Олег Таругин - Потерянный "Эльф"
Отец же, как ни в чем не бывало приняв из рук сына фляжку, сделал глоток и, крякнув, со свистом втянул носом воздух:
— Эх, пробирает… отвык…
Капитан кивнул отцу и молча поднес флягу к губам. Обжигающая жидкость скользнула по горлу, словно обыкновенная вода: рвущие душу эмоции оказались куда сильнее спирта.
— Успокойся, сынок, это именно я. Ты уже и так очень многое узнал за эти два дня, узнал гораздо больше, чем мне бы того хотелось, но… обратной дороги нет. И времени уже тоже нет. Этот мир… на самом-то деле, дело не только в том, чтобы спасти его, ставка гораздо выше, сынок. Намного выше, иначе я… иначе меня никогда бы не отпустили к тебе. Теперь ты готов слушать? Или сначала хочешь получить ответы на свои незаданные вопросы?
— Вопросы… — хриплым не то от волнения, не то все-таки из-за обожженного спиртом горла ответил Алексей.
— Хорошо, — кивнул, соглашаясь, отец, — можешь ничего не говорить, я знаю, что ты хочешь узнать. Итак, я — не самообман твоего сознания и не сон, я именно тот, кого ты перед собой видишь. Твой отец. Правда, опоздавший на семнадцать лет, но все же выполнивший свое обещание.
Тогда, в восемьдесят девятом, я действительно погиб. Погиб честно, как и подобает настоящему солдату. В том бою я мог бы спастись, ежик, но тогда погибли бы пятеро пацанов из моей разведгруппы. И я принял решение остаться — ведь у меня уже был ты, у них же еще никого не было — ни жен, ни детей… думаю, теперь, тоже став офицером, ты меня понимаешь. — Отец замолчал, выжидательно глядя на Алексея, но так как тот не спешил что-либо произнести в ответ, продолжил: — Где я сейчас и каким образом произошла наша встреча? Знаешь, сынок, мы оба боевые офицеры, не раз видели смерть и привыкли жить настоящим, но… не бойся признаться самому себе в том, что знаешь ответ на этот вопрос. Наша жизнь здесь — не более чем экзамен, «тест на выживание», говоря понятным нам с тобой языком. Пройдешь его на хорошую отметку — пойдешь дальше, нет — будешь наказан и, возможно, начнешь все сначала. Раз за разом и… круг за кругом. До тех пор, пока не докажешь, что достоин чего-то большего, нежели просто жрать, спать и заниматься любовью. Но нам, всем тем, кто постоянно ходит под смертью и смотрит в ее глаза, зачастую проще его пройти, этот самый экзамен. Сомневаешься? Хочешь в это поверить, но все-таки сомневаешься? — словно прочитав его сумбурные мысли, переспросил отец. — Что ж, решать — верить или не верить — в любом случае тебе самому.
Алексей наконец решился взглянуть в отцовские глаза:
— Но, если все именно так, как я думаю, как же ты сумел прийти ко мне? Оттуда?
— Мне разрешили, я ведь уже говорил. Разрешили, чтобы помочь тебе не ошибиться в выборе пути и избежать ошибок, что ты мог бы совершить. Ведь, хочешь ты этого или нет, твоя судьба уже сплелась с судьбой этого мира и во многом от тебя же и зависит. Ну, а то, каким ты меня сейчас видишь? Это я был волен выбирать сам. Ты ведь запомнил меня именно таким, верно? Там, на аэродроме? Вот, пускай так все и остается. Это всего лишь мертвая материя, сын, и живой ее может сделать лишь одно — душа. Бессмертная человеческая душа… — Помолчав несколько секунд, отец закончил: — К сожалению, большего я не смогу рассказать. Ты и так узнал слишком много.
