Казнь Мира. Книга первая (СИ) - Трефилова Майя

Во взглядах эльфов-стражей ни ненависти, ни призрения. Только холод.

— Мы больше не в безопасности, — голос императора эхом отозвался в сумеречном зале. — Тот, кто тысячи лет защищал нас, привёл во дворец убийцу. Её Высочество, первая принцесса Ситинхэ усилит защиту столицы и всего государства, насколько это возможно. Караулы на всех постах будут удвоены, войска собраны и готовы к бою. Велико могущество нашей державы, однако к борьбе с таким врагом я вынужден привлечь другие страны, чтобы вместе мы исполнили долг Живущих на Земле и защитили этот мир.

«Всё на себя взял, этакий молодец!» — Фео громко выдохнул, чтобы успокоиться.

Император продолжил:

— Своим послом я избираю князя Гилтиана, доказавшего преданность мне и империи Нэти во время бунта Фэйэрэн.

Сондэ вложил святой клинок в ладони племянника. Удивительно, но они не опустились под тяжестью меча, будто меч невесомый.

Принцесса Ситинхэ склонила голову перед Гилтианом.

— Вам, ваша светлость, поможет в пути Лу Тенгру. Будьте мудры оба и не ссорьтесь — цель у вас одна.

«Почему я тогда пошёл один?!» — хотел крикнуть ей Фео, но едва сдержался. Всё складывалось и на пользу царству людей, и против него. Даже с Осколком Прошлого Фео оказался слаб, и вновь подозревал, что неспроста принцесса Ситинхэ указала на него. Тонкими путями она подчинит себе человечество. Если Фео позволит себе быть ведомым, если не станет сильнее.

— Все виспери в империи уже допрошены. Даже под страхом смерти никто не сознался в помощи демонам, но не мог Сагарис без посредников связаться с Унадэн, — тут император наконец-то посмотрел на Фео. — Нам нужна твоя помощь. Пусть Осколок покажет, кто мог помогать предательнице.

«Вот зачем меня позвали!» Внутри Фео клокотала злоба. Почему за императора скорбят его слуги? Есть в каменной статуе отцовские чувства?

— Ваша дочь, принцесса Эдельвейс… что с ней?— не выдержал Фео.

Казалось, хрустальный престол звенит от дерзости. Глаза императора засияли магикорской мощью — единственное проявление гнева, которое он себе позволил.

— Принцесса жива. Ты спас её, но не защитил. Теперь, если хочешь спасти своё царство, помоги мне.

Фео не услышал последних слов. Чудовищный груз, давивший на грудь, вдруг испарился. Эдельвейс жива! Больше ничего не нужно знать!

«Я смог. Я справился», — шептал про себя Фео, но лёгкость тоже оказалась недолгой. Сердце начала грызть новая тревога.

— Покажи мне ближайшее окружение жрицы Унадэн, Феонгост. Тебе это по силам.

— Хорошо, ваше величество, — согласился Фео, даже не обдумав сказанное. Мысли его занимала только Эдельвейс, и если, чтобы её увидеть, нужно выполнить приказ императора, то оно того стоит.

До конца ночи в приёмной правителя Фео, император и принцесса Ситинхэ просматривали разговоры каждой виспери, служившей под началом Унадэн, с великой жрицей, но ничего полезного не узнали.

— Что ж, — сказал под конец император, — я всё равно выясню, как далеко тянется паутина Сагариса.

Фео только кивнул. Сил на ответ не осталось.

— Отдохни немного. Людям нужен сон. Если захочешь увидеть госпожу Эдельвейс, она будет в своей комнате. Но, — несвойственный императору мягкий тон стал резче, — не забывайся. Она — эльф императорских кровей, а ты…

«Безродный», — первое, что родилось в угасающем сознании Фео.

— …человек. Её жизнь в сто раз длиннее твоей, а с ней — и страдания.

Впервые на его лице проскользнуло подобие чувств. Сказать бы отцу, что он пережил, да не мог — горд. Гордость аристократа дороже искренности.

Фео поклонился императору и вышел, а следом и принцесса Ситинхэ.

— Я провожу тебя в твою комнату. Или, если хочешь, к принцессе Эдельвейс.

Упоминание Эдельвейс разбило злобу на Ситинхэ, и мысленно Фео укорил себя за подозрительность. Хотя у него остались вопросы насчёт выбора воина из царства людей, сначала он попросил рассказать, как победили Унадэн.

