Елизавета Иващук - Радость отцовская
В класс вломилась группа моих соучеников. Сразу стало шумно. Я с трудом удерживалась оттого, что бы скривиться. Здесь нельзя было проявлять эмоции. Толпа чуяла их, и мгновенно нападала на того, кто показал слабость. Конечно, это относилось к тем, кто временно или постоянно, но находился вне нее. Я никогда не была частью толпы, не могла, не умела, и не хотела этого. И, если бы не умение сдерживать чувства, мне приходилось бы еще хуже. Но семья сумела научить меня этому. Вспомнив родственников, я впилась ногтями в столешницу, оставляя на ней глубокие следы. Их скопилось уже очень много.
Одноклассники рассаживались по местам. Отвратительная компания — тощий, с длинным лицом Дил, на котором уже в столь юном возрасте было написано «пошлый, грубый, безмозглый подонок». В переносном смысле, конечно. Еще один, с узкими глазками, черными волосами и глупой улыбкой, по имени Кайлд. Он все время что-то изображал, вызывая у меня желание врезать по этой физиономии чем-нибудь тяжелым. К сожалению, осуществив его, я превратила бы свою жизнь в ад. Конечно, мы и так живем в мире с таким названием, но в данном случае имелось ввиду место, в которое посмертно попадают темные. Я в него не верила, но слово употребляла чаще всего именно в таком значении.
В компанию входили и девочки. Трое. Одна — Лауи — самая крупная и тяжелая в классе, с нелепыми вьющимися волосами и грубо накрашенным лицом. Настоящей косметики в школе не было, и ей приходилось использовать подручные средства. Результат ужасал. Еще она постоянно шумела, и у нее был отвратительный голос. Две ее подруги, Некда и Тира смотрелись еще хуже. Они тоже пользовались собственноручно изготовленной косметикой, но еще более неумело. Красные пятна на скулах, синие на веках, и розовые на губах были в два раза отвратительный из-за того, что обе использовали одинаковый макияж, если это можно было так назвать. Цвет волос у них различался, но обе отличались слишком большим весом.
Пока меня не трогали. Слишком рано, им нужно было подготовиться к уроку, а сделать это, ни на минуту не закрывая рта, сложно.
Вбежал маленький, чернявый, с острыми эльфийскими ушами мальчик. Этот был одним из худших. Отвратительный шут, прилагающий все усилия для того, что бы завоевать благосклонность толпы.
Постепенно почти все парты были заняты. Среди одноклассников были экземпляры, обладающие более-менее нормальной внешностью, или не слишком раздражающим поведением. Но вместе они представляли собой удивительно мерзкую толпу.
Учитель явился вовремя. Он никогда не опаздывал. И не позволял смеяться над своим уродством, из-за чего класс его боялся. Я не разделяла этого чувства. Маренн не мог причинить мне настоящий вред, как и любому из учеников. А яростные крики, которые заставляли одноклассников замолчать, меня не впечатляли, да и относились они всегда к другим. Моя мать могла издавать ничуть не менее угрожающие звуки. Только она-то как раз кричала исключительно на меня. Отношение учителя ко мне можно было охарактеризовать как смесь отвращения и презрения. Первое было вызвано кровью демонов, ярко отметившей меня. Второе — тем, что я была магом, способным работать с растениями. Маренн считал эту способность слишком ограниченной и почти не нужной.
Но мне такое отношение приносило только пользу. Меня никогда не спрашивали на его уроках, а в журнале оказывались аккуратные тройки, к моим реальным познаниям не имеющие никакого отношения.
Предмет я знала хорошо, хотя большую часть знаний не могла использовать. Это было необходимо мне для защиты — потому что никто из одноклассников мне бы никогда и не в чем не помог.
Моя соседка — помогла. Но ее я боялась больше, чем кого-либо другого. Странно. Если она в нашем классе, а это так — иначе ее поселили бы в другом месте, почему отсутствует? Но я была этому рада.
— Час на повторение. Потом — контрольная. За каждое слово — минус один балл. За коллективную работу — нули всем участвовавшим. — Вот за это учитель Маренн тоже заслужил искреннюю ненависть класса. Потому что свое слово он держал. И к тому же не забывал отсчитать провинившихся в своей неповторимой манере.
Сейчас мы изучали рунную магию. Я не могла, подобно всем одноклассникам, проверять сейчас правильность написания на листах специальной бумаги. Мне приходилось ее экономить, и я только мысленно воспроизводила перед глазами все двести рун, заданные на прошлой неделе. За это учителя тоже ненавидели. Выучить все, что он задавал в четверг, было почти невозможно. Я всегда была слишком умной для своих лет, и легко справлялась. Но для меня все эти руны были бесполезны. Они могли сработать, только если написать их на растении, а такой возможности учитель Маренн мне не давал. Другому магу редкой специализации он предоставил бы необходимые вещи, может быть, так произошло бы со мной, попроси я. Но возиться с полудемоницей, которая даже ничего не требует, Маренн не желал. А я никогда и ничего не просила вот уже пять лет. Это слишком явное проявление слабости. Да и семья отправила меня сюда не для обучения, они просто избавлялись от свидетельства материнского позора. Как будто я виновна в глупости матери. Она спуталась с демоном, но разве это помешало ей удачно выйти замуж и обеспечить супругу наследников? Нет, страдаю только я. Как будто родилась исключительно для того, что бы досадить этим эльфийским сволочам. Будь моя воля, я выбрала бы семью получше.
Церелис, она ведь тоже полудемоница. Но холеная, прекрасно одетая, даже служанка у нее есть… Если бы не страх, я ненавидела бы ее, потому что мне повезло гораздо меньше. Но не могу. Даже зависти нет, только страх.
И она, должно быть, может защитить себя лучше, чем мне это когда-либо удавалось. Когда Церелис переломала кости компании одноклассников, ей не сделали ничего. За этой девочкой кто-то стоит. Что случилось бы со мной, попытайся я ударить одну из этих тварей, не хотелось даже представлять.
Я — отродье демона. Очень невезучее отродье демона, что хуже всего. Я еще недавно считала, что всем полудемонам приходится не лучше. Как выяснилось, ничего подобного. Кому-то достается нормальная, или даже роскошная, жизнь. Нет, возможно, у Церелис не все так хорошо, как кажется. Только мне все равно гораздо хуже.
И ведь я во всем, кроме разве что способностей к магии, превосхожу ровесников, по крайней мере, тех, что находятся сейчас в классе. Умнее, сильнее, и, по крайней мере, не уродливее. Я не красавица, и этот несуразный цвет волос и глаз нельзя отнести к достоинствам. Но хотя бы не крашусь, как клоун, и не кричу на каждой перемене так, словно вот-вот рожу. И моей памяти нет ни у кого из одноклассников. Как нет ее и у моих возлюбленных братьев, гордости семьи… Гордость семьи, конечно. Такие же злобные твари, как и мои драгоценные одноклассники, надежда света. Меня так никто не называл. И хорошо — мерзость этот свет. Такая же, как его сторонники. Ведь разве может быть иначе? Тьма наверняка не лучше, но она не причиняет мне вреда. Если не считать того, что ей я обязана появлением на свет. Но, зная мать, можно не сомневаться в том, что не в чем не повинного демона она сама затащила в постель, хорошо, если не на аркане. И предъявлять какие-то претензии настоящему отцу нелепо.
