Фрэнсис Хардинг - Недобрый час
— Чего уставились? — Мошка поправила чепчик. — Никогда не видели личный эскорт? Надо было пустить Комитету пыль в глаза.
— Вот оно что, — хором откликнулись люди.
Мошка обхватила взглядом всю очередь, отметив у всех черные значки.
— Твой звонкий голос проходил через дубовую дверь, как шило сквозь сыр, — сказала женщина средних лет. Она пыталась спрятать стриженые волосы и изуродованное ухо под потрепанным шарфом. Рот расплылся в улыбке подлинного восторга.
— Надутый прыщ, — процитировал тощий юноша. Его плечи содрогались от хохота.
— Подвиньтесь, — сказал высокий, крепко сбитый мужик с длинными черными космами. Неухоженная борода превращала его лицо в шар, а голос напоминал скрип гравия. — Садись рядом.
Люди зашевелились, заскрипели ботинками, и Мошка обнаружила себя среди взрослых людей и сияющих улыбок.
— Вот же волчонок, — одобрительно ухмыльнулся патлатый. — Ты, девонька, когда пойдем в ночь, держись рядом. Я за тобой присмотрю.
Мошка кивнула, застенчиво покраснев.
— Вместе мы сила, — сказала женщина, с прищуром глядя в темнеющее окно.
Рыжеволосый Кеннинг вбежал в комнату. У него от переживаний отвисла челюсть, а пальцы мяли носовой платок. Он замер перед Мошкой и уставился на нее, даже не пытаясь закрыть рот. Сдавленно всхлипнув, он икнул от смеха, сунул платок ей в руку и сбежал прочь, зажав кулак в зубах.
В платке оказался кусок хлеба с сыром. За зрелище начальника на грани апоплексического удара Кеннинг расплатился ужином.
Люди в комнате общались открыто, но осторожно. Все оказались гостями города, не успевшими в срок оплатить выход. Из-за ночных имен их отправили в Ночной Побор. По негласной договоренности о чем человек умалчивал, о том не спрашивали. Например, никто не выяснял, откуда у Мошки гусь.
Кляча, тощая женщина в шарфе, раньше была помощницей странствующего «доктора». Когда он рекламировал свою панацею, она выходила к нему из толпы и изображала чудесное исцеление. Чтобы войти в Побор, она продала бутылочки доктора, его алхимические весы, шляпу, чучело крокодила и даже собственные волосы. (Никто не спрашивал, что случилось с «доктором» и с верхней частью ее уха.)
Худого юношу звали Жердь. Он махал руками, как воробей крыльями, и вонял, как клетка с перепуганными кроликами. Последние месяцы он бродил от деревни к деревне и искал работу. Но приближалась зима, люди затягивали пояса, и уже никто не платил, чтобы Жердь починил крышу, разогнал ворон или нарубил дров. Он решил, что пора перебираться на другую сторону Длиннопера. (Никто не спрашивал, откуда Жердь раздобыл деньги на вход в Побор.)
Наконец, Полбеды, громогласный гигант с неизменным оскалом. Он признал, что был «хулиганом» в компании «храбрецов и забияк». С гордостью он перечислил несколько мест, где люди перестали ездить, опасаясь «пацанов». Он сообщил, что умеет обращаться с мечом, парными кинжалами, пистолетом, дубиной и мушкетоном. (Никто не спрашивал, почему он расстался с «пацанами».)
Когда все рассказали свои истории, Полбеды завел разговор.
— Смотрите, каждому найдется дело. Май будет жучкой и акробатом, она мелкая, спрячется на ровном месте и залезет в любой дом. Кляча у нас опытная артистка, при случае навешает лапши. У Жерди есть родственник в ночном городе, он поможет с работой, если мы сами ничего не нароем. А если кто на нас наедет, пусть попробует предъявить мне.
Мошка была рада слышать, что ее спутники готовы к встрече с Ночным Побором. Правда, если Комитет Часов их подслушивает, они лишний раз убедятся, что люди с ночными именами созданы для жизни на темной стороне закона. Она знала, что на воровской фене жучка — это воровка, акробат — ребенок, который залезает в окно и открывает дверь, а артистом зовут уличного афериста.
— Брательник мой двоюродный, Шутеха, умный малый, — дрожащим голосом сообщил Жердь. Деревенский паренек, он тянул гласные, как рыбу из пруда. — Оставил мне записку под камнем. Говорит, ночью бегать по улицам — дурацкая затея, легкий способ помереть.
Вспомнив свой визит в Ночной Побор, Мошка молча с ним согласилась.
— Сказал искать его на Гашеной улице, у громадного бука, в таверне с желтой вывеской, она называется «Дог и хлыст». Он подыщет нам жилье.
Перед самым закатом за ними пришли нервные и напряженные стражники.
— Идите с нами.
Всю шайку сунули в длинную узкую камеру, от пола до потолка перечеркнутую железными прутьями.
— Это Сумеречные ворота, — отрывисто сказал стражник. — Поворачиваются в одну сторону. Идите через них.
Первым пошел Полбеды. Он мощно толкнул прут, раздался скрип, и турникет медленно провернулся. Полбеды исчез из виду. За ним последовала Кляча, потом Жердь. Наконец и Мошка с Сарацином под мышкой нырнула в железные зубья. Чтобы провернуть механизм, ушли все силы. По ту сторону она увидела товарищей, сжатых между турникетом и деревянной дверью.
— Эй! Долго нам ждать? — крикнул Полбеды.
Стражники не ответили.
— Эй!
— Нас не услышат, — тихо сказала Кляча. — Мы прошли через турникет. Мы на ночной стороне. Для них мы больше не существуем.
Дверь в камеру закрылась. Стало темно. Чтобы сесть, не хватало места. Пришлось «не существовать» стоя. Тишина казалась враждебной, так что Полбеды запел. Про мужика, который забил домохозяйку и ее дочерей, раз, два, три, и не сказал за что, и его повесили, и стало хорошо. Про стаю ворон, летящую за Убивалом Драком, «где прошел Убивала, там мертвецов навалом». Голос у Полбеды был низкий, скучный и немузыкальный, но звучало в нем опасное веселье, так что слушали его молча.
Раздался горн. Тут и Полбеды замолчал.
Услышав далеких Звонарей, Мошка решила, что ночной воздух тоже пахнет. Запах ночи похож на песни Полбеды. В нем намешаны сталь, дрожащая свеча, болото, ждущее неверного шага, и злость, кислая, как старая кровь.
Треск, звон, хруст, лязг. Засовы вынуты, щиты сняты. В замочной скважине появился свет. Повисла тишина. Раздался второй горн.
Полбеды толкнул дверь, и перед ними открылась площадь, залитая серебряным светом. На мостовой блестела изморозь. Ночной Побор вырвался из заточения, как монструозный чертик из табакерки. И Мошка стала частью его.
ДОБРЯЧКА СТРАДА, ДУХ ЕДИНСТВА
— По сторонам не глазеть! — шикнул Полбеды. — В землю не смотреть, не суетиться! Шагайте так, будто жрете сердца врагов на завтрак.
Все встали по бокам от Полбеды, копируя его решительный шаг. Их явно видели, но мрачная поступь стаи мастифов волшебным образом пока защищала их. В эту ночь не состоялось ни одной из запланированных встреч. Тени в переулках разбегались прочь. Исчезали силуэты голов на крышах. Громкий свист вызывал лишь топот во мраке.
