Джеффри Лорд - Пустоцветы Меотиды
– Гралия!
И сразу покатилось, загремело:
– Гралия! Гралия! Гралия!
Кивнув, Блейд склонился к ней, обнял за плечи. Выбор сделан; он мог венчать ее на царство. Верность женщин не вызывала сомнений, мужчины же подчинятся желанию своих подруг и повелениям Тагора.
Выпрямившись, он прикоснулся к шлему.
– Если такова ваша воля, я…
Внезапная молния прострелила виски, словно к ним приложили контакты динамомашины. На мгновение мир дрогнул и расплылся; море вздыбилось гигантской стеной, поглотив небо и берег. Потом все приняло обычный вид.
Первый звонок, отметил Блейд, еще минута – и занавес будет поднят. Сняв золотой шлем, он водрузил его на пышные кудри Гралии.
– Не забудь поднять зеленый вымпел на своем корабле, когда флот достигнет Меота, – вполголоса произнес он. Помнишь? Сигнал для Лартака…
Девушка молча кивнула; в ее глазах стояли слезы. Толпа перед помостом ревела: «Блейд! Блейд! Гралия! Блейд!» Боль снова молотом ударила в виски.
Он снял тяжелую цепь, повесил ей на шею, потом протянул перевязь с мечом. Мир снова начал дрожать и подергиваться туманом.
– Все, милая… ухожу… Прощай!
«Гралия, Гралия, Гралия, Блейд!» – скандировала толпа, и эти ритмичные выкрики вдруг начали сливаться с отдаленным рокотом прибоя. «Гра-лия Гра-лия! Гра-лия!» Непослушные пальцы Блейда скользили по застежкам панциря. Нет, не успеть, понял он.
– Блейд… – губы девушки шевельнулись, – я буду помнить… наш сын… – она прижала рукоять меча с золотой пантерой к животу, будто ладошки еще не родившегося младенца могли дотянуться до нее. – Я… буду… помнить…
Это он еще успел расслышать. Он даже смог пробормотать что-то в ответ не то «прощай», не то «будь счастлива», но эти звуки заглушил громоподобный рокот. «Гра-лия! Гра-лия! Гра-лия!»
Внезапно помост с десятками женщин в ярких облачениях словно выскользнул из-под его ног и воспарил к небесам; сине-зеленая гладь моря смешалась с изумрудной зеленью лугов и зелеными плащами воинов, заполонивших берег. Эта зеленая стена вдруг выросла перед Блейдом, нависла над ним и начала бледнеть, становясь белесым облачным экраном с едва заметными прожилками цвета молодой травы. Помост, застывший на этом переменчивом и зыбком фоне, казался сейчас мраморно-белым пьедесталом, а застывшие на нем фигурки внезапно лишились своих разноцветных одежд, истончившихся и растаявших в туманном мареве. Теперь они были нагими, превратившимися в резной оживший барельеф, белокаменный фриз, что протянулся налево и направо насколько видел глаз. Сильные гибкие руки девушек простирались к Блейду, губы раскрылись в улыбке, на мраморных лицах – удивление и восторг.
Затем под фризом начали неясно вырисовываться гигантские колонны, стены с зияющими пропастями окон, циклопическая лестница, цоколь, сложенный из чудовищных каменных блоков… Меотида вставала перед ним величественным храмом, увенчанным гирляндой прекрасных женских тел, таких недостижимых и желанных, что Блейд застонал в смертной тоске, не в силах смириться с потерей. Потом белесая мгла закрыла храм, и странник навеки канул в нее, словно в воды Стикса, увлекаемый на дно тяжким золотым доспехом.
Путешествие в Меотиду завершилось.
Глава 15
В Меотиде первым его ощущением был звук, здесь запах. Его память еще хранила ароматы соленого морского ветра и слабое благоухание тела Гралии, которая стояла рядом с ним секунду – или вечность назад. Теперь их сменили запахи резиновой изоляции, металла и пластмассы, чуть затхлый сухой воздух подземелья наполнил легкие Блейда, словно мерно гудевшие вентиляторы силой прокачали его сквозь рот и гортань.
Он напряг мышцы и с изумлением убедился, что вполне владеет и чувствами, и телом. Обратный переход совершился на удивление легко; миг полета в туманной зеленоватой мгле, краткая потеря сознания и он дома. Может быть, те муки, что он претерпел, добираясь в Меотиду, были связаны с вредоносным влиянием мексиканского снадобья, которым пичкал его Лейтон? За два с лишним месяца организм должен был полностью очиститься от этой дряни… Пожалуй, так оно и есть, решил Блейд и поднял веки.
Перед глазами его болталось несколько проводов. Скользнув взглядом по разноцветным жгутам, он понял, что часть из них висит свободно, не касаясь его груди; остальные, как обычно, обвивали его обнаженные руки и шею. Блейд чуть склонил голову, поймав зрачками золотистый отблеск. Панцирь! Его царский доспех! Теперь чуткий слух разведчика уловил слабое позвякивание: грудь его вздымалась, и металлические кругляши контактов бились о пластины доспеха.
Значит, хотя бы часть боевого снаряжения последовала за хозяином… и сыну его в том, ином мире не носить золотой панцирь, драгоценный дар императора Райны. – Конечно, только сын, возмужав, мог бы надеть его – для Гралии он великоват… Ну, ничего! Ей остались шлем, меч и цепь с самоцветами – вполне солидные атрибуты царской власти. Шлем, меч и цепь… А еще воспоминания и дитя, плод любви, зреющей в ее чреве…
Сам он помнил все, помнил отлично – с первой минуты, когда очнулся на скале близ Меота, и до последней, до своего отбытия с воинского схода под стенами Айдин-Тара. Эти воспоминания нельзя было назвать неприятными, но в этот миг, в секунду пробуждения в своем родном мире Блейд с пугающей ясностью осознал, что Меотида пребудет с ним до конца дней. Он станет тосковать по ее равнинам и прибрежным утесам, у которых ласково шелестят волны, по лесам с горьковатым привкусом лавра, по мраморному Меоту, ступень за ступенью врезавшемуся в горный склон, даже по Голубому Дворцу…
О, Меотида, великолепная, утраченная навсегда! Блеск булатной стали, грохот копыт, бешеный скок мчащейся в атаку конницы, развевающиеся плащи, грозные и прекрасные женские лица… Гралия с каштановыми кудрями, черноволосая Харамма, огненно-рыжая Пэя, белокурая Бантала, златовласая Кария… И сотни, тысячи других!.. Боже, Боже, что он потерял!..
– Ричард! Ричард, очнитесь!
Внезапно Блейд понял, что его окликают. Подняв руки, он резким движением содрал провода, толкнул вверх колпак коммуникатора и поднялся. Его доспех лучился и сверкал в свете люминесцентных ламп, кольчужная юбка из вороненой стали охватывала бедра, на высоких сапогах позвякивали шпоры, широкий защитный пояс с чеканными серебряными бляхами подпирал ребра.
– О!
Его светлость отступил на пару шагов, потрясенный этим великолепием, этой королевской пышностью. Глаза под седыми кустиками бровей расширились, и сейчас выражение его лица было точь в точь как у старого Лартака, познающего великие тайны паровой машины, закрылок и гальванических батарей.