— Но почему именно я? Откуда во мне все эти знания? Почему со мной все носятся, как с писаной торбой — одни помогают, но спешат поскорее спровадить куда подальше, другие вообще хотят убить? Что это вообще за мир такой, где рядом с магией существуют баллистические ракеты, а гномы носят с собой дозиметры?! — Алексея наконец прорвало — и как-то сразу исчезла прежняя скованность. Едва ли не впервые произнесенные вслух, но уже успевшие «наболеть» вопросы неожиданно сломали сковывающую душу броню: — И знаешь, что еще? Мне очень не хватало тебя, папа! — Последнее вырвалось у него уже непроизвольно: вроде ведь и не собирался ничего подобного говорить, а вот взяло вдруг и вырвалось…
— Мне тоже, ежик… но в отличие от тебя, я всегда знал, что мы еще не раз встретимся. И не только в этом мире, но и… — Отец резко замолчал, словно сказал что-то лишнее; нечто, знать чего Алексею не полагалось. Замолчал — и неожиданно чуть смущенно улыбнулся: — Ну вот, чуть не проговорился! А остальное? Когда узнаешь историю — настоящую историю — этого странного мира, получишь ответы на все свои вопросы. Все не так уж и сложно, сынок, и я уверен, что ты поймешь все правильно.
— А… а когда я узнаю его историю, папа? — Полузабытое, трогательно-детское слово давалось Алексею все легче и легче, уже не требуя перед его произнесением смущенной паузы. И сейчас он боялся только лишь одного — что все это внезапно закончится, исчезнет, окажется ложью, химерой не выдержавшего чудовищного психологического давления сознания. Исчезнет, оставив по себе лишь тупую боль — ту, что всегда появлялась в душе после снов, в которых погибший отец приходил к нему, брал на плечи и подолгу рассказывал удивительные для одиннадцатилетнего пацана истории из своей армейской жизни…
Едва ли все эти размышления заняли более секунды, однако вновь встретившийся с отцом взглядом капитан неожиданно вздрогнул — настолько внимательно тот на него смотрел:
— Вот ты уже кое-что и понял, сынок. Вещие сны, конечно, не более чем игра жаждущего чуда разума, но иногда ушедшим все же позволяют поговорить с теми, кто остался. Да, я приходил к вам, и к тебе, и к маме… увы, ваш разум не сохранял, не мог сохранить этих воспоминаний, — отец наклонился вперед, легонько коснувшись руки Алексея. — Когда-нибудь ты все поймешь и сам. Только не скоро — тебе слишком многое еще предстоит сделать. Но когда это случится, мы уже больше не расстанемся, обещаю… ведь я же никогда тебя не обманывал, правда? — Улыбнувшись, отец вытащил из кармана то, что капитан меньше всего ожидал увидеть, — мягкую пачку дешевых болгарских сигарет. Не спеша вытряхнул одну, размял в пальцах и прикурил: — Не удивляйся, я ведь сказал: сейчас для меня все в точности так, как было раньше, — отец затянулся и неожиданно выбросил под стену едва раскуренную сигарету: — Да, не то… сигаретный дым помнит лишь мое тело, но отнюдь не разум… обидно. Ладно, сынок, хватит ходить вокруг да около. Ты спрашивал, когда узнаешь историю этого мира? — Алексей кивнул. — Ну, так слушай. Давно я тебе, ежик, сказок на ночь не рассказывал. Итак, давным-давно в будущем, в одной очень далекой отсюда галактике, летом две тысячи сто девяносто восьмого года…
ГЛАВА 19
Огромная полосатая кошка стремительной молнией пронеслась меж двух солдат. Неуклюжие в своих тяжелых доспехах, панцирные пехотинцы еще только начали разворачиваться в сторону опасности, не подозревая, что уже являются мертвецами. Дважды тонко пропела тетива, и стрелы, подобно диковинным цветкам, расцвели в воздухе сочно-зеленым оперением. Простояв еще мгновение, пехотинцы мягко осели на землю. Оставшийся без прикрытия маг застыл на месте, окутавшись радужным защитным куполом.
