Юлия Морозова - Знак Единения
– Есть серьезный разговор, сын.
– У вас других ко мне не бывает… отец. – Верьян хочет, чтобы в голосе прозвучала издевка, но та уступает место горечи.
– Да, иногда я бываю излишне строг… – Голос Илиша звучит глуше. – Но давай не будем поминать былое. Нынче, время такое, смутное, надо жить сегодняшним днем и успевать создать задел на будущее.
– Это из-за Императрицы?
– Девчонка здесь по большому счету ни при чем, – отмахивается хозяин замка. – Просто еще одна рыбка в мутной воде.
– Щука, – шутит Верьян. – Зубастая.
– Ты лучше не зубоскаль, а слушай, что отец говорит. Избавляться от девки надо скорее – Императрица она там или демоница хмарная.
– Императрица-императрица. Самая настоящая. Аэлексэш говорил…
– Мало ли о чем трепался этот рыжий проныра! – перебивает сына Илиш. – Наследил ты в Ойстре знатно, вот это беда. Если бы не затрещали скрепы на перевалах и не загнали в Разделяющие горы всех мало-мальски сильных магов в помощь алониям – болтаться бы тебе, сынок, на Устимской площади.
– Откуда вам это известно? – Несмотря на все усилия сдержаться, в голосе Верьяна все-таки слышится тон обиженного подростка.
– Первые беженцы уже потянулись с гор. А вместе с ними и последние слухи. Попомни мои слова, скоро из Предгорий люди хлынут потоком. Важно момент не упустить. Клык Шторма сейчас не в лучшем своем состоянии, как, впрочем, и я. Нашим землям нужна крепкая рука. Хозяин, который своего не упустит. В Ойстру весточку я уже послал. Эх, если б Аркамакс не сгинул в Великом Разломе вместе с твоими братом! Еще по надельнику отправил в Гильдию прошение на рекомендацию нового фамильного мага, да все пока без ответа… Ладно, не будем о грустном. Твою жизнь мы этой девкой выкупим, женишься на Соунник, а там поглядим, как Единый распорядится…
Неожиданно четкие построения Верьяновых размышлений начинают течь. Поверхность куба становится вязкой, я влипаю в нее, как муха в мед – когда от панических дерганий только глубже уходишь. Я тону, я задыхаюсь…
* * *Классная комната утопала в ярком солнечном свете. Довольно жмурившийся Верьян растекся по парте, наслаждаясь редкой возможностью тепла и покоя. Он вообще любил жару, столь редкую в родных краях. Наслаждаться теплом и покоем мальчику мешали сразу два обстоятельства. Первое – урчащий от голода живот, а второе – сидевшие за впереди стоящим столом и сопевшие над заданием по арифметике «эти» – язык не поворачивался называть их братьями. Сам Верьян справился с задачей, когда еще солнечное пятно только-только переползало учительский стол.
В дверь постучали. Гувернер, дремавший в своем углу, вытянув в проход между столами скрещенные ноги, встрепенулся:
– Входите!
В комнату заглянула Ристина, старая нянька наследников, еле тащившая огромный поднос с едой.
– Помилуйте старую, рен Ташек, но лейди Сангрин приказала покормить мальчиков. Вот, собрала туточки маленько. – Пыхтя, она сгрузила ношу на ближайший стол.
«Пирог. С мясом. Только из печи», – по запаху определил Верьян, давясь слюнями.
– Ну раз сама лейди приказала, что поделать, кормите… – Гувернер встал и потянулся. – Пойду-ка я тоже перекушу. Тихо тут без меня!
Насвистывая, он вышел из комнаты. Нянька погладила «этих» по голове и поплыла следом за гувернером.
Лесс захапал самый здоровый кусок пирога, успев перед этим дать по рукам младшему брату. Тот хотел было подраться, но передумал – тоже набросился на еду.
«Уроды!» Верьян не ел со вчерашнего утра, так как был наказан за непочтительное отношение к лейди Сангрин – недостаточно быстро уступил путь хозяйке. Верьян отвернулся, не в силах смотреть, как «эти» жрут.
За что и поплатился. Подзатыльник был такой силы, что от него потемнело в глазах.
– Эй, Тэм, не трогай ты эту палку-навозомешалку, руки не марай!
Верьян сильно вытянулся за последние три месяца. Мышцы не успевали за костями. Мальчик был длинный и худой, как прут. В отличие от плечистых коренастых «этих», которые были старше его всего-то на пару весен.
– Да я, наоборот, вытираю. – Сводный братец демонстративно обтер жирную от соуса ладонь о волосы Верьяна. Когда тот мотнул вихрастой головой, то получил второй тяжелый подзатыльник.
– Ну как хочешь, – лениво протянул старший, вгрызаясь в яблоко. – Подхватишь еще какую заразу. Кто знает, чем его мамашка-подстилка «наградила». Один Единый ведает, от чего подохла…
Он не договорил: подавился яблоком, когда Веарьян врезался головой ему в живот. Правда, как следует подраться не дали – второй братец заломил бастарду руки за спину. Тут уж Лесс оторвался. Ребра трещали под ударами кулаков. От боли невозможно было дышать.
– По морде только не бей, а то от Упыря влетит, когда вернется, – пропыхтел над ухом Тэмиас, по-прежнему крепко удерживая Верьяна, хотя тот уже не вырывался.
– Хватит, пожалуй. Руки устали уже, – донеслось до него сквозь боль. – Отпускай ублюдка.
Освобожденный из тисков Верьян мешком свалился на пол.
«Ненавижу! Всех! – билось в висках. – Себя, себя ненавижу! Хмарь! Слабак! Ненавижу».
Голову пронзила разламывающая кости боль. Оглушающая, острая до непереносимости. Верьян завыл. Вскоре негромкий скулеж перешел в протяжный вой.
– Что это с ним? – растерянно спросили где-то за границей того, что сейчас мог осознавать мальчик.
– Лесс, не нравится мне это, – невпопад ответили там же.
Пытаясь не дать голове разлететься на кусочки, Верьян вцепился себе в волосы. Они росли, удлиняясь с каждым мгновением. Растущие волосы, не умещаясь в пригоршнях, пучками пролезали между пальцами и сразу сплетались в косички, а те вспухали и твердели.
Голова потяжелела. Мука выгнула хребет назад, затем завернула тело в обратном направлении. Боль резко стихла, но тотчас во всех местах разом зачесалась кожа, вспоротая молодой чешуей.
Перерождение завершилось. Совершенно новое существо поднялось на четвереньки, присматриваясь к потерявшему многоцветность и четкость миру. Вокруг было враждебное расплывчато-серое марево. Когти растерянно царапнули пол.
Существо неуверенно встало на ноги. Сил прибавилось, однако голод тоже возрос. Темное пятно напротив, двинувшись в сторону, обрело форму. Концентрируясь на нем, возродившийся сместил фокус восприятия, и зрение прояснилось.
Теплокровные. Двое. Задвигайся они в этот момент – и в комнате появилось бы два трупа. Но людей парализовало от страха. Это их спасло.
«Ес-с-с-сть», – ластясь, нашептывали ему змеи, а может быть, сам голод. И горгон метнулся прочь из комнаты – к свободе, к еде. Он чуял ее издалека и шел к ней кратчайшей дорогой. Она была где-то здесь неподалеку. Белая. Мягкая. Вкусная.
