David Eddings - Огненные Купола
Барон изрядно нализался. Голос его звучал невнятно, голова сама собой подергивалась на жирной шее.
– Все тяготы по обустройству края лежат на наших плечах! – возглашал он, и глаза его наливались слезами от жалости к себе. – Я должен содержать пять сотен праздных крепостных – таких ленивых тварей, что даже порка не может вбить в них трудолюбие. Это же несправедливо. Я аристократ, но сейчас с этим уже никто не считается. – Слезы обильно полились по его дряблым щекам, барон зашмыгал носом. – Никто не понимает, что аристократия – это особый дар Господа человечеству. Горожане обращаются с нами, как с простолюдинами. Если помнить о нашем божественном происхождении, такое бесчестное обхождение – худшая разновидность непочтительности. Уверен, что ваша светлость согласны со мной. – Барон громко чихнул.
Отец патриарха Эмбана содержал таверну в славном городе Укере, и Спархок был твердо уверен, что толстяк-церковник с бароном решительно не согласен.
Элану захватила в плен супруга барона, и во взгляде королевы читалось уже некоторое отчаяние.
– Поместье, разумеется, принадлежит мне, – говорила Астансия холодным высокомерным тоном. – Мой отец впал в старческое слабоумие, когда решил выдать меня замуж за эту жирную свинью. – Она презрительно фыркнула. – Ясно ведь было, что свиные глазки Котэка устремлены только на доход с моего поместья. Мой отец был так впечатлен титулом этого идиота, что не разглядел его истинной сущности. Титулованный бездельник с парочкой жирных уродин, волочащихся за ним по пятам! – Астансия вновь с негодованием фыркнула, но затем презрительная гримаса исчезла с ее лица, и глаза наполнились неизбежными слезами. – Единственное утешение в моем бедственном положении я нахожу в религии, в поэзии моего брата и в том удовлетворении, которое приносит мне мысль, что эти две жирные карги никогда не увидят огней Дарсоса – уж я-то об этом позабочусь! Они будут гнить здесь, в глуши, – до той благословенной минуты, когда эта свинья, мой супруг, обожрется и обопьется до смерти, а уж тогда я вышвырну их за двери в одних платьях! – В холодных глазах Астансии загорелся восторженный огонек. – Я едва могу дождаться этой минуты, – со злобой продолжала она. – Я отомщу, о да, отомщу, и тогда мы – я и мой святой брат – будем жить здесь вдвоем в совершенном довольстве.
Принцесса Даная вскарабкалась на колени к своему отцу.
– Милые люди, правда? – прошептала она.
– Это все твоих рук дело? – с укором спросил он.
– Нет, отец. Я бы не смогла такого сделать, да и никто из нас не смог бы. Люди таковы, каковы они есть. Мы не можем изменить их.
– А я думал, что ты можешь все.
– У каждого есть свои пределы, Спархок. – Взгляд ее темных глаз вновь отвердел. – Впрочем, кое-что я все же намерена сделать.
– Вот как?
– Ваш эленийский Бог должен мне парочку услуг. Я как-то сделала для него кое-что ценное.
– Почему тебе нужна его помощь?
– Эти люди – эленийцы. Они принадлежат ему. Я ничего не могу сделать с ними без его дозволения. Это было бы в высшей степени невежливо.
– Но я тоже элениец, а ты делаешь со мной все, что захочешь.
– Ты Анакха, Спархок. Ты не принадлежишь никому.
– Как это грустно. Я затерян в огромном мире, и ни один бог не направит меня на путь истинный.
– Ты и не нуждаешься в направлении, Спархок. В советах – иногда. Но направлять тебя не нужно.
– Только не сотвори здесь ничего экзотического, – предостерег он. – Мы еще не знаем, с чем столкнемся, когда углубимся в земли Империи. Не стоит объявлять во всеуслышание о нашем присутствии, пока без этого еще молено обойтись. – Затем любопытство взяло верх над его рассудительностью. – Никто здесь до сих пор не сказал ничего важного.
– Тогда продолжай слушать, Спархок. Не сказали, так скажут.
– Собственно, о чем ты хочешь просить Бога? Что он должен сделать для этих людей?
– Ничего, – ответила Даная, – абсолютно ничего. Я не стану просить его хоть на мизинец переменить их образ жизни. Все, что мне от него нужно, – чтобы все они прожили очень, очень долго.
Он оглядел надутые и обиженные физиономии рассевшихся за столом хозяина и домочадцев.
– Ты хочешь запереть их здесь? – укоризненно спросил он. – Приковать друг к другу на целую вечность пятерых людей, которые так ненавидят друг друга, что в конце концов разорвут друг друга в клочья?
– Не совсем на целую вечность, Спархок, – поправила девочка, – хотя для них, возможно, этот срок покажется и вечностью.
– Это жестоко.
– Нет, Спархок. Это справедливо. Эти люди вполне достойны друг друга. Я только хочу быть уверенной, что они долго, очень долго будут наслаждаться обществом ближайших родственников.
– Что ты скажешь насчет глотка свежего воздуха? – осведомился Стрейджен, наклоняясь через плечо Спархока.
– Но ведь идет дождь.
– Уверен, что ты не растаешь.
– Может быть, это не такая уж плохая идея. – Спархок поднялся и отнес спящую дочь обратно в гостиную, на диван, где уже дремала Мурр, рассеянно помурлыкивая и во сне впиваясь острыми когтями в диванную подушку. Спархок укрыл обеих и вслед за Стрейдженом вышел в коридор.
– Тебе неспокойно? – спросил он у талесийца.
– Нет, тошно. Друг мой, я знавал немало скверных людей, да и сам я далеко не ангел, но эта семейка… – Стрейджен содрогнулся. – Тебе не случилось, будучи в Рендоре, припасти немножечко доброго яда?
– Я не люблю ядов.
– Это ограниченный взгляд на вещи, дружок. Яд – весьма удобный способ избавляться от неугодных людей.
– Насколько я помню, Энниас был того же мнения.
– Об этом я забыл, – признал Стрейджен. – Да, полагаю, эта история слегка отвратила тебя от весьма разумного решения сложных проблем. И все же с этими чудовищами нужно что-то сделать.
– Об этом уже позаботились.
– Вот как? И каким же образом?
– Этого я говорить не волен.
Они вышли на широкую веранду, что тянулась вдоль всей задней части дома, и стояли, опираясь на перила и глядя на грязный задний двор.
– Дождь, похоже, и не думает прекращаться, – заметил Стрейджен. – Долго он может идти в это время года?
– Спроси у Халэда. Он у нас знаток погоды.
– Милорды?
Спархок и Стрейджен обернулись.
Это был Элрон, поэт и шурин барона.
– Я хотел заверить вас, что я и моя сестра не несем ответственности за Котэка и его родственниц, – объявил он.
– Мы и так в этом совершенно уверены, Элрон, – пробормотал Стрейджен.
– Все, чем они владели прежде, был титул Котэка. Их отец проиграл в карты все их наследство. Мне дурно становится от того, как эта шайка нищих аристократов пытается важничать и ставить себя выше нас.
