Робин Хобб - Корабль судьбы (Том I)
Настал ее черед рассмеяться. Гортанный звук больше напомнил ему протяжное рычание тигра на охоте. Смех изваяния весьма не понравился Кенниту. То, что она сказала, понравилось ему и того меньше.
– Еще как пойдешь. А что тебе остается? Веришь ты мне или нет, а только я и вправду могу по своему хотению разнести этот корабль и всех вас утопить. В любое мгновение! Так что удовольствуйся тем, что я соглашусь некоторое время пиратствовать вместе с тобой, ибо это может оказаться забавно. Руби дерево по себе и не откусывай больше, чем можешь прожевать!
Но Кеннит не собирался позволить ей так легко себя запугать. Он пожал плечами:
– Уничтожишь нас, придет конец и тебе. Вот уж забава-то будет – погрузиться на дно, в топкий ил, и застрять в нем навеки! Давай вместе пиратствовать – и ты увидишь, что моя команда способна дать тебе новые крылья, пусть и сшитые из парусины. Ты будешь летать с нами по широкому морю, ты будешь снова охотиться, драконица! Если в древних легендах есть хоть капелька правды, для тебя это – не просто забава.
Она снова засмеялась, как охотящаяся тигрица, и повторила:
– Так ты принимаешь мои условия? Кеннит расправил плечи.
– Я подумаю. До утра.
– Значит, принимаешь, – сообщила она ночной темноте.
Кеннит не снизошел до ответа. Взял костыль и осторожно пошел по палубе. По ЕЕ палубе. На трапе он был особенно осмотрителен. Он коротко кивнул двоим матросам, попавшимся навстречу. Слышали они или нет что-нибудь из разговора капитана с кораблем, осталось неизвестным; у обоих хватило ума ничем этого не показать.
Пересекая главную палубу, Кеннит наконец-то позволил разлиться в душе победному чувству восторга. ОН СДЕЛАЛ ЭТО. Он вернул свой корабль к жизни, и корабль будет, как прежде, служить ему. Ее условия? Да плевать. Что она такого может потребовать для себя? Ей больше не нужен самец, ей ни к чему пища и даже сон. А все остальное он ей с легкостью обеспечит. Сделка состоялась. Очень хорошая сделка.
– Гораздо лучшая, чем ты способен представить, – прозвучал с запястья его собственный голос, только очень ослабленный. – Ты с ней заключил договор, могущий обеспечить величие.
– В самом деле? – пробормотал Кеннит. Он не собирался показывать владевший им восторг никому, даже собственному талисману, назначенному привлекать Госпожу Удачу. – Сомневаюсь я, однако. Что-то не по делу ты развеселился – жди беды.
– Лучше поверь мне, – сказал талисман. – Разве мои подсказки тебя когда-нибудь подводили?
– Верить тебе – значит верить дракону, – негромко парировал Кеннит. Огляделся кругом, убеждаясь, что никто не подглядывает и не подслушивает, и поднес талисман к глазам. В мутном свете луны трудно было разобрать выражение крохотного личика, лишь красные точки светящихся глаз. Кеннит спросил его: – Так Уинтроу прав? И ты тоже – остаток мертворожденного дракона?
Талисман мгновение помолчал. Для Кеннита его молчание оказалось красноречивее всяких слов.
– А если и так, что с того? – сказал затем талисман. – Разве у меня не твое лицо? Спроси-ка себя вот о чем. Может быть, ты скрываешь дракона? Или это дракон скрывает тебя?
У Кеннита так и перевернулось сердце в груди. Надо же было такому случиться, чтобы именно в этот момент ветер простонал в снастях жалобно и протяжно. От этого звука у Кеннита зашевелились волосы.
– Чушь это все, – буркнул он, обращаясь к талисману.
Вновь опустил руку и крепче перехватил костыль. Его ждали каюта и отдых в постели, а на мерзкое хихиканье, донесшееся из рукава, незачем было обращать внимание.
…У нее совсем не было голоса. То есть, конечно, она пела и раньше – просто для себя, чтобы не свихнуться в заточении, в тесной пещере на острове Богомерзких. Пение получалось пронзительным и дребезжащим – не пение, а беспомощный вопль горя и муки, многократно отражавшийся от железных прутьев и каменных стен.
Но вот теперь она возвысила свой голос в тихой ночи и запела древнюю песнь Созывания, и голос зазвучал совсем по-иному.
– Придите! – разобрал бы любой, кому дано было не просто слушать, но слышать. – Придите все, ибо близок час Сбора. Приходите делиться воспоминаниями, приходите путешествовать вместе, путешествовать к месту Первоначалия. Придите!
Это была очень простая песнь, без особых словесных и мелодических изысков, и она должна была звучать радостью – потому что ее должен был тотчас подхватить стройный хор множества голосов. Одинокая, она звучала слабо и жалобно. Та, Кто Помнит, высунулась из Доброловища в Пустоплес и подняла голову к темному небу. От этого голос стал совсем бессильным и тонким. Она как следует вдохнула воздуха и запела снова – как можно громче, с вызовом. Она сама не знала, к кому относился ее одинокий призыв. В воде не чувствовалось свежего следа змей, лишь сводящий с ума аромат, оставленный кораблем. Тем самым кораблем, за которым она все еще следовала и который смутно навевал ей родственные чувства. Она силилась представить себе, как такое вообще может быть, и не могла. Но и маняще-знакомые запахи ядов, источаемые кораблем, отрицать было невозможно.
Новый вдох, новая попытка запеть…
– Придите! Соберемся все вместе, дабы поделиться силой со слабейшими! Вместе, вместе плывем мы вперед, туда, где Изначалие, туда, где что-то кончается лишь ради новых начал. Соберемся же вместе, жители моря, рожденные на берегу, и снова выйдем на берег! Несите с собой мечту о небе и крыльях, спешите разделить память прожитых жизней! Пришло наше время, наше время пришло!
Смолкли последние звуки, и ветер унес их прочь, рассеивая над морем. Та, Кто Помнит, напряженно ожидала ответа.
Ответа не было.
Она безутешно опустилась назад в Доброловище, и тут ей показалось, что яды, струившиеся за кораблем, усилились и изменили свой вкус.
«Хватит впустую обманываться,– попрекнула она себя. – Я, наверное, вправду повредилась в уме. Я, наверное, вырвалась на свободу лишь затем, чтобы наблюдать угасание своего рода…»
Отчаяние висело камнем на шее, утягивая на дно. Та, Кто Помнит, в который раз сумела не поддаться ему. Она поплыла вперед – все быстрей и быстрей, следом за кораблем.
Куда-то он приведет ее?
ГЛАВА 8
ПОВЕЛИТЕЛИ ТРЕХ СТИХИЙ
Следующей охотничьей добычей Тинтальи стал медведь. Косолапый попытался дать бой: все-таки он тоже был хищником. Он размахивал могучими когтистыми лапами, но куда ему было равняться с драконицей! Схватка завершилась, едва успев начаться, и Тинталья вспорола мохнатое брюхо, чтобы перво-наперво полакомиться горячей печенкой и сердцем. Короткий бой некоторым образом согрел и успокоил ее. Еще одно подтверждение тому, что она более не была беспомощным, молящим созданием, замурованном в гробу собственной плоти. Осталось только выкинуть из памяти этих безмозглых двуногих, которые, не ведая что творят, расправились с ее родственниками.
Правду сказать, это вовсе не они заключили ее в темницу. Тут никакой вины за ними не было. И ее нерожденную родню они истребили не по злобе, а по незнанию. Опять-таки по крайней мере двое из них готовы были всем пожертвовать ради ее, Тинтальи, свободы.
Но как бы то ни было, она вовсе не собиралась мысленно взвешивать их жертвы и грехи и творить суд. Она просто ушла и удалилась от них – навсегда. Что верно, то верно, месть была бы сладка. Но тех, кто уже умер, никакое отмщение все равно не вернуло бы. И не помогло бы выжить ее соплеменникам, которые, возможно, где-то еще ждали ее.
А вот это был долг превыше всех прочих.
…Наевшись, Тинталья некоторое время спала. Медовое осеннее солнце приятно грело ее до самого вечера, когда она проснулась и почувствовала себя готовой продолжить путешествие. Ее тело хорошо отдохнуло, а разум успел выработать дальнейшую последовательность действий.
Если были еще живы другие драконы, она, скорее всего, разыщет их на прежних охотничьих угодьях своего племени. Вот туда-то ей и следует перво-наперво отправиться.
Тинталья отошла от разодранной медвежьей туши, к которой, влекомые густым запахом крови, уже слетались синие мухи. Она распахнула крылья и радостно ощутила, как играет в них сила, сообщенная сегодняшним пиршеством. По всем законам естества ей следовало бы вылупиться весной, чтобы все лето до зимы кормиться, греться на солнышке, матереть и мужать. Но случившегося не отменишь; значит, придется побольше охотиться, пока еще стоят теплые осенние дни и можно набраться сил к приходу зимы. Так она и намерена была поступить, ибо выживание было ее первейшей задачей. Но одно другому не помешает – она станет охотиться, в то же время путешествуя в поисках родни.
Тинталья снялась с залитого солнцем склона холма, где встретил свой конец не в меру храбрый медведь, и, размеренно работая крыльями, поднялась в небо.
На определенной высоте она встретила благоприятные воздушные потоки и стала парить, неторопливо кружа над просторами, раскинувшимися внизу. У Тинтальи было великолепное зрение, и она без устали напрягала его, высматривая внизу какие-то знаки присутствия драконов. Вот реки с мелководьями и восхитительными полянами грязи по берегам; здесь полагалось бы обнаружиться отметинам лап и широким углублениям, оставленным валяющимися телами. Нет, нигде ничего. Тинталья проносилась мимо роскошных скальных уступов, так и манивших греться на солнце и любить приглянувшегося самца. Где же метки собственности, оставленные ударами когтей, где помет, свидетельство недавнего использования?
