Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип

Случай ей представился опять-таки в столовой, куда дети пришли попить и съесть печенье. Лира послала Пантелеймона в виде мухи к другой стене, поговорить оттуда с Салсилией; сама же она и Роджер спокойно сидели за разными столами. Трудно вести беседу, когда твой деймон занят чем-то другим, поэтому, попивая свое молоко, Лира прикидывалась угрюмой и недовольной. Внимание ее было приковано к почти неслышному жужжанию голосов Пантелеймона и Салсилии, соседок она почти не слушала, но в какой-то момент девочка с льняными волосами произнесла имя, которое заставило ее насторожиться.

Имя было — Тони Макариос. Когда внимание Лиры переключилось на разговор соседок, Пантелеймон отвлекся от своей беседы с деймоном Роджера, и теперь они оба слушали, что говорит блондинка.

— Нет, я знаю, почему его взяли, — сказала она соседкам, вытянувшим к ней шеи. — Потому что его деймон не менялся. Они подумали, что он старше, чем выглядит, что он не такой молодой или еще что-то. А на самом деле его деймон редко менялся потому, что сам Тони мало о чем думал. Я видела, он менялся. Его звали Крысоловом…

— Почему их так интересуют деймоны? — спросила Лира.

— Никто не знает, — сказала светловолосая.

— Я знаю, — сказал какой-то мальчик, слушавший их разговор. — Они что делают: они убивают твоего деймона и смотрят, умрешь ли ты.

— Чего же они тогда все время проверяют на новых детях? — сказал кто-то. — Попробовали бы на одном — и все.

— Я знаю, что они делают, — сказала первая девочка.

Теперь все прислушивались к ней. Но чтобы взрослые не догадались, о чем разговор, слушали ее с небрежным, безразличным видом, хотя на самом деле сгорали от любопытства.

— Откуда? — спросил кто-то.

— Потому что я была с ним, когда его забрали. Мы были в бельевой.

Она густо покраснела. Если она ожидала насмешек, язвительных замечаний, то их не было. Все сидели тихо, никто даже не улыбнулся. Девочка продолжала:

— Мы спрятались там, а потом вошла сестра, та, что с ласковым голосом. И говорит: «Пойдем, Тони, я знаю, что ты здесь, пойдем, тебе ничего не будет…» А он говорит: «А что будет?» Она говорит: «Мы просто уложим тебя спать, а потом сделаем маленькую операцию, и ты проснешься здоровенький». Но Тони ей не поверил. Он говорит…

— Дырки! — сказал кто-то. — Они делают дырку у тебя в голове, как тартары. Точно!

— Тихо, ты! Что еще сестра сказала? — перебил его кто-то.

К этому времени вокруг стола столпилось еще человек десять; их деймоны слушали с такой же жадностью. Светловолосая девочка продолжала:

— Тони хотел знать, что они сделают с Крысоловом, понимаете? И сестра говорит: «Ну, он тоже поспит, вместе с тобой». А Тони говорит: «Вы хотите убить его, да? Я знаю. Мы все знаем, что бывает». Сестра говорит: «Нет, конечно, нет. Просто маленькая операция. Маленький разрез. Даже больно не будет, мы уложим тебя спать, ты и не почувствуешь».

В столовой стало тихо. Сестра, наблюдавшая за ними, отлучилась, окно на кухню было закрыто, так что оттуда их не могли услышать.

— Какой разрез? — испуганным тихим голосом спросил мальчик. — Она сказала, какой разрез?

— Сказала только: чтобы сделать тебя взрослее. Сказала, что его всем делают, поэтому деймоны взрослых не меняются, как наши. Поэтому надо сделать разрез, чтобы они приняли постоянный вид — так вот ты и взрослеешь.

— Это значит…

— Что же, всем взрослым его делали?

— А как же…

Внезапно все голоса смолкли, как будто их тоже отрезало, и все глаза обратились к двери. Там стояла сестра Клара, спокойная, вежливая, деловитая, и рядом с ней мужчина в белом халате, которого Лира раньше не видела.

— Бриджет Макгинн, — сказал он. Светловолосая девочка встала, дрожа. Ее деймон, белка, цеплялся за ее грудь.

— Да, сэр? — сказала она чуть слышным голосом.

— Допивай и отправляйся с сестрой Кларой, — сказал он. — Остальные бегите по своим классам.

