения почерпнуты из памяти Януса.
— Понятно. Значит, ты — конструкт из чужих воспоминаний. Ты не Зевс — в том смысле, что не обладаешь его личностью.
— Согласен. Я не настоящий Зевс, а только модель Зевса. Возможно, очень близкая к оригиналу — ведь Янус отлично разбирается в людях. А он знал меня почти тысячу лет.
— Но какой в этом смысл? — спросил я. — Зачем Источник прислал тебя?
— Спроси самого себя. Источник лишь откликнулся на твоё желание — осознанное или бессознательное. Видно, ты хотел поговорить со мной.
— Не с тобой, — уточнил я, — а с настоящим Зевсом. Я хотел бы задать ему много вопросов, но ты на них не ответишь. Вернее, ответишь не так, как ответил бы настоящий Зевс. Твои ответы будут компиляцией моих собственных мыслей и мнения Януса.
— Порой и это полезно — разобраться в своих мыслях, сравнить их с тем, что думают другие люди.
— Только не в твоём случае. Я хочу знать, что думал сам Зевс о своём даре Громовержца, как он воспринимал поклонение ему со стороны других людей.
— Ты ошибаешься, Феб, — произнёс псевдо-Зевс, и его фигура начала тускнеть. — Тебя не интересуют мои… ну, ладно, мысли и чувства настоящего Зевса. Ты хочешь понять, что думаешь и чувствуешь сам. Хочешь решить, какое из двух зол меньшее — жребий нового Громовержца или предназначение Стража Порядка. Что ж, решай — но не взывай к предкам. Только ты способен найти ответы на свои вопросы. Никто другой тебе не поможет.
Он стал прозрачным, а спустя секунду и вовсе исчез. Мой отдых закончился, и я перешёл на первый уровень Круга Адептов. А в иллюзии — снова вернулся в ущелье, чтобы продолжить битву. Теперь игра усложнилась: церберов стало больше, а к ним присоединились мантикоры — уродливые крылатые твари с ядовитыми зубами и длинными, покрытыми шипами хвостами. Но и я стал более могучим, а по мере дальнейшего прохождения Источника мои силы всё возрастали. Эта игра, при всей своей агрессивности и кровавости, оказалась весьма полезной. Обретая новые способности, я сразу же испытывал их в деле — пусть пока только для боевых целей.
На этот раз я успел расправиться со всеми тварями и в самый последний момент, уже дойдя до конца первого уровня, догнал и сразил последнюю мантикору. Никаких торжественных фанфар за сим не последовало, не было и таблички с надписью «ТЫ ПОБЕДИЛ!» — но ущелье я покинул с чувством выполненного долга.
Я снова вознёсся в небо, купаясь в солнечном свете, и снова меня окликнули, не дав побыть в одиночестве. Издали донёсся голос — звонкий, девичий и хорошо знакомый:
— Молодец, Феб! Мощно идёшь.
Я спикировал вниз, к ближайшему облаку, над которым парила Фиона в алой с золотым шитьём тунике. Ветер игриво трепал её белокурые волосы и раз за разом подхватывал нижний край одеяния. Косые лучи просвечивали сквозь тонкую ткань туники её изящную фигурку.
— Здравствуй, Фи, рад тебя видеть.
Я решил не разрушать иллюзию и вести себя так, словно передо мной настоящая Фиона, а не фантом, созданный Источником в моём воображении. В конце концов, она была его адептом, и он знал её непосредственно, знал её как личность, а не просто располагал информацией о ней, почерпнутой из памяти других адептов.
— Приветик, Феб, — пленительно улыбнулась Фиона. — Наконец-то ты в Источнике. Поздравляю.
— Спасибо, — ответил я. — А ты почему здесь?
— По твоему желанию, разумеется. Хотя мне немного досадно, что сперва ты решил встретиться с Зевсом, а не со мной.
— Неправда, — возразил я. — Источник что-то напутал. Прежде всего я хотел увидеть тебя, мою любимую сестрёнку.
— Приятно слышать. Только ответь честно: какое из двух слов главнее — «любимая» или «сестрёнка»?
— Безусловно, первое, — сказал я. — Оно главнее и важнее для меня.
Сейчас я мог говорить откровенно, чего не позволил бы себе в присутствии настоящей Фионы. Я давно мечтал о такой возможности, и Источник мне её предоставил. Поэтому я не стал упускать случая и, собравшись с духом, продолжил:
— Я люблю тебя, Фи. Уже много лет. Фактически с тех пор, как себя помню.
— Я тоже люблю тебя, — сказала она грустно. — И тоже давно… Жаль, что мы родственники.
— Не такие уж близкие, — заметил я нерешительно. — Только троюродные.
— Условно троюродные, а на самом деле… Да что и говорить, Феб, ты сам хорошо знаешь.
Да, я знал. Мы были родственниками не по одной линии, а сразу по нескольким. И родители Фионы, и мои приходились друг другу двоюродными братьями и сёстрами, а моя мама, ко всему прочему, была дочерью тётки и племянника — очаровательное родство…
— Да уж, — вздохнул я. — Наши предки здорово отличились на ниве кровосмешения.
— Хорошо хоть вовремя спохватились. Если бы и наше поколение подхватило их эстафету, случилась бы большая беда. И главы Домов были абсолютно правы, когда запретили родственные браки.
— Согласен. Но от понимания их правоты мне почему-то легче не становится.
— Мне тоже, — призналась Фиона. — Иногда так хочется наплевать на все запреты и… — Она умолкла, так и не закончив.
— Ты этого не сделаешь, — сказал я. — Ты очень правильная девочка.
— А ты правильный мальчик. Надо отдать должное родителям: в этом отношении они нас строго воспитали.
— Что, впрочем, не помешало нам полюбить друг друга.
— Сердцу не прикажешь. Зато можно приказать рассудку. И мы приказываем.
Фиона подошла ко мне вплотную. Я обнял её, она зарылась лицом на моей груди.
— Если бы дело было только в сексе, — произнёс я. — Без последствий, без обязательств…
— Но дело не только в нём, — ответила Фиона. — Ты нужен мне целиком — как друг, как муж, как отец наших детей.
— Да, — согласился я. — И ты нужна мне точно так же.
Я поднял к себе её лицо и приблизил свои губы к её губам. Но поцеловать не успел — она решительно отстранилась и с сожалением покачала головой: