Марина Дяченко - Любовь и фантастика (сборник)
Она повернула голову – и встретилась глазами с Санчо.
Да, оруженосец совсем ошалел; у него был такой глупый вид, что она не выдержала и рассмеялась.
Взяла в руки копье… Примерилась… Ничего, сойдет. Снести пару-тройку великанов – в самый раз.
Подняла подбородок:
– Алонсо… Я вернусь. Понимаешь… что бы там ни было, но Дон-Кихот… Прощай. До свидания, Алонсо.
* * *Санчо смотрел, как уходит Альдонса…
Санчо смотрел, как уходит в странствия славный рыцарь Дон-Кихот.
Что это? Трагедия? Фарс?
Алонсо тоже смотрел ей вслед. Смотрел, задержав дыхание.
Дон-Кихот уходит без Санчо Пансы?!
Поудобнее пристроив в кресле своего бедного хозяина, Санчо поспешил к окну. Выглянул как раз в тот момент, чтобы увидеть, как Альдонса поднимается в седло… Поднимается легко, несмотря на тяжесть доспехов…
– Эге! – вырвалось у него. – А ведь такая баба, она… Простите хозяин, но она лихо поскакала! Батюшка у нее не конный объездчик?
Алонсо молчал.
Санчо наспех вытер лоб рукавом:
– Вот, как… Ух…
Метнулся к двери; вернулся обратно. Опустился перед креслом на колени:
– Ну, как вам, сеньор Алонсо? Лучше?
Алонсо кивнул.
– Сеньор Алонсо… я… Бабы, они непоследовательные, как… Нет такой твари в мире, чтобы с ней сравнить. Весенний ветер в сравнении с женщиной – да он педант, он прямо образец последовательности… Флюгер на крыше в сравнении с женщиной – зануда. То она честью готова пожертвовать, чтобы мужа при себе удержать… А вот когда муж остался – он ее, простите, вроде как и недостоин… Нет, вру, чего это я… То виснет якорем, то надувается парусом – вот она, женщина… Куда там той Дульсинее, вы меня простите на слове, господин Алонсо, но ваша сеньора Альдонса любой Дульсинее сто очков форы даст… Говорят, где черт не справится, туда бабу пошлет!
Он поднялся с колен. Поклонился, прижав руку к сердцу:
– Не поминайте лихом, сеньор Алонсо… Все будет… все будет хорошо. Мы скоро…
Подбежал к окну. Распахнул тяжелую раму; навалившись животом на подоконник, закричал навстречу солнцу:
– Госпожа моя! Сеньо-ора! Погодите! Оруженосца забыли-и! Эгей!
Махнул рукой и, подхватив на ходу дорожный мешок, поспешил седлать Серого.
* * *Боль в позвоночнике притупилась.
Скоро совсем пройдет.
Это нервное.
Он смог подняться. Проковылял к окну…
Далеко-далеко на дороге маячили две удаляющиеся фигурки. Одна повыше, верхом на тощей лошади. Другая поприземистее, верхом на толстогузом осле.
Над их головами маячило, нанизывая на себя невысокое солнце, острие длинного копья.
Он протянул руку.
Ему показалось, что ладонь его растет и растет. Что она зависает над путниками – домиком, защищающим их от дождя и града, и от человеческой подлости…
Путники удалялись, и вот уже две черные точки виднеются на горизонте, а солнце набирает силу, бьет в глаза.
– Когда ты пришла в мой дом, – шепотом сказал Алонсо. – Когда ты не испугалась ни гнева родни, ни насмешек, ни слухов… Когда ты поверила мне, когда ты доверилась мне… Когда мы узнали, что у нас не будет детей, но мы держались друг за друга… Помнишь? Альдонса. Ты знаешь… я выкуплю у ювелира твой кулон, и он будет дожидаться тебя. Альдонса… Пускай любой иллюзии рано или поздно придет конец, а благими пожеланиями вымощена дорога в ад… Но не значит же это, что верить нельзя ни во что на свете, и желать кому-то блага – не стоит и пытаться?! Пусть наш мир невозможно изменить к лучшему… но если мы не попытаемся этого сделать – мы недостойны и этого, несовершенного, мира! А пока Дон-Кихот идет по дороге… есть надежда.
Он прикрыл глаза. Темных точек уже не было видно, только дорога, уводящая за горизонт, бесконечная пустая дорога…
Взошло солнце – и село солнце. И опять взошло; тени укоротились и выросли снова, и пожелтела трава, и зазеленела снова, и опять пожухла под дождем…
– Люди, – сказал Алонсо шепотом. – Если вы когда-нибудь встретите Дон-Кихота…
ЗАНАВЕС
Оскол
«И говорят, что этот пленник был господину дороже, чем родной отец. Что пленник ел на золоте и спал на бархате, а снаружи, за крепкими стенами, ежечасно сменялась стража – пуще глаза берег господин пленника своего… Смертью карал за небрежность на посту… И, говорят, каждый день приходил в покои к пленнику своему и то говорил с ним ласково, то проклинал и скрежетал зубами – но ни разу не посмел и пальцем коснуться пленника своего…
И случилось так, что однажды утром нашли пленника мертвого в бассейне с фиалковой водой. Говорят, что сам он искал свою смерть и нашел – господин, узнав об этом, сделался белее полотна, и страшными стали глаза его. И он пинал ногами равнодушный труп, и изрыгал проклятия, от которых дрожали стены, и велел казнить слуг и стражей, что не доглядели… А на другой день тих сделался и болезнен. А на третий день приказал выкопать труп из могилы, и хватал мертвеца за синие руки, и рыдал, и молил о чем-то – но нем и бесстрастен оставался освободившийся пленник, и господин захирел, заболел и умер над трупом спустя десять дней, умер в судорогах и мучениях..».
* * *Три лошади гуськом вышли из леса, а небо к тому времени сделалось уже настолько светлым, что можно было различить лица всадников. Двое казались довольными и злыми, третий сутулился и держал голову так низко, что волосы свешивались на лицо грязным мешком – а может быть, это и был мешок, не зря так удовлетворенно ухмылялись спутники, не зря один из них вел лошадь сутулого на коротком поводу. У подножия холма кавалькада замедлила шаг; перед путниками вставал, не желая более прятаться, замок.
* * *«…давняя недобрая слава. Чужие люди избегали стучаться в его ворота, зато свои никогда не уходили дольше чем на дневной переход. Всякое говорили, и кое-кто верил слухам, но много было и таких, кто знал правду…
Говорят, что только раз в столетие земля рождает таких, как Оскол».
* * *– …Пусти меня. Мне нужно видеть…
– Ты выбрал, – с некоторым сожалением отозвался стражник из смотрового окошка.
– Гады, – бессильно пробормотал проситель, бледный парень в грязной кожаной куртке. – Я не хочу так подыхать… Ты!! – в голосе его прорезались вдруг повелительные нотки. – Позови его, скажи, что я…
Требовательный окрик сорвался, обернувшись скулежем. Скрученный судорогой, парень опустился на траву у ворот.
Тем временем кавалькада из трех всадников приблизилась.
– Почто? – осведомился страж, на всякий случай прикрывая свое окошко.
– По делу, – усмехнулся тот, что ехал первым. – Дело сделали, заказ везем.
