Александр Прозоров - Последняя битва
— Ты, чадо, — Лютобор круто развернулся и тоже больно шлепнул его ладонью в лоб, — ты совершенно не слушаешь, о чем я тебе сказываю. Я чувствую все, что на земле моей происходит. Сам чувствую, без чужих рассказок.
— Если они хотят усилить порчу, им нужно попасть сюда… — потирая зашибленное место, сделал вывод Зверев.
— Им нужно войти в наш дом, им нужна наша земля, им нужна наша кровь и плоть. Если они жаждут ударить со всей страшной силой, то каплей в ковшике и щепоткой на ладони не обойтись. Колдунам иноземным зело постараться надобно. Сего будет трудно не заметить.
— Эх, узнать бы место шабаша, да самовар с порохом вкопать, — мечтательно предложил Андрей.
— Ничему ты не желаешь учиться, чадо, — тяжко вздохнул чародей. — Ничему. Самовар, порох… А ведь их можно запечатать заклинаниями, погрузив в вечный плен, из которого не будет выхода ни в свет, ни в жизнь. И они станут ходить в нем по кругу, век за веком размышляя о смысле своих деяний…
— Я не так жесток, мудрый волхв, — развел руками Андрей. — По мне — так вполне достаточно перерезать им горло. И скормить свиньям, чтобы землю русскую своими трупами не загадили.
— А если их дух переселится в животную плоть?
— Не все ли это равно для хорошего копченого окорока?
— Тебе бы только пожрать, — укоризненно покачал головой Лютобор. — Не понимаю, отчего Велес выбрал именно тебя?
— Для чего?
— Чтобы вина выпить. — Волхв наложил ладонь ему на лоб и тихонько толкнул: — Просыпайся, угоришь…
Князь Сакульский вздрогнул и открыл глаза. В опочивальне и правда сильно пахло дымом. Видать, кто-то из дворни испугался, что хозяин замерзнет в выстудившейся к рассвету комнате, и попытался тихонько растопить печь. Но не очень удачно. То ли заслонку забыл отодвинуть, то ли поддувало открыть. Впрочем, пока князь размышлял над этим — топка справилась с чужой ошибкой и басовито загудела. Андрей покосился на окно: за слюдяными пластинками все еще царила тьма. Он подумал, перевернулся на другой бок и снова заснул. Не так уж часто за последние месяцы ему удавалось отдохнуть в глубокой мягкой перине. И еще неведомо, когда он получит такую возможность в следующий раз.
Иоанн сдержал обещание. Ровно через неделю князь Андрей Сакульский получил список припасов, которые смог ему выделить Пушкарский приказ для оснащения западных порубежных крепостей. Вместе с оным он получил грамоту о назначении его думным дьяком Разрядного приказа по надзиранию за вышеупомянутыми крепостями, включая Смоленск и Остров, но за вычетом Пскова и Печор, а также сто пятьдесят казенных рублей на расходы, связанные с сим делом. Назначение в думные дьяки считалось почетным даже для самых знатных родов — однако же не давало воеводского звания и требовало изрядной канцелярщины. То есть считался он среди командиров вроде как самым старшим — однако командовать войсками права не имел. Только следить за действиями воевод и высказывать свои соображения. Этакий политрук от царского двора. За деньги тоже следовало отчитываться, за каждый рубль. Не то что воевода: получил содержание на полк, а куда серебро ушло, как тратилось — победа все спишет. Зато — ратные силы и припасы распределял именно князь Сакульский. В сложившихся обстоятельствах это значило очень и очень много.
— Шестьдесят четыре пушки, — прокручивая грамоту, подсчитывал Андрей, сидя в горнице своего дворца у печи с раскрытой дверцей, — полтораста пищалей затинных, триста пищалей стрелецких, зелья огненного полтораста бочек, ядер чугунных полста, жребия чугунного и свинцового двадцать… Ну, это не страшно, картечи всегда можно на месте из всякого железного мусора нарубить. Надо же, как расщедрился Иоанн. Неужели я его все же напугал своим пророчеством… Вот, проклятье, обманул!
Подвох обнаружился, очень быстро. В Москве на Пушкарском дворе думному дьяку Андрею Сакульскому полагалось получить всего лишь восемь пушек и полста пищалей. Остальные надлежало взять из Нижнего Новгорода, Углича, Костромы, Белоозера, Кириллова и еще десятка крепостей, где по пять, где по две, где и десяток. Так же, по горсти да по щепоти, надлежало собирать и пищали. Означать все это, вместе взятое, могло только одно: дьяки Пушкарского приказа отписали для его нужд самое старые из полузабытых тыловых арсеналов. То, что годилось только на переплавку и предполагалось заменить на новые стволы — вот этот весь хлам ему и всучили. Не считая восьми новых пушек, разумеется.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — вздохнул князь, выписывая города из списка на отдельную бумажку. — Хорошо хоть в верховьях Волги все, да вокруг Белого озера. На ладье за пару месяцев обернусь.
На Пушкарский двор он помчался уже следующим утром — и оказался лишним. Здесь отряжали для рати князя Сицкого двадцать две чугунные пушки с толстыми цапфами для крепления в передвижном станке — совсем недавнее усовершенствование в артиллерийском деле. Воевода Сицкий командовал большим нарядом в войске князя Булгакова-Голицына, уходящего в Ливонию мстить за вырезанные поляками безоружные гарнизоны. Дело предполагалось долгим и нудным — однако, переговорив с местным подьячим, Андрей узнал еще об одном преимуществе своего нового чиновничьего звания. Дьяк из Разрядного приказа князь Сакульский просто-напросто оставил пушкарям грамоту с указом отправить положенные ему восемь пушек и полета стрелецких пищалей в Полоцк, благо опыт в таких перевозках у Пушкарского приказа имелся немалый.
Справившись с этой трудностью, Андрей отправился к Москве-реке, где после недавнего ледохода купцы только-только спускали на воду свои струги, ушкуи и ладьи, и к вечеру сторговался с одним из них на перевозку ратного снаряжения. Через неделю князь уже стоял на носу груженного порохом и зарядами тяжелого судна, скатывающегося вниз по течению Оки к Нижнему Новгороду. Позади шла еще одна ладья — купец уверил думного дьяка, что на один корабль все припасы не поместятся.
Почти месяц ушел на переходы от крепости к крепости и от города к городу, погрузку тюфяков и пищалей, новые переходы. После каждой остановки суда проседали все глубже и глубже, но корабельщики этим особо не смущались, а потому и сам князь Сакульский не видел причины волноваться.
Последняя остановка была уже в июле в Белозерске. В Белозерске новом, построенном еще дедом нынешнего государя, полным его тезкой: Иваном Васильевичем по прозвищу Грозный — взамен прежнего, полностью, до последнего человека, сожранного черным мором. Под земляными валами высотой с десятиэтажный дом, да еще и с деревянными стенами поверху, даже могучие ладьи казались мелкими муравьишками. Вот только проходя под воротами, Андрей обратил внимание, что стены, грозные и неодолимые издалека, вблизи оказались не то что старыми или покосившимися, а и вовсе трухлявыми. Здесь, в самом сердце русских земель, уже целые века не знавших войн, надежность укреплений, похоже, и вовсе никого не интересовала.
