Николай Романецкий - Утонувший в кладезе
По дороге заехали на ближайший рынок, купили фруктов для больного.
К Буривою их сначала не пропустили. Лишь после того, как Свет, потрясая документами, дошел до главного врача, двери палаты открылись.
Смирный вторые сутки пребывал в бессознательном состоянии. Главный врач знал об уровне Таланта чародея Смороды и не препятствовал оному чародею, когда тот попытался еще раз прощупать больного. Однако попытка снова оказалась бесплодной. Как любовь словенки к волшебнику… Свету удалось понять лишь одно — по структуре это ментальное сооружение отдаленно похоже на барьер, обнаруженный у лже-Ерги.
Главный врач считал, что на Смирного наложено заклятье. Он намеревался подождать денек, а потом обратиться к академику Бабуре.
Пришлось оставить фрукты больным волшебникам, находящимся в сознании.
— Куда теперь? — спросил Нарышка, когда они покинули госпиталь.
— На Лиговскую.
Мимо Центрального вокзала они проехали, когда до отхода поезда осталось полчаса.
Свет изображал интенсивные размышления еще в течении семи минут, потом велел кучеру повернуть карету назад. А когда снова проезжали мимо вокзала, велел остановиться. Без объяснений вылез из кареты и двинулся на вокзал. Ничего не понимающий Нарышка последовал за ним. Свет подошел к кассе, купил билет первого класса до Новагорода и только после этого сказал:
— Мне нужно срочно уехать в столицу. Принципалу я о своем отъезде доложил. Вас же прошу позаботиться, чтобы мои вещи с курьером переправили ко мне домой. — Он достал из кармана записную книжку и черкнул несколько строк. — Вот мой новогородский адрес. Счет я оплачу.
Пусть-ка лже-Ерга теперь попробует задержать меня, подумал он. Для этого ему — ни много ни мало! — придется остановить поезд. И если существуют заклятья подобной силы, то я по крайней мере узнаю об этом.
Направляясь к перрону, он оглянулся.
Сувор Нарышка так и стоял возле кассы, потрясенно глядя ему вслед.
Часть вторая. СТРАХ ЧАРОДЕЯ
16. Ныне: век 76, лето 3, вересень
Смерть Клюя Колотки поразила Снежану аки громом небесным и в самое-самое сердце. Конечно, девица ведала, что в подлунной гибнут не токмо дюжинные люди, но и волшебники. К примеру, хотя бы на поле брани. Либо в иные тревожные времена. Однако обычной порой насильственная смерть колдуна была сродни саженному сугробу в разгар липеца. Снежане, во всяком случае, подобные пагубы были неведомы. Да и вообще в ее жизни досель не случалось настоящего горя…
Сувор сообщил заспанной Снежане о смерти Колотки утром в первый день вересня, едва его самого известили о происшествии. Сообщил, правда, безо всяких подробностей, на бегу, и тут же умчался с кучером Ярославом в свой разлюбезный принципат. Знамо дело, окажись убитым кто-либо иной, брат бы ей о случившемся и слова не обронил — дома он о работе ввек не рассказывал, — но об отношении сестры к его другу Сувор был прекрасно осведомлен. Пусть оное отношение никогда и не одобрял…
Разумеется, Снежана ожидала, что виновник гибели Клюя будет найден непременно и очень быстро. Ведь как бы она, с высоты своего фамильного положения, ни относилась к членам Колдовской дружины, ей было прекрасно известно, сколь велики в своем могуществе лучшие словенские волшебники. Это она поняла еще из уроков отечественной истории, что преподавалась в Институте великородных девиц. Оное могущество, по мнению Снежаны, обязательно должно было проявиться в сыске убийцы.
Все утро она места себе не находила. То ей вдруг начинало казаться, что братовы сослуживцы поднапутали, что вечером Клюй будет на балу, и ей, как третьего дня, опять доведется, стоя рядом с ним, сдерживать нервическую дрожь… То приходило в голову, что она сама во всем виновата — ведь именно она, задумавшись однова о своей будущей судьбе, прокляла тот день, когда Клюй появился в доме Нарышек. И день тот прокляла, и самого Клюя Колотку. Оно и понятно — из любви великородной к волшебнику, знамо дело, не может получиться ничего справного… То была слабость и слабость минутная, ибо Снежана сразу пожалела о своих проклятьях. Но вот боги, похоже, их услышали. И не забыли!..
А затем к ней явилась и вовсе жуткая мысль. Жуткая настолько, что Снежану индо в жар бросило от стыдобушки и она тут же попыталась забыть оные думы. Однако мысль забываться не пожелала, свербила потихонечку, донимала Снежану — словно кто-то силой вбивал ее в девичью голову. И чем больше Снежана мучилась ею, тем больше стыдилась. Да и как не застыдиться, коли вам вдруг приходит на ум, будто случившееся-то является для вас как раз самым наилучшим выходом. Да, вестимо, любушка ваш преставился, но ведь мама не раз говорила, что двадцатая вода все унесет. И в первую очередь — неразделенную любовь… Унесет!.. А коли не унесет, мама? Что тогда? Может, тогда мне лишь одна дорога — в петлю…
Перед обедом Снежанина горничная Радомира сообщила, что в доме появились именитые гости. Оказывается, из Новагорода прикатили двое «высококвалифицированных» (Радомира трижды споткнулась на этом слове) волшебников, и молодой хозяин предложил им кров, постель и трапезу. Ничьего согласия на это братец, знамо дело, не испросил.
Снежана тут же смекнула, с какой такой целью столичные колдуны пожаловали в Ключград. Все ведь просто, знаете ли… Ночью убили волшебника, и тут же в город заявляются подобные гости. Столь удивительных совпадений, знаете ли, не бывает! И теперь уж убийцу сыщут всенепременно.
Но волшебники Снежане сразу не понравились. В особенности тот, что помладше.
Пожилой-то был колдун типичный — стальные пронизывающие глаза, малоподвижное лицо, не способное родить не то что улыбку, а индо мерзкую ухмылку. Фигурой, правда, похож на медведя, но ведь не всем же жить худющими да стройными.
Второй волшебник выглядел совсем по-иному. Лет сорока, долговязый, светловолосый, кареглазый. Прямой, аки минуту назад дрын проглотил. И лицо… Вроде бы тоже малоподвижное, но все время кажется, что он изо всех сил пытается не допустить на смурную физиономию незваную усмешку. Чудной тип. И высокомерный, как все волшебники. Вестимо — чародей, знаете ли, не кухонный колдунишка, озабоченный лишь вкусом приготавливаемых к трапезе шницелей. И разумеется, ни в грош не ставящий дюжинных людей. Даже великородных. Клюй-то был много мягче…
Нет, не понравился Светозар Сморода Снежане, пусть бы он был хоть сам Кудесник. А с теми, кто ей не нравился, Снежана привыкла обращаться предельно просто. След сразу дать им понять все, что вы о них думаете, и дело с концом. Скушают, голубчики, не подавятся!
