Гвардия Хаоса (СИ) - Акисс Ардо вин

Виктория переваривала эту информацию минут десять.

— То есть ты на самом деле не дядя ни мне, ни Ранмаро, ни Юрике.

— Дядя. Я знал ее только как одну из г'ата и ни разу не подумал о ней как женщине так, как ты меня в том подозреваешь. И наше родство крепче кровного человеческого.

— И ты относишься к нам, как к племянникам, даже зная, что в нас крови г'ата ни капли?

— Да. И чему ты удивляешься? Вы — дети женщины, которую я называл сестрой больше семидесяти лет.

Виктория ответила ему очередным долгим молчанием. А потом внезапно спросила:

— Подожди! А как же мой оте… Ичиро? Он же такой же, как и ты.

Дженази вздохнул.

— Нет. Видишь ли, есть разница в том, как именно передать человеку кровь Гата. Когда это происходит, он видит собственными глазами бег создателя Волчьей Зимы, и все его естество пронизывает неподдающиеся описанию сила и ярость божественного существа. Это своего рода просветление, с которым приходит понимание законов Вселенной. Ты меняешься, и ощущение мира, его понимание — тоже. А вот если передать кровь младенцу, сознание которого только начало формироваться — ничего из этого не произойдет. Кроме изменений на совсем подсознательном уровне, которые окажут определенное влияние на тело. Я бы сказал, частичное. Но он еще может пробудиться. Стать полноценным г'ата.

Виктория нахмурилась.

— Я не хочу, чтобы в его руках оказалась сила, подобная твоей. Он и так слишком силен, и к чему это привело?

Дженази улыбнулся.

— Не беспокойся. Г'ата может быть только человек, обладающий определенным набором качеств. Хотя твоя бабушка заставляет меня сомневаться в данном утверждении.

— Не называй ее так, — практически взмолилась Виктория. — Ришари. Зови ее Ришари.

Ответом ей была ироничная усмешка. И девушка немедленно обиделась.

— Что на самом деле ты хотела у меня узнать? — спросил он прежде, чем дочь Валерии собралась его обогнать и присоединиться к остальным.

Виктория совсем недолго размышляла над тем, достоин или нет дядя ее внимания. Смилостивилась и ответила:

— «Славная погода, не правда ли?»

— А на самом деле?

— Как погибла Нола Орчи?

Дженази стиснул зубы, взгляд стал жестким. Виктория даже испугалась, и не сказать, что немного, жалея уже о своем любопытстве.

Вместо ответа он задал ей свой вопрос, беспокоящий его уже третий день:

— Почему Валерия так холодна к тебе? Ты же ее дочь.

Виктория не любила объяснять элементарные вещи — это легко читалось по ее отношению к людям и окружающему миру. Но Дженази был не тем человеком, на вопросы которого можно не отвечать просто потому, что для этого нет особого желания.

— Я — дочь Ичиро, человека, который предал ее. Ранмаро — сын Кристиана, ее обожаемого, но погибшего брата. Понимаешь, так бывает, когда чувства, которые ты испытываешь к людям, переносятся на их детей. Только не надо говорить, что это глупо и неправильно, сама знаю.

— Но ты очень любишь Ранмаро.

— Разумеется, — искренность Виктории не подвергалась сомнению. — Он мой брат. И очень, очень добрый.

— И вы были неразлучны, пока не появились мы с Юрикой. Ревнуешь?

— Конечно, — не стала отпираться девушка. — Но она тоже наша сестра. Это правильно, что он уделяет ей так много внимания.

— Вообще-то она твоя тетя…

— Дядя, не начинай, а? Я же не называю тебя дедушкой, хотя могла бы.

Дженази только хмыкнул в ответ, но неявную угрозу к сведению принял.

— Я уже больше пятидесяти лет не видел своих детей. Возможно, уже прадедушкой стал.

Виктории воздух попал не в то горло, она закашлялась. Дженази даже похлопал ее по спине, от чего она только поморщилась, а потом, восстановив дыхание, произнесла:

— Знаешь, вот это, что ты только что сказал, характеризует тебя не с самой лучшей стороны. То есть, не красит ни коем образом. Сколько их, и сколько было самому младшему или младшей, когда ты их бросил?

— Десять. И за сорок стукнуло, так что избавь меня от своего негодования.

— Все время забываю, сколько тебе лет…

— Скучаешь по ним? — продолжила Виктория после небольшой паузы.

— Да, — ответил Дженази. — И не только по ним. Моя семья — это не только дети, но и друзья. Они ждут меня.

Виктория нахмурилась.

— Ты, когда возвращался, совсем не о нас с Ранмаро и Юрикой думал. Не знал ведь даже, что мы есть. Верно?

Дженази не хотел себе в этом признаваться, но дочь Валерии начинала его раздражать. И пугать.

— Верно.

— Тогда зачем ты здесь?

— Из-за Ришари. И ради Нолы.

И вот они пришли. Дженази узнал эти холмы и полевые травы, что укрывали их пестрым полотном из всех оттенков зеленого и желтого, белого, красного, синего и фиолетового. Больше ста лет прошло, а земля эта все та же, и даже цветочный узор не изменился ни капли. Адонисы, анафилисы и гониолимоны вместе со своими полевыми соседями росли, казалось, на тех же самых местах, и точно так же несильный теплый ветер раскачивал их соцветия, в такт ритму, которым жило само Небо. Время остановило здесь свой бег. Вот только три детали, всего три, отличали это место от того, каким оно было когда-то.

Первой был исчезнувший след от удара молнии — большое черное пятно из выжженной травы и сплавившейся до стеклообразного состояния земли. Второй — кровь Нолы, еще теплая, но так сильно испугавшая его — человека, который столько пролил ее в бесконечных боях. Давным-давно впиталась она в землю, и ничего не выросло на том месте из того, чему положено, по поверьям, появляться на подобных местах.

И уж совсем точно не было здесь раньше этого надгробия.

«Нола Орчи. 881–899».

— Здравствуй, Нола, — тихо, отчетливо произнесла Валерия, и положила на него цветы, которые собрала по дороге.

Простая прямоугольная каменная плита, серая и небольшая. Ни портрета, ни дополнительных украшений. Только надпись, высеченная неизвестным мастером. Буквы уже начинали стираться под действием ветра, дождей и перепадов температур, которыми славятся степи. Ранмаро, Виктория и Юрика смотрели на нее с той странной печалью, которая появляется, когда человек видит могилу незнакомого лично ему человека, но такого, о ком другие рассказывают только хорошее — искренне. И пусть Нола погибла так давно, что лишь бессмертные Гвардейцы и Валерия помнят ее — они оплакивали ее, пусть и без слез.

— Я хочу побыть один, — сказал Дженази, и все без лишних слов отступили.

***

Валерия не останавливалась, пока расстояние между ней и надгробием не стало таким, что нельзя уже было рассмотреть лица ее бывшего врага.

— Не слишком далеко? — спросил у нее Ранмаро.

— Слишком близко. Нам вообще лучше вернуться назад. Оставим их наедине друг с другом.

Дрожь пробрала всех, кто слышал эти слова. Валерия говорила о Ноле так, словно здесь и сейчас она все еще была жива.

Глава 21. Скрежет шестеренок реальности

Дженази не ждал, пока спутники оставят его одного, ему на самом деле было все равно, как далеко они уйдут. Покинули поле зрения — и ладно. Он уже забыл о них, и только две вещи остались, обладающие ценностью. Нет, даже одна, потому что надгробие — просто камень. Что могут значить пустые символы, в которых лишь имя да годы жизни, для него — того, кого до сих пор тревожат, словно это было еще вчера, звуки голоса Нолы, чистый взгляд и всегда искренняя улыбка, тепло кожи и ощущение ее бархатного дыхания — на своей. И аромат тела, настолько чарующий, что подсознание мгновенно заблокировало его, приказало игнорировать — ему, г'ата, чей мир состоит из запахов не на смешные два-три процента, а много-много больше. Потому что в противном случае он не смог бы даже подумать о том, чтобы причинить ей вред. Впрочем, он не смог и так.

Кости. Останки Нолы были прямо перед ним. Что значат для него два метра земли, которые погребли ее, скрыв от света, ветра и дождя? Ровным счетом ничего. Он видел их. И умирал каждый миг, каждую мельчайшую единицу измерения времени, которая необходима для того, чтобы во Вселенной произошло самое незначительное из событий, заметить которое не смогут даже живущие со скоростью света.