Николай Романецкий - Дельфин в стеарине
– Ай да Поль! – сказал я вслух.
– Не понял вас, – тут же отреагировал сетевой агент. – Повторите.
– Это не команда, – пояснил я. – Это эмоционально окрашенное одобрение проделанной работы. Я имею в виду, что задание выполнено хорошо.
– Понял, – сказал Поль. – Ай да Поль… Запомнил. Одобрение проделанной работы.
– Эй, – сказал я, осмыслив его логику. – Эта фраза не означает одобрение абстрактной проделанной работы, работы вообще. Это одобрение работы, проделанной сетевым агентом «Эс-а-Полина-вэ-три-один» регистрационный номер… какой у тебя там регистрационный номер?
– Два-пять-три-четыре.
Я перевел дыхание:
– Повторяю… Фраза «Ай да Поль» означает одобрение работы, проделанной сетевым агентом «Эс-а-Полина-вэ-три-один» регистрационный номер «два-пять-три-четыре». То есть тобой. Уф!
– Понял. Одобрение работы собственно программы. Ай да Поль… Запомнил.
– Вот и молодец!
Я просмотрел по диагонали информацию о пятом кандидате в соглядатаи.
Мимо кассы, разумеется. Студент четвертого курса петербургского университета путей сообщения, двадцать один годочек от роду… Нет, братцы, все ясно. То есть ничего, разумеется, не ясно. За каким хреном сели мне на хвост эти «Буряк и партнеры»? И ежу понятно, что не ради собственного удовольствия. С «Буряком» наши дороги никогда не пересекались. Я знал, что они иногда нанимают такую мелочь как я для помощи в собственных делах, но ко мне они никогда не обращались. Наверное, считали меня мелочью не только по размаху предприятия, но и по сыскному опыту. И в общем-то, были недалеки от истины. Нет, им я не интересен. Тогда кто же их нанял для слежки? Кому я наступил на мозоль? Или все-таки осуществляется контроль за тем, как ведется расследование? Это мы уже проходили. И получали два варианта: либо компания «Бешанзерсофт» в научных целях, либо преступник – в корыстных. Но преступники не нанимают одних детективов следить за другими. Или все-таки нанимают? Черт возьми, с кем бы посоветоваться! Кроме Кати, не с кем, а с нею можно советоваться только по компьютерным программам.
Тут мне в голову пришла очень любопытная мысль.
Черт возьми, а вдруг все это – отъявленная липа! Все происходящее в целом! Разве не может быть совсем другой расклад? Ну-ка, ну-ка… Не нукай, парень, не запрягал!.. А расклад вот каков… Никто не убивал господ Бердникова и Зернянского, их трагическая гибель – на самом деле просто совпадение. Цепочка из двух происшествий всегда может быть случайной. Вот если бы погиб еще кто-нибудь из «Бешанзерсофта», совпадение оказалось бы маловероятным. А так, подумаешь, один поехал да разбился, другой решил: а я круче, я другу хоть после смерти нос утру, смоделировал условия первого «эксперимента» – с теми же результатами, разумеется… То есть, это даже не случайность, а неизбежность, но случайная неизбежность, так сказать… И тогда получается, что убийств не было, а меня привлекли к этому делу только с одной целью – проследить, каков я в сыскной работе. Кому это может понадобиться? Да любой спецслужбе – от внешней разведки до полиции нравов. А потом, после проверки, последует приглашение на работу…
Я расхохотался, и Поль немедленно отреагировал:
– Почему оперативная информация вызывает смех? Я не понимаю.
Конечно, он не понимал. Еще бы! Моего смеха не понял бы даже человек, а не какой-то там процесс передвижения электронов по проводам, что бы там ни говорили о способностях этого процесса к самообучению…
– Я смеюсь вовсе не над оперативной информацией. Я, дорогой мой, смеюсь над самим собой.
– А что смешного вы сказали?
– Ничего. Я смешное подумал.
И в самом деле… Что это за спецслужба, которая устраивает кандидату в свои ряды такую проверочку! Зачем такие гигантские траты? Любая спецслужба завербовала бы меня, отправила в свою школу проходить университеты, а потом бы бросила на несложное задание под контролем опытного агента. Чтобы посмотрел – выплывет парень или не выплывет?.. Вот и вся недолга!
– А я не умею думать смешное, – сказал Поль.
В его словах не было сожаления или хвастовства – он просто констатировал факт.
– И слава богу! – заметил я. – Это даже человек не каждый умеет. У меня вот тоже не всегда получается.
– А научиться можно?
– Вряд ли, – сказал я. – Такое умение или есть или его нет.
– Значит, это талант.
– Чего-чего? – слегка ошалел я.
– Мне известно, что умение, которое или есть, или его нет, называется талантом. Таланту обучиться нельзя. Так что этот наш разговор я запоминать не буду. Чтобы не занимать дисковое пространство.
Я присвистнул.
Черт, а ведь он же действительно все запоминает! И все помнит. Будь у нас, людей, так, мы бы свихнулись. Нет, сетевых агентов не нужно снабжать эмоциями, иначе программы начнут виснуть. С другой стороны, нет эмоций – нет и интуиции, а сколько программистов мечтают об интуитивности ИскИнов!
– Послушай, Поль, – сказал я. – А как ты относишься к самому себе?
– С уважением, – ответил сетевой агент.
– А что такое, в твоем понимании, уважение?
– Оценка эффективности работы. У меня она превышает восемьдесят процентов от максимального для моей модели уровня.
– А почему не сто?
– Но тогда бы не было необходимости в самообучении.
Черт, ум за ум зайдет! А с другой стороны, и правда: если эффективность сто процентов, зачем и чему учиться? Некая логика в этом имеется.
– А когда эффективность станет сто?
– Потолок поднимется, так чтобы достигнутый уровень был принят за восемьдесят.
Во, блин, неужели, в смысле арифметики, все так просто? Дополз до столба, он передвинулся дальше; снова дополз – опять передвинулся… А с другой стороны, эта система напоминает человеческое умение ставить перед собой новые цели. Достиг одной, ставь перед собой следующую, выше. Иначе жизнь теряет смысл, и остается топить нарастающую неудовлетворенность в вине. Кино, вино и домино – три источника, три составные части пофигизма.
Я вспомнил, как на выпускном вечере в гимназии выступил отец нашего одноклассника, директор выставочного комплекса «Ленэкспо». «Пока в ваших мозгах не царят кино, вино и домино, вам есть куда стремиться, – сказал он. – Как только эта троица овладеет вашими умами, можете ставить на себе крест!» Я навсегда запомнил эти его слова.
А потом, уже после всего случившегося с моими старшими, я нашел в бумагах, оставшихся от деда, материного отца, такое вот стихотворение:
Приятель четверть века
мечтал лишь об одном:
Как кошку он с порога
запустит в новый дом.
Мотаясь меж чужих, казённых стен
Был крепко взят мечтой такой он в плен…
И вот настал однажды
благословенный час,
Когда на новоселье
он пригласил всех нас.
Так принято давно в народе нашем —
С времён, как пили квас и ели кашу…
Звучали тосты громко,
звенели стаканы.
И наконец на кухню
курить явились мы.
Ведь знают и сатрапы, и поэты:
Ну что за кайф в пиру без сигареты?..
Сказал приятель грустно,
«памирину» смоля:
«Ну вот, сбылось… Но дальше
жить незачем, друзья!»
Я понял из беседы той отлично:
Мечта всегда должна быть безграничной…
А друг мой – что?.. Давно уже
его меж нами нет.
Он в собственной квартире
сгорел за восемь лет.
Мне не дает покоя
одна мыслишка – что
С мечтою о квартире
он прожил бы все сто…
Эти корявые строки как нельзя точно отражали то, что обязательно должно присутствовать в жизни каждого человека. Надо полагать, деда мучила проблема бессмысленности собственной жизни. Я много раз пытался понять, в чем же он видел эту бессмысленность. Увы, когда он был жив, подобные проблемы были от меня бесконечно далеки, а все и всех вокруг я воспринимал как данность. Проблемой же была моя невезучесть, да и ту я вовсе не воспринимал как беду. А потом случилось то, что случилось…