— Дух Сагариса покинул тело Унадэн, едва подоспела стража, но из-за демонического света в глазах её убили на месте. В такое предательство сложно поверить. Великая жрица, избираемая раз в тысячу лет, достойнейшая из достойнейших. Видимо, многое в империи несовершенно.

Ситинхэ замолчала. По её лицу проскользнула тень страдания. Может, винила себя за невнимательность. А может, просто скорбела.

Здесь, в древнем дворце ощущалось давление вечности. Собственная жизнь казалась Фео слишком короткой, и за все годы своего обучения в Цитадели он не смог поверить, что это благо. Что души нынешнего человечества, многократно пройдя через Сердце Древа, чисты, а сами люди не могут становиться демонами и вредить миру. «Это делает нас выше старших народов, — гордо говорил преподаватель. — Показывает, что люди — воплощение совершенного замысла!» Звучало красиво, но сейчас Фео сомневался в этих словах. Совершенный замысел или попытка сохранить хоть какие-то души? В конце концов, даже лучшие из Живущих могут пасть во Тьму…

«Я никогда не стану демоном», — какими бы ни были предпосылки у этой истины, она укрепляла.

Комната Эдельвейс находилась в одной из башен, гораздо выше, чем та, где поселили Фео. Вдали от широких коридоров и потолков, расписанных под небосвод, Фео чувствовал себя спокойнее. Вопросы миропорядка перестали волновать его, и мысли стали приземлёнными. Об Эдельвейс.

У дверей стояли несколько женщин, во всём не похожих на Ситинхэ, начиная от чёрных вьющихся волос и заканчивая воздушными двуслойными платьями из шелка и органзы, колыхавшимися от малейшего порыва ветра. У всех на головах сверкали венцы, усыпанные драгоценными камнями. Ситинхэ корон не носила.

Одна из женщин с неприкрытой злобой посмотрела на Ситинхэ, но дорогу уступила. Остальные тоже отстранились, давая проход.

— Здесь я тебя оставлю, Феонгост, — сказала принцесса и, уже обращаясь к женщинам, добавила:

— За ним присмотр не нужен. Идите.

— Мы ровня тебе, — ответила женщина со злым взглядом. — Перестань нам указывать и за наших детей решать, что им нужно.

— Потом поговорим, — спокойно ответила Ситинхэ и ушла, ни на кого больше не глядя.

«Принцессы!» — вспыхнуло в голове Фео, и он спешно поклонился всем. Сестры императора и их дочери к человеку были равнодушны. Фео быстро понял, что все они гораздо спокойнее неугомонной Эдельвейс. Даже Флэйэвэн, мать Гилтиана. Может потому, что их воспитанием занимались усерднее, они же настоящие принцессы. А может, они просто за долгую жизнь успели стать ко всему холодны.

— Если что — мы всё увидим, — таинственно произнесла принцесса Кнэйэвэн, похожая на Флэйэвэн как точная копия.

Фео не стал заверять, что ничего предосудительного в уме не держит. Женщины кивнули и ушли следить за человеком издали, а он быстро забыл о них.

Комната оказалась точь в точь, как в видении прошлого. На тяжёлом мраморном подоконнике сидела Эдельвейс и смотрела вдаль, не заметив посетителя. Фео не стал её тревожить сразу, хотел посильнее увериться, что она действительно перед ним. Живая. Только за это он готов возносить молитвы всем Духам.

Мимолётный взгляд Фео упал на большое зеркало в узорной оправе. Не бодрый юноша стоял по ту сторону зеркальной глади, а замученный парень с впалыми щеками, мертвецки бледный и наполовину седой. Ещё молодой, но иссохший, исстрадавшийся. Дорогая эльфийская одежда на нём висла, как на чучеле, но раньше он этого не замечал. Слишком многое произошло и слишком быстро. Даже собственная жизнь стала полутуманным сном, в которой остались только потери и горе.

Эдельвейс повернулась к нему и задорно спрыгнула с подоконника. Радостью лучился её взгляд.

— Если бы вы умерли, я бы тоже умер. Сердце моё не выдержало бы.

Фео больше не хотел лгать никому, давить в себе чувства, которые всё равно рвались наружу, пусть даже весь мир против.

Её улыбка погасла, и в комнате будто стало темнее.

— Я бы не умерла. Со мной был ты.

«Какая же ты глупая!» — хотел начать Фео, но возразил иначе: