Коваленко Эдуардович - Камбрия — навсегда!
Собственно, ей как раз ничего не грозило. Как всегда. Её дело было подтвердить подлинность богини. Подтвердила. Против этого результата ни болотный бард, ни возглавлявшая экспедицию друидесса ничего не имели. Поэтому у глупенькой пророчицы, не умеющей лгать и притворяться, были все шансы выжить. Погибнуть она могла только в одном случае — если бы, зайдя слишком далеко в болото, она осталась без обоих кураторов. И выбраться не смогла. То, что девочка из золотой клетки в состоянии найти обратный путь сама, тем и на ум бы не пришло. А ей и правда пришлось трудно. Очень трудно. Но до болота не уйти было. Послеживали. Для проформы, не так, как друг за другом, вернее, враг за врагом, а как за скотиной смотрят. В болоте, пока шли по гатям — тоже. Кому, потеряв соратника в рискованной экспедиции, охота и за утрату ценнейшего инструмента отвечать? А пророчица второго уровня посвящения и была для аннонских друидов прибором… Немайнометром. Хорошим. Практически незаменимым. Слегка капризным — но точно в меру. В ту самую, которая не вызывает сильного раздражения, но только определённое уважение к норовистому аппарату.
Немайн разговаривала с аннонцами — а у самой перед глазами, как наяву, стояла трясина. И Луковка, которая ещё сама не поняла, что — всё решила, и изнутри сосёт душу уже не необходимость выбора, а сладкая тоска по мгновению, когда она, наконец, перестанет быть чем-то и станет кем-то. Начнет собственную игру. За себя и Неметону! Что для неё — одно и то же.
Первое действие требовало одного — чтобы её никто не взялся преследовать. Сколько времени она проживёт, когда раскроется маскировка? Ровно столько, сколько понадобится каждой из грызущихся за власть над болотным краем клик, чтобы подготовить удар. Уж больно часто ей приходилось видеть такое, что не всяким взрослым адептам показывали. Глупенькая. Забудет. Не поймёт. Молчунья, смотрящая внутрь себя. Не скажет. Одержимая богиней… Главное забывали — одержимая богиней мудрости и военных хитростей! А такая не может быть растением. Зато может обвешаться венками и веточками. Особенно старательно, если от этого зависит её жизнь — и голос богини.
За пока ещё не своими врагами пророчица следила внимательно. Видела — бард-проводник проиграл, ещё не вступив в схватку. Старуха — выигрывала. О, если бы их было двое… Но пророчица стала граничным условием. Проводник не мог себе позволить ни убить обеих спутниц, уж больно суровая проверка ждала б его по возвращении, ни совершить открытое злодеяние на глазах пророчицы. Вот подделать несчастный случай на тропе — это да, это пожалуйста. Пусть даже и весьма грубо — лишь бы сошло для единственной глупенькой зрительницы.
Те четыре часа, что они шли по гатям, Нион — тогда её звали иначе — запоминала путь, сочиняя внутри себя песенку про каждый поворот, каждую кувшинку. То была уже вторая песня, первую она сложила при выходе, но проводник выбрал новый путь. За этот путь она насчитала пять попыток покушения барда на друидессу. И совсем не исключала, что заметила не все. Во-первых, потому, что была слишком занята, запоминая путь. Во-вторых, следить приходилось за обоими спутниками. В-третьих, она очень устала! Привыкла-то к совсем иной жизни… К вертикальным складкам круглой бревенчатой комнаты, отделённой от помещений для прислуги — и соглядатаев — тремя пологами, а от святилища Неметоны — всего одним. К ярким тряпичным коврикам и мягким тюфякам на гусином пуху. К дрянному — это она теперь знала, тогда оно казалось древним и могучим — оружию на стенах. И к тому, что не она ходит, а ходят к ней — а ей приходится сидеть на пятках, пока не затечёт нижняя половина тела. А иногда — и дольше. Когда заметно, что важные люди решают важные вопросы, не стоит какой-то девчонке путать их планы мелкими капризами. Если уж осмеливались иной раз слова богини перевирать — какое уважение они могли иметь к глотке, из которой эти слова исходили?
А ещё Нион привыкла к одёжке из мягкого льна, к сухой! А ещё к твёрдой земле, по которой можно ходить, а иногда, украдкой — и бегать. И к крыше, на которой можно лежать, рассматривая высокое небо. В те редкие дни, когда оно было высоким. Теперь Нион знала — небо над Анноном и верхним миром одно. А это означало, что Аннон никакой не потусторонний и прошлый мир. Просто медвежий угол, в который сбились лжецы, испугавшиеся нового Бога. И дураки, которых тем удалось обмануть!
Обманутыми дураками Нион сочла не только крестьян, но и друидов младших ступеней посвящения. И даже богов. Которым явно рассказывали что-то иное. Ни шутливая Неметона, ни хмурый рыцарь Гвин, ни Талиесин, непоседливый бард, побывавший во всех местах и временах, достойных упоминания — никто из них не желал и не умел лгать. А сказка про то, что Аннон часть преисподней — ложь наглая. Настолько, что никто не осмеливался оспорить.
Впрочем, про христиан она знала тогда только то, что к ним отправляют девушек, уродившихся со знаками принадлежности к иному миру: островатыми ушами, белыми или светло-русыми волосами, удлинёнными кистями и стопами. И что выглядят они достаточно обычно…
К месту вечернего привала, небольшому островку среди бескрайних хлябей, вышли ещё засветло — и это позволило Нион решиться. Идти по запутанному маршруту впотьмах она бы не рискнула. А ведь уйти удалось не сразу. Пришлось подождать, пока разведчики не разбегутся по естественным надобностям. Друидесса поволокла было её с собой, но Нион, вытянув натруженные ноги, заявила, что ей не хочется и вообще она никуда не пойдёт. Если нужно — несите. Та осталась очень недовольна — оставаться одной было рискованно. Но прибор не к месту закапризничал и из самоходного разом превратился в непортативный. Не помогло ни постучать, ни потрясти, ни поуговаривать. Оставалось признать — неприятности накопились, то-то пророчица последнее время была шёлковая, и даже на переходе по болоту — не ныла. Пришлось бросить её около неразожженного ещё кострища, аккуратно обложенного редким во владениях Гвина ап Ллуда булыжником: островок служил местом отдыха не первый год. Что было возле этих камешков потом, Нион не знала. Догадывалась — ничего хорошего. Уж больно старательно подделала следы борьбы и собственной гибели. А потом, осторожно, перепевая сложенную на пути туда песенку задом наперёд, двинулась вспять по тропе.
Выбраться на сухую землю засветло — не успела. Пришлось всю ночь простоять по пояс в трясине, лишь чуть-чуть переступая ногами. Как тут не простудиться! Какая уж тут борьба за души? Хорошо, ноги к Неметоне принесли — как больное животное к хозяину. А там — сперва сама болела, потом за богиней в обновлении ухаживала. И только потом выбралась-таки, чтобы доделать дело.
