Антон Карелин - Вторжение
Время дернулось и ринулось дальше.
Дверь треснула, когда что-то тяжелое и острое врезалось в нее снаружи; там слились очередное «Н-на, п- падла-а!», «Аа-а-а-хх!..», звон оружия, топот, звуки ударов, резких падений и криков в ответ.
Капитан, увидев замершую девочку, с расширенными глазами уставившуюся на него, бросился вперед, мимо нее, вжавшейся в стену, и, рухнув на колени, рванул из-под кровати сверток, ранее как-то прикрепленный к ней.
Материя треснула, сталь тускло блеснула в ровном и мягком свете, вырванная из тяжелых окованных ножен; длинный и широкий, тяжелый меч слился с его широкой рукой — и капитан ринулся назад.
Элейни, осознавшая, что если он предатель, то сейчас изо всех сил ударит Вайру в спину, вскинула руки, то ли для того, чтобы закрыть лицо и не увидеть кошмара, то ли для того, чтобы сложить их и метнуть ему в спину невидимый удар; паника билась в девочке подобно второму сердцу, ей хотелось громко, изо всех сил закричать... — но Вайра обернулась, словно почувствовав представленный ею удар, и метнула в Элейни жесткий, холодный взгляд яростно сверкающих черных глаз.
Отверженная была одновременно прекрасна и пугающа в этот момент, а в следующий она развернулась обратно, устремляя на дверь прищуренный взгляд бьющих пламенем глаз, правая рука ее разжалась, выходя вперед, словно выбрасывая невидимый камень прямо в трещавшую от ударов дверь.
Но это был далеко не камень. Это было гораздо хуже, потому что гораздо сильнее. Дерево, окованное металлом, грохнуло, низко и неестественно завизжало, треснуло по контуру, — и створка толщиной в ладонь, в полтора человеческих роста вышиной, сорванная с железных петель, вылетела вперед, сметая все на своем пути.
— А-а-а! — крикнул капитан, словно получивший этот титанический удар сам, отдергиваясь от двери назад; но тут же он совладал с собой и прыгнул в проем, описав клинком краткую дугу наискось, словно отражая невидимые для Элейни удары.
Справа от девочки и немного впереди внезапно появился, подбегая к Вайре, запрокинувшей голову и левой рукой стирающей текущую из носа кровь, полурослик, схвативший ее за пояс, словно испуганный ребенок мать.
— Черпай! — визгливо крикнул он. — Черпай!
— А-а-а... — послышалось снаружи, сразу из нескольких мучительно разверстых глоток, и Элейни поняла, что это стонуще кричат от боли те, кто не был убит и кто смог прийти в себя после обрушившейся на них двери.
Капитан уже скрылся, завернув налево, оттуда донеслись звон оружия, проклятия и мат.
Вайра, окинув взглядом комнату и остановив горящий взор на Элейни, шепнула ей изнутри: «Под кровать!», и девочка, не смея ослушаться, рванулась, упала на колени, полезла туда. Здесь было холодно.
— Жив! — крикнул капитан кому-то, и в голосе его слышалась безумная радость. — Жи-ив!
Тут же полурослик крякнул сквозь зубы от боли, Вайра задохнулась, словно кто-то всаживал в ее тело длинную острую иглу, полувзвыла сквозь сомкнутые зубы, и в конце этого взвыва, когда замычал, не в силах терпеть, и схвативший ее за пояс маленький человечек, женщина рявкнула что-то страшное, неразборчивое, очень жестокое, — и там, за стеной, сразу несколько человек зашлись захлебывающимся криком — жутким, пронзительным, быстро перешедшим в судорожный хрип-всхлип и смолкнувшим.
— М-мать... — прошепелявил полурослик, сползая на пол. — М-мамулешка-а-а...
— Тагер! — тяжело и надрывно крикнула Вайра. — Уходи! — Дальше она добавила что-то резкое, мгновенное, мысленное, чего Элейни не различила, хотя почувствовала присутствие краткой, как удар хлыста, связи. Она сжалась у себя под кроватью, пытаясь стать невидимой и неощутимой, и услышала лишь топот, с которым Отверженная подбежала к столу, что-то схватила с него или со скамьи и, рванувшись к искореженному проему, выбежала из сруба наружу.
— Ой, — заблеял полурослик, — ой, мама... Э-э-э- а... — затем он срывающимся голосом тихонько заругался матом, шепелявя и присвистывая заплетающимся языком, делая заполненные судорожным, срывающимся дыханием паузы, а Элейни, слушая и не слыша его, лишь безумно радовалась, что он пока еще здесь, что маленький человек с волосатыми руками, кажется, точно свой, не враг, и что он медленно ползет в ее сторону и, кажется, не собирается никуда уходить.
Снаружи крики усилились и расширились, словно кричали теперь не десяток людей, а много десятков, и девочка поняла, что там начинается сражение, в которое вступает практически весь средний отряд северных гаральдских границ.
С кем, какое, из-за чего, девочка не знала и даже не 'решила еще, хотела бы вообще узнать; в любом случае она с резкой тоской в душе не желала никакого боя — из- за того захлебывающегося визга, который повторился с разными оттенками, на разные тона и голоса уже несколько раз, из-за двери, вылетевшей с оглушающим треском, и крови, текущей у Вайры по лицу, из-за приглушенного вскрика боли, донесшегося до Элейни, как только она проснулась, из-за многого, очень многого другого.
Происходящее давило на нее, словно медленно опускающийся огромный молот, словно внезапно навалившиеся на плечи небеса, а у Элейни не было возможности покинуть наковальню, где шла кузнечная работа тех, кто выдумал, создал и направил все это, — неизвестно еще, людей или Богов...
Что значило слово «Измена», выкрикнутое тем мощногласым, что скорее всего был убит вышвырнутой наружу дверью вместе с остальными, Элейни понять не могла... Здесь было очень холодно.
Она уже хотела было спросить это у полурослика, который заполз за стену-перегородку и, усевшись ногами к кровати (подошвы его грязных расхлябанных бутс были совсем рядом с ее поджатыми ногами), когда вдруг у самого прохода в эту небольшую комнатку вспыхнуло на мгновение неяркое синее сияние, тотчас же погасшее, и взор замершей Элейни, волосы которой начали вставать дыбом от ужаса, ухватил ноги и плащ, стелящийся по полу позади них.
Одетые в черные штаны из плотной теплой ткани. Обутые в удобные сапоги до колен. Девочка сразу же узнала эту обувь, и сердце ее зашлось в приступе отчаяния.
— А-ах! — только и смог сказать полурослик, отнимая от лица перепачканный кровью платок, резко дернувшись, чтобы что-то сделать, — кажется, чтобы выбросить вперед обе свои короткие пухлые руки.
Но пришедший оказался быстрее. Он что-то резко и громко воскликнул (голос его наполовину потонул в общем шуме битвы) и скорее всего указал на маленького человечка рукой.
Элейни, лежащая под кроватью, увидела лишь, как тот дернулся, будто сверху его ударила невидимая тяжелая дубина, всхлипнул, сполз на пол и обмяк, отсутствующим взглядом уставившись на поджатые ноги Элейни. По лбу его текла кровь, он был рассечен, как от сильного удара чем-то неровным, с выступами, но без явного лезвия или острия.
