Андрей Лавистов - Нелюди Великой реки. Полуэльф
Надо вернуться к тексту Игана… К сожалению, дальше пошли те самые «кровь-любовь», «люблю-убью», «страсть-власть», «яд-взгляд», за которые я всегда ругал студентов в Тверской академии. Пришлось черкать, черкать немилосердно, Иган спорил, но со многим соглашался. Мы даже сделали перерывчик на вторую кружку кофе — он уже сам с увлечением что-то переделывал в своих листах, а я смог по-человечески позавтракать.
В результате из двадцати восьми листов поэтической размазни с вареньем в сахарном сиропе мы совместными усилиями оставили восемь строк.
Слишком часто я думал о том,
Кто же станет моим палачом…
Представлял я улыбку, глаза
И что мог бы при встрече сказать. —
Позабудь ты о ней, — мне на ухо
Все безносая шепчет старуха.—
А увидишь — скорей отвернись!
Дурачок, что ты знаешь про жизнь…
Дальше у Игана шло что-то очень героическое про честь, про то, что сохранить жизнь — не самое главное, про выбор и свободу, но я все зарубил, соглашаясь с ним в принципе. То есть с жизненной позицией соглашался, а с поэтическим воплощением — нет.
— Понимаешь, Иган, чтобы закончить этот опус, достаточно только одного двустишия. И все! Сейчас в твоем стихотворении что-то есть! Есть любовный треугольник, есть противопоставление персонажей: эта твоя палач олицетворяет жизнь, безносая — смерть!
— Палач — тоже смерть, — задумчиво и как-то печально ответил новоявленный поэт, а я осекся: я же о нем ничего не знаю! И похоже, серьезно он! А ну как этот, эта палач явится сюда за его головой. О себе же парень пишет! Молодые поэты — они о себе всегда пишут!
Не успел я возразить Игану, как тот легким движением положил руку на спинку моего стула, качнул его вправо, и я ощутил, что лечу! Скорость, с которой я вылетел со стула, явно превышала скорость старинного ядра, вылетающего из чугунной пушки. И, вот невезуха, залетел под соседний стол, где ножки задвинутых под столешницу стульев пересчитали мои ребра не хуже, чем давеча Аристарх.
Аристарх? Это ж его голос! Тигриный рык инквизитора из контрразведки так врезался в мою память, что перепутать его с каким бы то ни было еще голосом я не мог.
— Уйди, демон! Мне нужен эльф!
— Невежливо встревать в чужой разговор… — Казалось, что в голосе Игана сталкиваются острыми гранями кубики льда — хоть в ведерко для шампанского загружай, — но тона тифлинг не повысил и вообще имел такой вид, будто ведет светскую беседу о погоде.
Аристарх пугал меня гораздо больше. Его парадный мундир с какими-то медалями был расстегнут и, кажется, чем-то заляпан, подбородок густо покрывала щетина цвета перца с солью, глаза были мутны, на носу проступили синеватые жилки. Спинка стула, с которого я слетел, была разбита в щепки, но в руках Аристарха не было ничего. «Это он кулаком хотел мне по затылку врезать, да Иган спас», — понял я и стал вылезать из-под стола. Нехорошо получится, если Аристарх на Игана из-за меня наедет, — тот в моих делах ни ухом ни брюхом…
— Оставаться на месте, Департамент благочиния! — внаглую заявил Аристарх, откинув ремешок, пересекающий крышку кожаной кобуры странного старинного покроя. И еще Аристарх отшагнул назад, разрывая дистанцию. Миг — и пистолет оказался в руке у палача. Но Иган уже был рядом с ним, как будто предвидел все его действия. Я не углядел движения полудемона, но ствол кольта военного образца развернулся в сторону Аристарха, сминая в суставе указательный палец унтера, а затем неожиданно громко прозвучат выстрел.
Иган наклонился, подхватил меня под мышки и вытащил из-под стола окончательно.
— Жаль, не успели договорить… — сморщился полудемон, глядя на меня светящимися глазами, зрачки которых приобретали привычную круглую форму. Из кошачьей, вытянутой. — Прости, Петр, мне бежать надо. — С этими словами Иган стряхнул прямо на пол с обвивающего правое запястье браслета какую-то светящуюся звездочку, развернувшуюся в необыкновенно красивый портал, по форме напоминающий зрачок полудемона, и шагнул туда. А мне оставалось только смотреть, как портал за тифлингом-поэтом превращается в узкий луч света, на мгновение пробивший воздух от пола до потока, и гаснет.
Потом я обернулся к трупу Аристарха и произнес прощальную речь, как полагается:
— У тебя была тонкая, ранимая натура, не выносящая грубых шуток. Поэтому ты работал палачом. Прощай, Аристарх.
* * *Отпустили меня из полицейского участка только через несколько часов. Пока я сидел в участке, все пытался понять, почему Иган писал стихи на великореченском. Ведь должен был писать по-тифлинговски. Или на виларском. Тут, похоже, два объяснения. Культура пришлых значительно повлияла на культуру мира, в который они «провалились». И языком новой культуры Великоречья стал русский — великореченский состоит из русского на девяносто процентов. Иган просто писал на «литературном» языке. Юлий Цезарь так вообще, когда его сенаторы перышками щекотали, на греческом изволил изъясняться. Кай сю, тэкнон. А вовсе не «И ты, Брут!». И это в последние минуты жизни! Вот что значит культурное доминирование… И второй вариант — палачом Игана должна стать женщина из пришлых, но не тифлингесса… Что-то я сомневаюсь, что какой-нибудь «палач» с Иганом справится…
К счастью, Вась-Вася из контрразведки в участке не появился и в разборе всего этого безобразия участия не принимал. Забыл, не забежал, не поздравил. Не сказал, что благодаря мне избавился, наконец, от мерзавца и скотины Аристарха, который бросал пятно своей неоправданной жестокостью на всю контрразведку Ярославля. Где же он, агент проклятый?
Кабатчик, оказывается, от скуки прислушивался к нашему с Иганом разговору, зато теперь он клятвенно подтвердил, что и вчера вечером, и сегодня утром мы с Иганом мирно говорили о поэзии и даже что-то писали. Подтвердил он и то, что драку начал пьяный Аристарх, и кольт первым вытянул тоже он. Против меня, таким образом, никто не стал выдвигать никаких обвинений, разве что отобрали в качестве вещдока заляпанные соусом и грязью черновики полудемона. На автопилоте дойдя до гостиницы, я уселся в номере на журнальный столик и задумался: как бы тифлинг закончил свой стишок? И захихикал: стихи были про его палача, а замочили — моего! Решив не заморачиваться, я кое-как сложил шмотье в сумку, стараясь главным образом не смешивать чистого с грязным, и поехал выручать винтовку из арсенала — надо в Гуляйполе ехать, нечего рассиживаться. Проще всего добраться, конечно, по реке. Но ехать в Ярославский порт мне не хотелось. Не представляю, как тут можно договориться с кем-то о перевозке в Гуляйполе. Точнее, можно, конечно, но не мне. Мне и так слишком много внимания контрразведчики уделяли, а после смерти Аристарха должны вообще «хвост» повесить. Даже не буду в зеркало заднего вида смотреть — и так понятно, что «наружки» не обнаружу, только изведусь весь. Не удержался, все-таки посмотрел в зеркало. Пустая дорога.