Дети послушно поставили свои кружки на тележку и молча вышли. Никто не смотрел на Бриджет Макгинн, кроме Лиры, и она увидела, что лицо светловолосой девочки искажено страхом.

Остаток утра прошел в играх. На Станции был маленький гимнастический зал, поскольку на улице в долгую полярную ночь заниматься спортом было трудно. Ребят запускали в зал группами, по очереди, и они играли там под наблюдением сестры. Они разбивались на команды и перебрасывались мячом; Лира, никогда в жизни не игравшая в такие игры, поначалу растерялась. Но, будучи быстрой, спортивной и прирожденным вожаком, очень скоро освоилась и стала получать от этого удовольствие. Маленький зал оглашался криками детей, писком и уханьем деймонов, и вскоре тяжелые мысли отступали. Что и требовалось от спортивных занятий.

В обед, когда дети снова выстроились перед раздаточным окном, Лира услышала приветливое чириканье Пантелеймона, оглянулась и увидела, что прямо за ней стоит Билли Коста.

— Роджер сказал, что ты здесь, — прошептал он.

— Сюда идет твой брат, и Джон Фаа, и целый отряд цыган, — сказала она. — Они заберут тебя домой.

Он чуть не вскрикнул от радости, но сдержался и вместо этого кашлянул.

— А меня называй Лиззи, — сказала она, — только не Лирой. И расскажи мне все, что узнал, слышишь?

Они сели вместе, и Роджер — рядом. За обедом это было легче сделать: дети чаще ходили между столами и толпились перед раздаточным окном. Под стук тарелок, ножей и вилок Билли и Роджер рассказали ей все, что им удалось узнать. Билли слышал от одной сестры, что детей после операции часто отвозят в общежитие где-то южнее — чем, возможно, и объяснялось, почему Тони Макариос забрел в неведомую деревню. А Роджер сообщил кое-что поинтереснее.

— Я нашел, где спрятаться, — сказал он.

— Где? Как?

— Видишь картину… — Он говорил о большой фотограмме с тропическим берегом. — Посмотри на верхний правый угол, видишь квадрат в потолке?

Потолок состоял из больших прямоугольных панелей, разделенных металлическими полосами, и угол панели над картиной слегка отошел.

— Я увидел его, — сказал Роджер, — и подумал, что другие могут быть такими же, попробовал поднять — они все незакрепленные. Все поднимаются. Мы с одним мальчиком попробовали то же самое ночью в спальне, до того, как его увели. Там пустое место, и можно ползти…

— Далеко можно ползти?

— Не знаю. Мы чуть-чуть проползли. Подумали, если надо, мы там спрячемся, но нас, наверное, найдут.

Лира увидела в этом не укромное место, а дорогу. С тех пор как ее привезли сюда, она ничего приятнее не слышала. Но больше они не смогли говорить: доктор постучал ложкой по столу и сказал:

— Дети, слушайте. Слушайте внимательно. Время от времени мы должны проводить пожарные учения. Очень важно, чтобы мы надлежащим образом оделись и без паники вышли наружу. И сегодня у нас будет такое пожарное учение. Когда зазвенит звонок, вы должны бросить все свои занятия и делать то, что скажет ближайший взрослый. Запомните, куда они вас поведут. Туда вы и должны пойти в случае настоящего пожара.

«Ага, — подумала Лира, — есть идея».

После обеда Лиру и еще четырех девочек проверяли на Пыль. Врачи этого не объяснили, но догадаться было несложно. Их поодиночке заводили в лабораторию, и, конечно, они были очень напуганы. «Как обидно будет умереть, не нанеся им ни одного удара!» — думала Лира. Но, кажется, они еще не собирались делать операцию.

— Мы хотим сделать некоторые измерения, — объяснил доктор.

Очень трудно было различать этих людей: все мужчины выглядели одинаково, все в белых халатах, все с большими блокнотами и с карандашами, и женщины были как близнецы — в одинаковых костюмах, одинаково вежливые и спокойные.

— Меня вчера мерили, — сказала Лира.

— Ах, сегодня мы делаем другие измерения. Встань на металлическую пластину — только сбрось сначала туфли. Держи своего деймона, если хочешь. Смотри вперед, на тот зеленый огонек. Молодец…

Что-то вспыхнуло. Доктор заставил ее повернуться назад, потом налево и направо, и каждый раз что-то щелкало и вспыхивало.