Александр Прозоров - Последняя битва
— Я? — Андрей пожал плечами. — Бандиты они все, хоть и шляхта. На войну за грабежом только и ходят. Стало быть, первое, что сделать надобно, — это добычи их лишить. Людей увести и все ценности забрать или попрятать, какие только в хозяйствах есть. Как от татарских набегов испокон веков оберегались? Хлеб по осени сразу прятали, ничего на зиму не оставляли, да схроны готовили. Как опасность возникала — все ценное забирали да сами скрывались. Только то оставляли, что басурмане и сами не брали, ибо стоит дешево, а тащить тяжело, от и ляхов так же без добычи оставить нужно.
— Нешто ты думаешь, княже, мы схизматиков этих на землю русскую попустим?! — стали возмущаться думные бояре, но Иоанн только кашлянул чуть громче, и шум моментально стих.
— Продолжай, княже, — кивнул он.
— В чистом поле татарами супротив шляхты не устоять, — продолжил Андрей. — Но коли за стеной от нее обороняться, то за каждого павшего витязя ляхи десятком своих горлопанов заплатят. Если не встречать их в поле, а ждать в крепостях, заставлять раз за разом на штурмы лезть, стена за стеной и крепость за крепостью, у Батория за пару лет солдаты просто-напросто кончатся. Воевать будет некем и некем командовать.
— Обезумел ты, Андрей Васильевич! — опять заволновались бояре. — С таким воеводой никаких крепостей не напасешься!
— Без добычи, да кровью умывшись по самое горло, шляхта османского пса сама на пики поднимет, — пожал плечами князь Сакульский. — Если татар не кидать в лоб на польские пушки, а пустить округ по проселкам, чтобы на дорогах обозы грабили, да команды фуражирские вырезали, то без еды и припасов вояки из ляхов выйдут никудышные. Много не настреляют, долго в осаде не просидят. Уж чего-чего, а грабить да опосля удирать без драки, но с добычей, татары умеют. Наплачутся они с таким врагом.
— Это верно, — на этот раз с одобрением зашевелились бояре. — Наплачутся. На своей шкуре не раз проверено, каково со степняками сими дело иметь.
— Ты намерен отдавать османскому псу мои крепости? — с некоторым удивлением переспросил Иоанн.
— Если за каждую заплатят своей шкурой пять тысяч поляков, — снова пожал плечами князь Сакульский, — то после захвата десяти крепостей у Батория не останется армии, чтобы их защищать. Обозников разве в гарнизоны посадит.
Бояре, которых в посольской зале становилось все больше, опять неодобрительно загудели.
— Неправильно ты мыслишь, Андрей Васильевич, ох, неправильно, — покачал головой Иоанн, отчего бояре приободрились и стали поносить князя Сакульского еще громче. — Крепости наши — это твердыни, кои рубежи наши охраняют, и за них чужака пропускать — позор смертный… Однако же мысли твои безумные подкрепления стрельцами и детьми боярскими не требуют, а это ныне самое главное. Мыслю, из слуг моих ты один ведаешь, что делать, коли обороняться нечем, а устоять надобно. Посему поручаю тебе укрепить порубежье державы моей между Смоленском и Ливонией. Коли ошибаешься в подозрениях своих, беды не случится. Коли прав — стало быть, готов будешь. Отпись твою о поездке прочитаю вечером. Каковые припасы и сколько пушек выделить получится, решим с думными дьяками на неделе. Список тебе велю доставить, там уж сам решишь, на какую крепость чего и сколько потребнее. За старание твое тебе поклон от меня и благодарность… И не забывай, Андрей Васильевич, о главном поручении моем! Ступай с Богом. Мыслю, токмо об отдыхе ты ныне и мечтаешь.
Иоанн был прав. Отпарившись вечером в бане — с ароматными можжевеловыми вениками и тягучим хмельным медом, — ночью Андрей спал как убитый, и управляемое сновидение смог создать только следующим вечером. Выйдя через туман на летнюю проселочную дорогу, он быстро нагнал гуляющего под кленовыми кронами волхва, поздоровался:
— Здрав будь, мудрец!
— Да уж не болеют в здешнем мире, чадо мое, — просиял Лютобор, с каждым сновидением становящийся все моложе и моложе. Теперь у него была темная густая шевелюра и окладистая борода, морщины с лица исчезли вовсе, плечи развернулись, придавая гордую осанку.
— Глядя на тебя, иногда хочется поскорее перейти за грань, учитель, — улыбнулся Андрей.
— Да, это и есть главная ловушка мирозданья, — притянул к себе низкую ветку чародей, потер пальцами листок, понюхал. — Самым простым кажется то, чего труднее всего достичь. И поспешный шаг на вершину чаще всего оказывается прыжком в пропасть. Если перейти за грань слишком рано, мир не успеет пропитаться тобой достаточно сильно, а ты не успеешь стать его частью. И наступит пустое небытие.
— Боюсь, Лютобор, прежде чем сливаться с этим миром, его нужно спасти. Ты смог определить, откуда насылается порча?
— Я тебе уже сказывал чадо, оттуда… — махнул он в сторону, противоположную солнцу. Однако Андрей уже проходил этот длинный путь с весьма расплывчатым ответом и повторять его не хотел.
— Ты опять укажешь в сторону немного южнее заката и скажешь, что это где-то не очень далеко?
— Что поделать, мой храбрый отрок, я принадлежу этому миру, а не тому. — Чародей опять сосредоточился на кленовом листке. — Кабы сие творилось на землях русских, частью которых я был всю жизнь смертную и коей остаюсь ныне, я бы указал место столь точно, что стрелу воткнуть сможешь. Ощутил бы боль от порчи, как пчелиное жало, плотью своей. Ныне же ворогов угадываю, ако ветер из двери открытой. Как дует, чувствую. Но точнее указать не могу. Вот когда они в пределы наши войдут, тогда и отдам тебе на растерзание, не сомневайся.
— А они войдут? — моментально навострил уши Зверев.
— Коли дело свое черное до конца довести желают, то войдут обязательно, — отпустил ветку древний волхв. — Рази забыл? Чем дальше тот, кого от порчи исцеляешь, тем труднее сие исполнить. Дабы в душу нужную попасть, не просто образ, а частица плоти нужна. Когда извести кого-то желаешь, правило тем же остается. Подступи ближе, добудь плоти. Вот и разумей.
— Заморозки летние были, неурожаи были, мор был. Выходит, Лютобор, у них порча и на расстоянии выходит неплохо.
— Выходила, чадо мое, выходила, — не спеша пошел дальше по дороге чародей. — Доселе выходила, а теперича нет. Распятый бог не так древен, как боги наши, исконные. Однако много людей ему поклоняются, молятся, верят в него, частицу души своей отдавая. Распятый бог ныне намолен и потому силен…
— Иоанн!!! — хлопнул себя по лбу Андрей. — Как же я забыл! Ну конечно! Он же сказал, что заказал молебны во всех храмах во избавление от черного колдовства. Храмы здесь — маги там. Посему защита от молебнов куда сильнее должна оказаться, нежели порча издалека. Они больше не способны нам навредить! А ты-то откуда знаешь, учитель?
