Тим Доннел - Подземелья Редборна
— Я расскажу все, и, клянусь Митрой, вы не услышите ни слова лжи! Но если хоть один из вас, — она взглянула на них глазами, полными гнева и угрозы, — если хоть один из вас прервет меня или задаст вопрос, я тут же встану и уйду, и больше вы меня не увидите! И это будет самое худшее, что может случиться с вами на этой дороге!
«Ха, испугала!» — чуть было не сорвалось с губ Рыжего Бёрри, но, встретившись с угрожающим взглядом Конана и покосившись на сжатый кулак, он поспешно прикусил язык.
— Год назад, незадолго до праздника Изобилия Митры, барон Дисс имел очень неприятный разговор с герцогом Оргельдом. Они даже чуть не поссорились, и из-за кого! Из-за этого выскочки Ферндина! Тому вздумалось на какое-то время покинуть Мэнору, а герцог, словно влюбленная женщина, чуть ли не цеплялся за полы его кафтана, умоляя остаться… И барон Дисс, придя в нешуточный гнев, осмелился напомнить герцогу, каким он был совсем недавно и каким стал по милости этого проходимца… — Мергит помолчала, словно заново вспоминая случившееся. — Так вот, Ферндин уехал, герцог заперся в своих покоях, а барон Дисс, призывая милость Митры, тоже удалился к себе в опочивальню. Он долго не мог уснуть и все думал, что же приключилось с герцогом, которого он любил, как родного сына… И тут дверь, запертая изнутри на широкий засов, вдруг неслышно распахнулась, и на пороге показалась фигура в темном плаще с капюшоном. Барон хотел крикнуть, позвать слуг, но язык словно примерз к гортани.
Подойдя ближе, незваный гость откинул капюшон — и Дисс увидел перед собой торжествующее лицо Ферндина! Дисс стоял и молчал, скованный чужой волей. Ферндин подошел ближе, похлопал старого барона по щеке, как похлопал бы смазливую служанку, и сказал:
— Разрешаю тебе сесть, старик!
Барон послушно подошел к креслу, но услышал сердитый окрик:
— Садись на постель, мне не нужно, чтобы ты хрипел и задыхался в этом кресле! Вот, так уже лучше. На, выпей за здоровье будущего барона Ферндина Редборнского! — И он вынул из-под плаща высокий кубок с вином.
В душе Дисса все клокотало, ему хотелось проткнуть негодяя мечом, но вместо этого он протянул руку к кубку.
— Пей, пей, это еще не смерть! Смерть придет к тебе позже, в замке Редборн! Не хочу, чтобы в Мэноре ходили всякие слухи. Ты тихо скончаешься у себя в поместье, в своей постели… Все будет очень достойно, обещаю.
С ужасом прислушиваясь к этим словам, барон осушил кубок с горьковато-сладким вином и обессиленно откинулся на подушки.
— Отлично! Семя ненависти ко мне еще не успело как следует прорасти в твоей душе, и вот ты мой! Утром потребуешь, чтобы тебя отвезли в Редборн, и это будут твои последние слова. Все, старик, прощай, ты мне больше не помеха. — Подойдя к двери, он вышел так же тихо, как и появился…
Конан, слушавший Мергит, стараясь не проронить ни слова, задумчиво поднял глаза и раскрыл было рот, но пинок, которым наградил его Бёрри, заставил киммерийца опомниться. И снова тишина повисла над поляной.
— Сыновья барона накануне прибыли в Мэнору, чтобы участвовать в турнире. Наутро они нашли отца лежащим без движения на смятых покрывалах. Старик едва слышно повторял побелевшими губами: «Домой! Скорее в Редборн!» — а из глаз его катились крупные слезы…
Его привезли в замок вечером, и всю ночь баронесса Энора не отходила от мужа. Его глаза неотрывно и требовательно глядели на нее, губы вздрагивали — старик пытался что-то сказать и не мог… Лишь утром, когда взошло солнце, старый барон словно разорвал оковы, пленившие его язык. И тогда он рассказал баронессе все. Я своими ушами слышала это, потому что была рядом… Да, совсем рядом…
Старуха снова надолго замолчала, мрачно глядя на своих псов. Конан и Бёрри ждали, когда она заговорит снова; у киммерийца губы сжались от гнева, а Рыжий украдкой вытирал повлажневшие глаза.
— Днем барон Дисс умер, — продолжала Мергит, не глядя на приятелей, словно разговаривала сама с собой. — Барон умер, а его старший сын, Дигрис, хотел тут же помчаться к герцогу и рассказать о злодеянии. Но его мать, баронесса Энора, отговорила сына от безрассудной затеи: уж она-то знала, как герцог относится к своему новому любимцу, и прекрасно донимала всю безнадежность этой затеи.
Через девять дней после смерти барона, когда наступил первый срок поминовения, ближе к вечеру у ворот замка появился усталый путник на взмыленном коне, а с ним — двое молчаливых темнокожих слуг…
Голос старухи дрогнул, в груди послышался мучительный хрип. Бёрри поспешно плеснул вина, и она жадно осушила кубок.
— Это был немолодой воин, почти одних лет с бароном. Никто его раньше никогда не видел, но он вытирал скатывающиеся на седую бороду слезы и говорил, что когда-то давно хорошо знавал барона Дисса и даже сражался с ним плечом к плечу. Его проводили в зал, и он присоединился к поминальной трапезе.
И тут же что-то странное стало твориться в замке: пламя светильников то вспыхивало высокими столбами, то почти угасало, а то вдруг огни трепетали так, будто по залу гулял сквозной ветер, хотя все окна были плотно закрыты. Громко хлопали тяжелые двери, испуганные слуги, вносившие блюда, клялись, что доски пола и ступени лестниц скрипели сами собой, словно по ним ходил кто-то большой и тяжелый. Из оружейной залы вдруг послышался стон и лязг оружия…
Когда сыновья барона Дисса отперли дверь и осветили факелами огромное мрачное помещение, то увидели, что старинный щит Редборна разбит на куски, а все оружие в беспорядке разбросано по полу… Это душа барона Дисса не могла успокоиться, она взывала к мести, и здесь же, над обломками старинного щита, баронесса и ее семеро сыновей поклялись отомстить!
Гость, стоявший в дверях за их спинами, спросил: за что и кому? Ответом ему было молчание. Никто больше не проронил ни слова. Все разошлись по спальням, гостя тоже проводили в одну из комнат для гостей.
Слуги, все еще прислушиваясь к каждому шороху, попрятались и затихли, как испуганные мыши. Вскоре в замке наступила тишина, пугающая, тревожная тишина…
Баронесса Энора, сразу как легла, забылась тяжелым сном, но глубокой ночью вдруг проснулась, словно ее разбудили. Она быстро встала, оделась и, взяв в руки небольшой факел, выскользнула из опочивальни. Минуя пустые темные комнаты, сворачивая в узкие коридоры, она уверенно шла в западное крыло замка. Обычно там никто не жил, лишь когда во время охоты наезжал из Мэноры сам герцог со свитой, их размещали в этих парадных комнатах. Баронесса все шла и шла, словно повинуясь настойчивому зову, и свет от ее факела зловеще играл на темных сводах пустых галерей.
